Образование

Наши дети, отправившиеся 1 сентября этого года в шестой класс, должны окончить среднюю школу, которая к тому моменту уже войдет в число десяти лучших в мире систем общего образования. Сформулировав таким красивым образом цель реформирования национальной школы, президент России Владимир Путин фактически назначил ответственным за эту сферу чиновникам их основной KPI на ближайшие шесть лет. И можно даже не сомневаться в том, что они сосредоточат все свои усилия на его достижении. Правда, как нередко бывает при определении красивых и просто формулируемых целей, при этом за пределами государственного внимания могут оказаться сложные, но содержательно важные проблемы.

Попробуем описать проблемное поле, по которому нам всем предстоит пройти, чтобы действительно получить глобально конкурентоспособное школьное образование.

Сегодня отсутствует общественный консенсус относительно того, кто за что отвечает в обучении и воспитании.

Общеобразовательная школа — это единственный социальный институт, через который последовательно проходит практически все население страны. Сейчас он охватывает 20 млн учеников и 1,5 млн педагогов. Добавим к ним не менее 20-25 млн родителей в активном возрасте (учитывая неполные семьи, но не учитывая бабушек и дедушек) и получим как минимум 40-45 млн человек, по идее кровно заинтересованных в результатах работы этого института.

При этом взгляды относительно того, чем именно должна заниматься школа, сильно разнятся. Так, в результате исследования, проведенного Институтом образования Высшей школы экономики и корпорацией "Российский учебник", выяснилось, что учителя преимущественно относят к зоне своей ответственности умение учеников "хорошо излагать свои мысли" и "хорошие знания по основным предметам". За воспитание уважительного отношения к другим, гражданской ответственности и навыки тайм-менеджмента, с точки зрения учителей, отвечают родители. Родители же, в свою очередь, не ожидают от школы формирования у детей навыка применения полученных знаний в повседневной жизни (что само по себе нонсенс), а также критического мышления — как способности отличить достоверную информацию от недостоверной по меньшей мере.

Формированию консенсуса никак не способствует отсутствие стратегии развития школы — его потенциальной основы.

И дело не в том, что ее пока нет как обязательного, выражаясь бюрократически, документа стратегического планирования. Проблема начинается с целеполагания.

Недавно министр просвещения Ольга Васильева рассказала, что основным критерием уровня грамотности школьников (в нашем контексте — критерием качества школьного образования) станет исследование PISA, проводимое Организацией экономического сотрудничества и развития. В рамках этого исследования, которое проходит раз в три года, 15-летние школьники демонстрируют читательскую, математическую и естественно-научную грамотность. По результатам предыдущего теста, которые были опубликованы в 2016 году, наши ученики оказались на 32-й позиции в рейтинге 72 стран.

Попасть за шесть лет с 32-го места на 10-е — задача крайне амбициозная, особенно если учесть, что с 2013 года мы поднялись только на две позиции.

Наверное, любое продвижение в этом и любом другом аналогичном рейтинге можно трактовать как увеличение глобальной конкурентоспособности российской школы. Но, по сути, оно означало бы только одно: наши дети не хуже других (и даже, возможно, лучше многих) умеют выполнять определенным образом сформулированные — на родном языке — задания в трех предметных областях. Для стратегической цели выглядит скудновато.

Да и как инструмент текущей диагностики на ближайшие шесть лет тест PISA имеет серьезные ограничения: в этом году тестирование уже было проведено, но его результаты мы узнаем с задержкой в год; следующие результаты станут известны в 2022 году — и все, результаты 2025 года окажутся уже за пределами текущей шестилетки.

В майском указе Владимира Путина обозначена еще одна цель — "воспитание гармонично развитой и социально ответственной личности на основе духовно-нравственных ценностей народов Российской Федерации, исторических и национально-культурных традиций".

