Игорь Райхельсон о кросскультурном фестивале в Новой Третьяковке, объединившем музыку, поэзию и визуальное искусство

Этой осенью одним из ярких явлений в культурной жизни Москвы стал «Т Фестиваль», объединивший классическую музыку и визуальное искусство. Проект был реализован при поддержке одной из ведущих галерей современного искусства в столице «Триумф» и благотворительного фонда «Мангазея». Фестивальные вечера проходили в здании Третьяковской галереи на Крымском Валу. В залах с работами Малевича, Кандинского, Шагала и других художников звучала музыка XX и XXI веков в исполнении звезд мирового уровня: Кристофа Барати, Юрия Башмета и «Солистов Москвы», Квартета Бородина, Бориса Березовского, Александра Князева и «Академии Кронберг». Итоги сезона специально для «Коммерсантъ Стиль» подвел художественный руководитель и соучредитель фестиваля, композитор и пианист Игорь Райхельсон.

— Как родилась идея проведения такого фестиваля?

— Идея родилась не у меня, а у моего единомышленника, основателя галереи «Триумф» Емельяна Захарова. Мы часто посещаем разного рода фестивали в России, Европе, Америке. Что-то нравится, что-то вызывает восхищение, а что-то и вдохновляет. Такие музыкальные фестивали, как «Декабрьские вечера Святослава Рихтера» в Пушкинском музее или вечера в Метрополитен-музее вдохновили нас на то, что теперь мы представили на суд любителей искусства, выбрав в качестве локации Новую Третьяковку. Среди картин русского авангарда звучала музыка современной им эпохи. Мы решили, что все концерты будут программными, у каждого из них, если вы заметили, было название. Вечер начинался в 21.30, а музей закрывался в 21 час, соответственно в залах уже не было посетителей. Музей оказывается в вашем распоряжении, вы можете спокойно гулять и наслаждаться шедеврами. Люди встречались, разговаривали, пили шампанское, угощались десертами и делали это расслаблено, так как знали, что завтра не будет работы. Я не говорю, что академический формат, практикуемый в консерватории или филармонии, неправильный. С ним все в порядке и он будет занимать 99.5% всего концертного времени. Однако мы попытались найти свою нишу и отойти от жесткого формата концерта в классическом понимании.

— По итогам первого сезона можно сказать, что этот формат работает?

— Сейчас можно с уверенностью сказать, что фестиваль понравился публике: формат состоялся. Мы давали музыку и оформляли ее разными другими впечатлениями, чтобы это сложилось в некий экспириенс для человека.

— Такие музыкальные вечера есть в галерее Тейт и в Метрополитен-музее...

— Мы ни в коем случае не утверждаем, что придумали нечто новое. Более того, я сам основную часть жизни провел в Нью-Йорке и ходил на эти концерты в Метрополитен, поэтому частично я был под впечатлением тех вечеров и в памяти у меня остался тот опыт.

Если говорить о Москве, то мы внесли новое в этот безумный избыток всего, что в этом городе есть в плане искусства. Сейчас вообще никого и ничем уже не удивить — есть даже концерты в метро, а Курентзис ночью играет свою программу.

— А Богомолов в башне «Меркурий» ставит спектакль...

— Совершенно верно. У нас не массовая история, всего 300 посадочных мест. Я надеюсь это изменится, потому что у Третьяковки будет свой концертный зал, но это пока в перспективе.

— Вы как музыкант участвовали в подобных концертах в Метрополитен-музее?

— Там есть несколько форматов. Концерты дневные, которые проходят в выходные. В каких-то я сам участвовал, где-то я просто был зрителем. И вечерние концерты, которые проводятся поздно вечером. В общем-то там также, как и у нас, вход по приглашению, хотя у нас некоторое количество билетов продается. Статистика такая: 80 процентов зрителей были приглашены, остальные купили билет. Такой расклад скорее всего изменится в следующем году. В принципе у нас очень схожий с формат с Метрополитен-музеем: там люди в нарядных платьях собирались, следовали на фуршет, общались. В программе была камерная музыка, так как зал Метрополитен-музея не позволяет размещать симфонический оркестр.

— Когда проект только запускался, то он подавался, как серия закрытых мероприятий с отборной публикой А теперь я от вас слышу, что вы хотите продавать билеты...

— Такой цели вообще не стояло. Мы демократичны и не постулировали, что к нам обязательно должны приходить люди искусства, люди из высшего света, богатые и успешные. Это не так. Просто данность этого сезона такова: этот формат еще никто не знает. Это новая история, и безусловно она будет меняться. Большая часть публики в этом сезоне — приглашенные, которых приглашаю я, Емельян, Земфира Исмаиловна Трегулова. У каждого из нас есть какие-то свои друзья-товарищи. У кого-то они в сфере музыки, у кого-то в сфере бизнеса. В итоге у нас получилось собрать интересную публику. В будущем мы понимаем, что такой формат будет востребован, поэтому приглашенные тоже будут, они всегда и везде есть, но акцент, наверное, будет смещаться в сторону продаж. Ну и не забывайте кого вы ожидаете увидеть на концерте в субботу вечером, который начинается в 22:30? Все-таки, это люди, которые очень любят музыку, люди творческие и жаждущие нового опыта. Кому может быть интересен ночной концерт? Ну, наверное, не среднестатистическому человеку. Эта музыкальная ночь в музее привлекает специфический слой слушателей. Другой тип публики будет интересно покупать абонемент и ходить в филармонию в течение года. К нам они и не придут. И это нормально, на это и рассчитано.

