Контекст

Пока все празднуют День народного единства, памятник героям этого дня может исчезнуть

Настоящее отношение к Дню народного единства, который страна празднует уже 13 лет, у нас есть шанс узнать в ближайшее время — благодаря невольному «социологическому эксперименту», затеянному Государственным историческим музеем. Музей открыл кампанию по сбору средств на реставрацию московского памятника двум главным действующим лицам 1612 года Кузьме Минину и Дмитрию Пожарскому, поставив целью собрать 46 млн рублей. И сама инициатива, и ее исход как нельзя лучше иллюстрируют тот зазор, который существует между пропагандистским использованием отечественной истории и желанием всерьез хранить традиции и помнить прошлое.

— Скажем честно: мы вынуждены были прибегнуть к этой акции,— рассказывает «Огоньку» инициатор сбора средств, начальник управления общественных связей Государственного исторического музея Мария Лемигова.— В конце 2016 года музей получил памятник на баланс безо всякого дополнительного финансирования. Осмотр этого крупнейшего в нашем собрании экспоната тут же показал, что последние 200 лет он ни разу не реставрировался и его состояние близко к критическому. Государство не готово выделить средства на реставрацию, и полтора года мы занимались тем, что обходили все крупнейшие компании страны с просьбой пожертвовать деньги на памятник. Никто не откликнулся — и тогда мы решили обратиться к самим россиянам.

Ход логичный: 200 лет назад памятник тоже ставили на народные средства. Против его появления были все «вышестоящие инстанции», даже сам император Александр I сомневался, что на реализацию монументальной задумки скульптора Ивана Мартоса найдутся деньги. Но рачительные купцы и горожане откликнулись — несмотря на неспокойную международную обстановку, проблему с торговлей и наполеоновские войны. Всенародная подписка по сбору средств на памятник стартовала в 1809 году и уже к 1811-му принесла 136 тысяч рублей. Только обнаружив такое единство народного мнения, Комитет министров дал согласие на увековечение Минина и Пожарского в бронзе. Скульптор работал по «общерусскому заказу» даже в разгар Отечественной войны 1812 года, и уже в 1818-м монумент был установлен на Красной площади.

— Чем он стал для тогдашней общественности, лучше всего передадут слова Белинского: «Когда я прохожу мимо этого монумента, когда я рассматриваю его, друзья мои, что со мною тогда делается! Какие священные минуты доставляет мне это изваяние! Волосы дыбом подымаются на голове моей, кровь быстро стремится по жилам, священным трепетом исполняется все существо мое, и холод пробегает по телу»,— рассказывает Валерий Перхавко, ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН.— Даже если вынести за скобки восторженность «неистового Виссариона», очевидно, что это был действительно народный памятник народным героям. Скульптуру изображали на лубочных картинках, обыгрывали в пословице: борода-то Минина, а совесть-то глиняна, пристыживая нечестных на руку купцов, и делали центром общественных гуляний.

Новая революционная эпоха (даром что уважала Белинского) вытравила весь «священный трепет» вокруг героев 1612 года и самого памятника. Поскольку подвиг Минина и Пожарского привел к воцарению династии Романовых, памятник после 1917 года просто занавешивали красным кумачом — чтобы не попадался на глаза. В 30-е годы на страницах «Правды» Демьян Бедный заклеймил Минина и Пожарского как взяточников и казнокрадов, а поэт Джек Алтаузен сквозь века грозил им исторической расправой: «Случайно им мы не свернули шею. // Я знаю: это было бы под стать. // Подумаешь — они спасли Расею! // А может, лучше было б не спасать?» Почтение к двум бронзовым фигурам вернула, как легко догадаться, очередная война. И вот уже приписанные Минину слова: «Нет такой силы, которая поработила бы нас» — на плакате 40-х годов соседствуют с изречениями вождя народов: «Пусть вдохновляет вас в этой войне образ наших великих предков!»

Купцу Минину и князю Пожарскому, по-видимому, привычно вдохновлять соотечественников, в каком бы разобранном и беспамятном состоянии они ни находились.

— Заметим, что текущее наше состояние мало чем лучше недавнего советского прошлого, которое перекроило историю России вдоль и поперек,— полагает Игорь Яковенко, профессор кафедры социокультурных практик и коммуникаций РГГУ.— У нас и сейчас ставятся без разбора памятники святым и изобретателям оружия, советским вождям и их жертвам, и все это не вызывает никакой рефлексии. Исторический музей предпринял отважную попытку заговорить с обществом, но сложно даже предсказать, на какой ответ он рассчитывает.

Пока ответ есть, но робкий: собрано около 2,4 млн рублей. Зато имеются и по-настоящему трогательные пожертвования, как, например, от класса одной сочинской школы: дети собрали по 100 рублей на реставрацию памятника и отправили музею. Нашлись даже те люди, предки которых 200 лет назад собирали деньги на работу скульптора Мартоса,— для них на кон поставлена фамильная честь: сохранить вложение дедов.

— Кузьма Минин во многом загадочный персонаж российской истории: если о князе Пожарском сохранились архивные сведения, то о купце, предположительно, мяснике и инициаторе народного ополчения в основном обрывки легенд,— рассказывает Сергей Сироткин, сотрудник Российского государственного архива древних актов.— Но это как раз и делает его всегда современным — каждый год мы рассчитываем получить о Минине какую-то новую весть, проливающую свет на его историю и биографию.

И конечно, никому не хочется, чтобы этой новой вестью была весть о разрушении московского памятника: она вряд ли испортит легендарную историю Минина и Пожарского, но точно подпортит репутацию города, праздника и самих разговоров о «народном единстве».

Ольга Филина