тенденции

Нефтехимическая промышленность растет темпами, значительно превышающими динамику роста мирового ВВП. К 2030 году нефтехимия может стать ключевым драйвером спроса на жидкие углеводороды в мире. Сможет ли Россия стать одним из лидеров этого перспективного рынка?

Основной фактор стремительного развития нефтехимии — замещение традиционных материалов (бумага, стекло, металлы) во всех отраслях экономики. Этому способствовали увеличение технологических свойств продукции из пластиков, снижение ее стоимости, а также потребности в сокращении массы товаров. Так, использование пластиков в пищевой упаковке может сократить ее вес до 70%. В автопроме за последние десятилетия доля пластиков доведена до 20% от общей массы авто. Дополнительным фактором является рост благосостояния населения в развивающихся странах и, следовательно, душевое потребление полимеров.

При этом в ближайшие 10–15 лет для традиционной нефтехимии нет угроз со стороны новых технологий. Перспективы вторичных полимеров из пластиковых отходов и инновационных материалов серьезно ограничены относительно низкими ценами на нефть, что делает разработку новых технологий нерентабельной, а затраты на сбор, сортировку и переработку пластиковых отходов значительно дороже производства первичных полимеров. Также вторичные полимеры уступают традиционным по технологическим свойствам, что сильно ограничивает области их применения. Массовых альтернатив пластикам не просматривается, и, значит, нефтехимия с ее высокой добавленной стоимостью будет только наращивать производственные мощности.

При этом для покрытия спроса только на этилен, ключевой продукт нефтехимии, необходимо ежегодно вводить 5–6 млн тонн новых объемов. Заявленные на данный момент проекты не способны справиться с этой задачей — к 2030 году потребуется еще порядка 30 млн тонн мощностей. Основные драйверы нового предложения — монетизация дешевого сырья (прежде всего на Ближнем Востоке и в США), а также строительство мощностей в основных регионах спроса (Китай, Юго-Восточная Азия, Индия).

Выигрыш в «большой нефтехимической игре» останется за теми, кто реализует свои конкурентные преимущества — доступ к дешевому сырью и технологиям, а также эффективность реализации инвестиционных проектов, затраты на которые в нефтехимии исчисляются миллиардами долларов. Неслучайно производители углеводородов массированно вкладываются в нефтехимию. За последние 20 лет национальные нефтегазовые компании увеличили долю в совокупных мощностях по производству полиолефинов с 15% до 34%, выйдя на первое место по этому показателю. Не отстают от них и международные нефтегазовые гиганты, на чью долю приходится 22% мощностей. Нефтегазохимия приносит им до 12% от совокупной выручки.

Нефтегазовые компании рассматривают нефтехимию как вариант повышения устойчивости и диверсификации бизнеса, синергию с перерабатывающими активами, а также как способ монетизации низкомаржинальных потоков добычи и переработки. 90% нефтехимических мощностей ExxonMobil интегрированы с НПЗ или газоперерабатывающими заводами компании. Уровень интеграции с нефтехимией на заводах Total, BP и Shell в Европе превышает 40%. В период с 2005 по 2015 год нефтегазовые компании ввели в эксплуатацию 35% всех мировых мощностей по этилену и не планируют на этом останавливаться. Ожидается, что до 2025 года эта доля вырастет до 45% в том числе за счет проектов на базе дешевого сырья.

Преимущества и их реализация

Наглядный пример важности доступного сырья — «сланцевая революция» в США. Технологии, наличие инфраструктуры и конкурентной среды, а также инвестиционная привлекательность привели к снижению цены как на природный газ, так и на этан, «жирный» компонент природного газа и один из ключевых видов сырья для нефтехимии. До 2009–2010 годов цена на этан в США определялась с привязкой к нафте, как альтернативному сырью пиролиза. В результате «сланцевой революции» предложение этана значительно превысило спрос, что привело к изменению механизма его ценообразования до уровня теплотворной способности при сжигании вместе с природным газом, то есть в 2,5–4 раза ниже по сравнению с прежним уровнем. Это позволило американским компаниям снизить себестоимость этилена до уровня ближневосточных производителей, что привело к значительному вводу в США новых мощностей в нефтехимии. Рост производства этилена в 2014–2020 годах ожидается на уровне 10 млн тонн, что в три раза больше всех существующих на данный момент пиролизов в РФ.

