РНО сыграл две редкие симфонии Шостаковича

В зале имени Чайковского состоялся концерт Российского национального оркестра (РНО) под управлением Василия Синайского. Первое отделение началось с Моцарта, второе — с Бородина, но основой программы стали два раритета — Вторая и Третья симфонии Шостаковича, посвященные Октябрю и Первомаю соответственно. На концерте побывал Илья Овчинников.

Дирижер международного класса, Василий Синайский в свое время последовательно возглавлял Оркестр Московской филармонии, Госоркестр России, Симфонический оркестр Мальмё (Швеция), Большой театр, был главным приглашенным дирижером Филармонического оркестра Би-би-си, сотрудничал и со многими другими оркестрами и оперными театрами мира. Его выступления с РНО не слишком часты, но всегда незабываемы, будь то исполнение Пятой симфонии Чайковского, Четвертой Брукнера или «Осуждения Фауста» Берлиоза. Все эти интерпретации подкупали интуитивной — не рациональной — выстроенностью, а сам маэстро представал дирижером могучего стихийного дара, далеким от замаха на какую бы то ни было концептуальность. Тем любопытнее выглядела его идея исполнить две революционные симфонии Шостаковича — сама по себе концепт: в наследии композитора обе — на положении гадких утят и исполняются, по крайней мере в Москве, раз в полтора-два десятилетия и уж никак не в одном концерте.

Дабы не отпугнуть публику, не жалующую подобные вечера, Синайский начал с надежного хита — Концертной симфонии Моцарта, пригласив солистами братьев Ивана и Михаила Почекиных. Похоже была выстроена программа, которую РНО сыграл годом раньше с маэстро Кириллом Карабицем, также уравновесив Шостаковича Моцартом. Увы, тогда на фоне близкого к гениальности исполнения Тринадцатой симфонии («Бабий Яр») была слишком слышна роль довеска, отведенная Двадцать третьему концерту Моцарта. Концертной симфонии повезло больше: без какой бы то ни было претензии на аутентичность Моцарта сыграли с заразительной жизнерадостностью, заряда которой хватило и на Вторую симфонию Шостаковича.

Год назад Вторую представил Владимир Юровский за пультом Госоркестра, и совсем иной она предстала теперь. Главное для слушателя Второй — пережить первые минуты, где молодой Шостакович предвосхитил европейский авангард середины века: у Юровского это был без малого удар под дых — в начале программы! Вся она прямо или косвенно посвящалась революции, и сам контекст сообщал Второй исключительно мрачное настроение, которое так любит и умеет усилить Юровский. Совсем иначе у Синайского: финальный хор во славу «Октября, коммуны и Ленина» прозвучал на удивление весело и задорно, а в центральном эпизоде, где Юровский трактовал «музыку революции» в чисто разрушительном ключе, слышалось и созидательное начало.

Если год назад вопрос трактовки симфонии оставался загадкой, Синайский ответил на него прямо, поразив публику не трагедией, а красотой: скрипичные соло Алексея Бруни окружались не менее изумительным ансамблем деревянных духовых. В нем выделялся кларнетист Дмитрий Айзенштадт, ставший также одним из главных героев второго отделения. Его предусмотрительно начали с «Половецких плясок»: были в зале те, кто не ушел в антракте только ради них и собирался сбежать до начала Третьей симфонии Шостаковича. Двоих соседей по ряду мне удалось отговорить с помощью чистой арифметики: Третью не исполняли в Москве 16 лет и вряд ли скоро исполнят вновь. Впрочем, Вторая до прошлого сезона не звучала еще дольше — без нее обошлись и 100-летие, и 110-летие Шостаковича. Зато стал яснее смысл присутствия Моцарта и Бородина в программе: не только для привлечения зрителей, но и для смягчения их сердец, для снижения напряжения не столько от восприятия симфоний Шостаковича, сколько от их ожидания.

«Половецким пляскам» эта роль удалась — с темпераментом дирижера они совпали идеально, а оркестр буквально творил чудеса, радуя слух и в tutti, и каждой группой в отдельности. И вновь жемчужиной звучал кларнет, и с него же началась Третья симфония Шостаковича. В отличие от Второй, не слишком дружественной к слушателю, Третья как будто стремится к себе расположить: соловьем поет кларнет, затем два, с бодрым маршем вступает оркестр, напоминая то «Петю и волка», то «Петрушку». Эпизоды сменяют друг друга с кинематографической быстротой, и тем страннее, что симфонию играют так редко — заскучать здесь некогда, она стремительно летит вперед.

Хоровые финалы Второй и Третьей добросовестно исполнил Московский областной хор имени Кожевникова, порадовавший и неплохой дикцией. Оркестровое вступление, за которым грянул хор, было полно самой искренней революционной романтики, хотя барабанная дробь перед тем звучала весьма зловеще, да и другие эпизоды симфонии предвещали многое из того, что позже раскроется в Четвертой и Пятой. Этим ярким концертом открылся филармонический абонемент РНО, его продолжат два концерта с Михаилом Плетневым за пультом и еще один — с Борисом Березовским за роялем, с нынешнего сезона решившим выступать без дирижера.