С этой — вполне стратегической — формулировкой другая проблема: она носит слишком общий характер, нуждается в детализации и наполнении, которыми, скорее всего, займутся профильные чиновники в меру своего представления о правильном воспитании. Одна из последних новостей на этот счет, переданная RT со ссылкой на пресс-службу правительства РФ, заключается в том, что "до мая 2019 года в образовательные стандарты (ФГОС) планируется внести изменения, которые помогут обучающимся выработать нетерпимое отношение к коррупционному поведению". Каким образом школьная программа поможет победить коррупцию, масштабы которой напрямую зависят от степени влияния государства на экономику, пока непонятно.

При этом даже правильное целеполагание требует выработки адекватной программы достижения цели.

Предположим, что формулировка "гармонично развитая и социально ответственная личность" будет наполнена самым актуальным содержанием, и целью модернизации школьного образования станет формирование молодых людей, способных уже на выходе из школы отвечать на вызовы XXI века с его лавинообразной цифровизацией и необходимостью действовать в условиях постоянной неопределенности. А заодно и внести немалый вклад в экономический рост, раз уж тем же указом поставлена задача сделать экономику страны пятой в мире. Встает следующий вопрос: как нам из нынешней точки А с ее предметно-знаниевой парадигмой и перегруженными отчетностью учителями попасть в желаемую точку Б, в которой для каждого ученика выстраивается индивидуальная образовательная траектория, позволяющая ему овладеть всеми необходимыми в постоянно усложняющемся мире навыками и максимально раскрыть собственный потенциал?

Над своим ответом на этот вопрос бьются все страны мира, а многие из них — Сингапур, Китай, Финляндия, Канада и другие — уже прошли изрядный путь, их опыт нуждается в изучении. При этом интегральное копирование чужого опыта невозможно — общества слишком различаются. Например, одним из базовых принципов в Финляндии является совместное, хотя и при наличии индивидуальных программ, обучение "слабых" и "сильных" учеников. По сути, финское общество таким образом осознанно жертвует частью динамики развития своих талантов в пользу равномерности общего развития. Вряд ли это решение подходит тем странам, включая Россию, которые нуждаются в существенном ускорении своего социально-экономического развития или имеют существенные глобальные амбиции. Здесь уместно вспомнить, что наша страна сегодня представлена менее чем в 4% мировой номенклатуры научных исследований.

Чтобы найти свои оптимальные решения, нам нужна публичная общественная и профессиональная дискуссия.

Слепое копирование зарубежного опыта не только невозможно, в нем нет потребности. В нашей стране, обладающей богатой педагогической историей, и сегодня есть примеры успешных "авторских школ", руководители которых в ручном режиме добиваются максимально возможных результатов. Расширить рамки возможного для этих "передовиков", определить, что из их практик может быть (далеко не все, не зря же их школы называются авторскими) транслировано в массовую школу, выбрать наилучшие мировые решения для адаптации, создать механизмы масштабирования всего этого — задачи, решение которых невозможно без профессионального обсуждения. И без заинтересованного участия в этом обсуждении представителей государства.

К сожалению, в сфере образования принимаемые чиновниками решения пока далеко не всегда учитывают мнение профессионалов. А иногда просто вываливаются на них как из "черного ящика". Недавними примерами тому являются скандалы с попыткой изменения стандарта по литературе и проведением дополнительной экспертизы учебников, представленных для включения в Федеральный перечень (ФПУ). В первом случае против предложенного Министерством образования (ныне просвещения) варианта изменения выступили более 1 тыс. педагогов. Во втором — непрозрачная процедура проведения и странные результаты экспертизы стали предметом открытого письма на имя Владимира Путина со стороны авторов учебников. И в обоих случаях речь так или иначе шла об угрозе для вариативности в образовании, без которой, как справедливо считают педагоги и авторы учебников, невозможна его персонификация.

Выработка оптимальных в такой сложной и важной сфере, как образование, решений требует от государства межведомственной координации и учета интересов бизнеса.

Сегодня национальная система образования оказалась административно разделена на две зоны ответственности — Министерства просвещения и Министерства высшего образования и науки. При этом, в частности, Российская академия наук, до сих пор осуществлявшая научную экспертизу всех образовательных решений, включая решения для общей школы, а также система повышения квалификации выпускников педагогических вузов, сосредоточились в зоне Минобрнауки. Кроме того, в структуре правительства возник представительный блок "цифровой экономики", который не может не иметь отношения к институту "цифровой школы".