В свою очередь, на Ближнем Востоке доступ к дешевому сырью вместе с последовательной политикой государств по привлечению иностранных инвестиций, диверсификации экономики и увеличению занятости позволили региону за 20 лет войти в мировые лидеры по производству нефтехимии. Другая ситуация в Китае, который не обладает собственной дешевой сырьевой базой, необходимой для удовлетворения быстрорастущего внутреннего спроса. Достаточно сказать, что даже при низких ценах на нефть средняя себестоимость производства этилена в Китае (делается в основном из угля) в 1,5–2 раза выше, чем на Ближнем Востоке и в США. Но последовательная политика государства по улучшению инвестклимата и привлечению зарубежных компаний вкупе с наличием дешевой рабочей силы, развитием собственной технологической базы и эффективной реализацией крупных инвестпроектов позволили КНР обеспечивать себя по ключевой нефтехимической продукции на 70–85%, а по ряду продукции привели к существенному профициту внутреннего рынка. Дальнейшие перспективы развития мощностей в Китае будут определяться конкурентоспособностью различных технологий производства этилена в зависимости от цены на нефть, а также регуляторной политикой государства, в последние несколько лет значительно ужесточившего порядок получения разрешения на строительство и экологические требования.

Россия, вперед!

В глобальном контексте позиции России, имеющей доступ к дешевому нефтехимическому сырью, очень перспективны. Сейчас страна производит более 45 млн тонн нефтехимического сырья (более 60% экспортируется). Ожидается, что нынешний экспорт нафты и СУГ, достаточных для производства 9–10 млн тонн этилена, в будущем увеличится еще на 6 млн тонн за счет разработки новых более глубоких залежей природного «жирного» газа, а также роста уровня утилизации попутного нефтяного газа. Не стоит забывать и про огромный потенциал этана, содержание которого в природном газе в России уже превышает 10–13 млн тонн, а к 2030 году вырастет до 20–25 млн тонн (около 60% от текущего предложения этана в США). Однако использование сырьевого преимущества России для создания действительно мощной и современной нефтехимии пока ограничивается рядом факторов.

Один из них — высокая стоимость строительства. Так, установка пиролиза мощностью 500 тыс. тонн в России будет на 60–80% дороже, чем в США и Китае. Причины — жесткие строительные нормативы, суровые климатические условия, недостаточно развитый рынок подрядных организаций. Еще одна проблема, влияющая на себестоимость,— высокая доля импортного оборудования в проектах, превышающая 80% для ряда реакторов, колонн и емкостного оборудования.

Также российским производствам мешает удаленность от основных экспортных рынков. Стоимость транспортировки готовой химической продукции в Европу из Поволжья и Западной Сибири превышает $80 на тонну, что в 1,5–2 раза дороже, чем доставка по морю из стран Ближнего Востока. Разница в логистических затратах до рынка Китая отличается почти на порядок. Усугубляет ситуацию и то, что сырьевые мощности и производство значительно удалены друг от друга, что мешает строительству заводов мирового уровня в 1–1,5 млн тонн по этилену.

Сможет ли Россия выйти в лидеры мировой нефтехимии? Сегодня это вопрос национального масштаба с учетом того, что нефтехимия обладает большим мультипликативным эффектом на все смежные отрасли, что делает ее основополагающей для развития экономики РФ. Ответ на этот вопрос зависит от решения стоящих перед отраслью разнородных проблем при активном содействии государства.

Вадим Дружина, партнер McKinsey & Company