«Богема» Пуччини в Большом театре

Новая «Богема» в постановке молодых иностранцев — режиссера Жан-Романа Весперини и дирижера Эвана Роджистера — призвана освежить кассовый сегмент оперного репертуара Большого театра, придав ему юный вид и бодрое звучание. Освежила ли, выясняла Юлия Бедерова.

«Богема» на Новой сцене Большого сделана в основном молодыми людьми (как постановщиками, так и солистами двух премьерных составов), но выглядит как старая дама. Оркестрово-напомаженная, сценически поджарая, она со стуком вышагивает через все пуччиниевские тонкости музыки и драматургии, сообщая происходящему интонацию не живости, но марша. Спектакль не то чтобы старомоден, даже наоборот, он использует актуальные театральные технологии, неоновый свет и видео, как недавний «Бал-маскарад». Но кажется если не устаревшим, то очень уставшим еще до наступления финала.

Квазиреалистическая декорация мансарды (сценограф Бруно де Лавенер) — узкий стакан или башня в разрезе, внутри есть три крохотных этажа, это добавляет героям возможности развлекать публику перемещениями. Вокруг — видеотени темных парижских крыш. Весперини, по его собственным словам, вдохновлялся фильмом База Лурмана «Мулен Руж». И действительно, пара персонажей прямо заимствованы из мюзикла. Кроме того, голодные подвыпившие мужчины исполняют танцевальные па (а что еще делают голодные подвыпившие мужчины, если не это, не правда ли), а в какой-то момент на заднике мы замечаем мельничные крылья. Но в спектакле нет и доли лурмановского вульгарного нахальства, которым он очаровывает зрителя и притом посмеивается над ним. «Богема» благочестива.

Кроме Лурмана Весперини еще обещал интригующую смесь реализма, веризма, импрессионизма и модернизма. Но вот беда, Мими и Рудольф, потеряв ключ внизу, поднимаются искать его наверх (в последней картине они также взбираются на второй этаж, чтобы спеть кульминацию предсмертного дуэта и спуститься туда, где раньше для обессилевшей Мими специально подвинули кровать к входной двери, чтобы не мучилась). А Мюзетта без одной туфли спокойно гуляет по заснеженной улице. Если бы не остальной реализм, это, наверное, можно было бы счесть импрессионизмом.

Молодые певцы, собранные по мировым городам и весям, могли бы свежо играть, но для них мало что поставлено. Словом, деваться героям некуда, остается только петь, однако с этим тоже есть проблемы. Во-первых, петь надо с оркестром, а его не видно со второго этажа (получается не вместе), и он грохочет. Певцы пытаются его перекричать, он не сдается и перекрикивает их. Так они все вместе и кричат, не обращая внимания на хитрую пуччиниевскую палитру оркестровых и вокальных тембров, монтаж фраз и фантазий, фокусы со временем, которое то растягивается, то сжимается, то заплетается в косичку, трюки с масштабом, то камерным, то огромным, жонглирование банальностью и оригинальностью, легковесностью и страстью, вздохами и вскриками, поэзией и прозой. Неловкие паузы отменяют всякую летучесть.

Лучшая роль в спектакле — Мюзетта, причем в обеих исполнительских версиях. Ольга Селиверстова вокально и актерски мягче, она создает обаятельный образ. Юная Дамиана Мицци (она же Оскар в «Бале-маскараде») — нервная, хрупкая, холодная по манере и камерная по объему голоса — жестче и ярче, ближе к оригинальному лурмановскому персонажу. Остальным, по-кэрролловски непридуманным, приходится туго. Статная дива Динара Алиева—Мими с красивым пиано и командорскими кульминациями поет определенно другую оперу. Ее сменщица Мария Мудряк, прошедшая школу «Ла Скала», нежно кокетничает и славно умирает, стараясь существовать в ансамбле, каковой певцам приходится собирать самим, без помощи дирижера. Первый Рудольф — Раме Лахай — готов бы похвастать тембром, но борется с нотами. Второй, Давиде Джусти (в его биографии — сотрудничество с Фабио Бьонди и Теодором Курентзисом), куда проворнее и увереннее в нотах, но скромнее в красках. Два Марселя составляют всем хорошую компанию, но опытный Андрей Жилиховский здесь почему-то неповоротливее, вокально грузнее, чем Алуда Тодуа. А Коллен—Петр Мигунов гибче замыкает разношерстный вокальный парад «Богемы», чем Коллен—Дэвид Ли.

Наверное, с внимательным дирижером и лучше отрепетированным ансамблем можно было бы смотреть и слушать новую «Богему», не обращая внимания на дефицит идей, фантазии и театрального дыхания, просто глядя на видеозвезды с луной и не думая, как так вышло. Ведь, скорее всего, выбрав молодых постановщиков с приличными связями (оба работали с Петером Штайном, один — еще и в Театре Капитолия Тулузы, где трудится главный дирижер Большого Туган Сохиев) и без вызывающей репутации, театр рассчитывал на благопристойный, возможно, даже современный спектакль без скандала. Так и получилось. «Богема» снова, как «Бал-маскарад», не скандал. Просто случайный спектакль в роли закономерности.