Мнение представителей реального сектора относительно тех навыков, которые позволили бы выпускникам школ сразу найти свое место в экономике, учитывается недостаточно, этот процесс не имеет институциональной основы. Особенно значимым последнее ограничение может стать при возможном росте молодежной безработицы из-за увеличения пенсионного возраста.

Недаром в майском указе в качестве одной из основных задач, поставленных перед правительством, названо "обновление содержания и совершенствование методов обучения предметной области "Технология"". Этот школьный предмет может стать самым естественным инструментом координации содержания школьного образования и потребностей экономики.

Сегодня содержание и процесс организации преподавания технологии в школе носят архаичный характер, мало отличаясь от уроков труда полувековой давности. Как показал опрос, проведенный среди профильных преподавателей, две трети из них по-прежнему преподают "кройку и шитье", хотя продолжать заниматься этим хотели бы только 19%. При этом 3D-печать преподают всего 1,5% педагогов (хотели бы 44%), программирование — 3,4% (хотели бы 20%). Очевидно, что такая "технология" не учитывает не только перспектив развития, но и текущего состояния рынка труда (если только мы не намерены конкурировать с Китаем и Юго-Восточной Азией в производстве ширпотреба), в то же время требуя отвлечения временных и финансовых ресурсов. Результаты этого опроса также показывают, что сами педагоги готовы к кардинальному изменению в содержании школьного технологического образования.

В то же время понятно, что ни одна обычная школа не может предоставить своим ученикам весь диапазон возможностей по получению навыков, необходимых для работы в том сегменте реального сектора, который их действительно интересует: кто-то склонен к графическому дизайну, кто-то — к робототехнике. Эта проблема может быть решена с помощью организации системного взаимодействия школ со сферой дополнительного образования ("Кванториумы", региональные технопарки, корпоративные образовательные центры и т. д.), обладающей разнообразной материально-технической и методической базой. Для этого, в частности, стоило бы дать школьникам возможность пройти курс подготовки по интересующей их специальности вне школы, получить соответствующий сертификат и зачесть его в рамках школьной программы.

Предприниматели могли бы помочь школе и деньгами, и управленческими навыками.

В 2015 году потребность в новых школьных местах оценивалась в 6,5 млн. ед. – фактически это 13 тыс. новых школ по 500 мест. Только бюджетными средствами задачу решить сложно, но есть возможность организовать государственно-частное партнерство (ГЧП) – в широком смысле слова.

Например, у Сбербанка есть "коробочный" продукт для концессий под строительство школ в российских регионах. Есть и желающие из числа игроков образовательного рынка: та же корпорация "Российский учебник" уже публично презентовала свою модель ГЧП, в рамках которой частный партнер как строит и оснащает школу за свой счет, так и обеспечивает управление ею в соответствии с требованиями к образовательным организациям. А государство как публичный партнер обеспечивает возврат инвестору средств через ежегодные платежи, включающие возмещение и капитальных, и операционных расходов. Есть у этой корпорации и проект управленческого консалтинга для директоров существующих школ, которым очень часто не хватает менеджерских навыков.

К моменту публикации этого номера журнала в правительство уже должен быть внесен проект "паспорта" национального проекта "Образование", значительная часть которого наверняка будет посвящена цифровизации школы. Некоторый парадокс заключается в том, что для успеха всего нацпроекта потребуется преодолеть искушение "цифрой" — избежать ограничения необходимой модернизации исключительно технологическим переоснащением.

Современные технологии крайне важны, и если они становятся инструментом привлечения государственных средств и внимания в сферу образования — это хорошо. Но школа — это прежде всего учитель. Полтора миллиона наших педагогов очень по-разному относятся к цифровым решениям. При этом именно им предстоит перевести наших детей из точки А в точку Б за ближайшие шесть лет.

Кстати, международный опыт показывает, что наивысшие места в рейтинге PISA занимают те страны, которые обеспечивают педагогам наилучшие условия для развития и творчества.

Андрей Кармышкин