—- Насколько финансово рентабельным стал этот проект?

— У нас этим занимается благотворительный фонд. По определению никто не пытается делать бизнес. Мы собираем деньги, которые тратим исключительно на фестиваль, приглашение артистов, фуршет, аренду, например, рояля. Расходы могут быть очень разноплановыми. В этом году мы собрали необходимую сумму. Я ее не собираюсь оглашать, но этого было достаточно, чтобы подготовить и провести 5 концертов и один концерт на бис.

— Кто занимался формированием музыкальной программы?

— Это моя епархия, как художественного руководителя, но опять же, здесь все очень коллегиально делалось. Емельян — сам не музыкант, но гурман и очень здорово знает музыку. Иногда мне кажется, даже лучше, чем я. Он очень интересуется и за современной музыкой следит. У нас также работает промоутерская команда «Подмосковные вечера» Александра Грицевича. Они делают концерты в Москве и не только. В рамках обсуждений у меня финальное слово.

— Как вы объясняли музыкантам мирового уровня, где они будут выступать и перед кем, учитывая, что такого прецендента еще не было? Они легко соглашались?

— Если взять первый концерт, то скрипач Барати — друг Емельяна, хотя я его, конечно, тоже до этого концерта знал и он исполнял мою музыку. Если говорить о последующих концертах — Березовский, Башмет, квартет Бородина — это, безусловно, мои связи. Башмет для меня — знаковая фигура в карьере, он открыл меня как композитора. Я знал, что я должен отдать дань великим музыкантам и хотел, чтобы они все присутствовали на первом фестивале. И это удалось сделать. Все они — высочайший мировой класс. В дальнейшем мы будем расширять географию участников, будет больше привозных музыкантов из Америки, Европы.

— Когда начнется второй сезон?

— Все так же, где-то в сентябре и закончится в декабре. В общей сложности семь-восемь концертов.

— Вашу музыку еще можно будет услышать в мае, насколько я понимаю.

— В мае в Большом зале консерватории мы проводим концерты из цикла «Над барьерами». Опять мы здесь ищем какие-то неизбитые идеи. Недавно у меня был концерт в Малом зале консерватории «Приношение», звучала музыка Шумана и мой квартет, посвященный этому концерту Шумана, потом трио Рахманинова и мое трио, посвященное Рахманинову. В Большом зале будет что-то подобное, будут какие-то классические произведения и на них приношения, то есть, допустим, Паганини и приношение Рахманинова Паганини. Что-то классическое и мое на эту тему.

— Вам близка исполнительская и композиторская деятельность. Как вы себя чувствуете в роли продюсера, художественного руководителя?

— Я и раньше организовывал фестивали, когда я еще жил в Америке — на Багамских островах, например. Был фестиваль под Нью-Йорком в горах, где выступала Наталья Гутман и Башмет. В Италии мы делали фестиваль. Чем отличается орагнизовать фестиваль в России? Мне кажется, что мы, по-моему, попали в точку, поэтому здесь, я думаю, долгосрочный проект. У многих композиторов, исполнителей есть свой фестиваль, достигая определенного уровня всем интересно иметь своего рода лабораторию. Они пробуют какие-то новые пьесы, новые формы. Здесь пока точно у нас не лаборатория, потому что у нас мы показываем проверенные временем готовые продукты, и это точно не моя лаборатория, хотя моя музыка и звучала два раза. Но это вообще не самоцель.

— Большую часть своего времени вы сегодня проводите в Москве. Чем ваш нынешний образ жизни отличается от нью-йоркского?

— Мы еще не затронули эту тему — у меня еще помимо музыкальной есть еще и коммерческая деятельность, связанная с металлами. Она вообще никак не связана с музыкой, но я так живу уже много лет. Та часть жизни мне тоже очень нравится, и я как-то не готов из этого бизнеса уходить, хотя давно мог. Потому что в музыке все идет очень гармонично и динамично, моя музыка публикуется в основном не в России. Очень мало времени, к сожалению, перерывы захлестывают, а есть периоды, когда полностью или на 90% отдаешься музыке.

— С чем это связано?

— С заказами, например, к маю надо дописать двойной концерт. Мне жизнь подарила такую возможность, что я могу себе позволить писать то, что я хочу и когда хочу. Так я вижу уже 25 лет — 3–4 месяца в одной сфере работаю, а потом в другой творю.

— Какие качества, которые вы «прокачали» в бизнес-деятельности, помогают вам в музыкальной и наоборот?

— В музыкальной деятельности, наверное, единственное, что может быть мне помогает, это некая дисциплина. Музыка требует собранности, поэтому, наверное, я положительно отличаюсь от других композиторов в плане организованности. Я не сплю до часа дня.

— Ваш день рано начинается?

— Конечно. Я вообще ранний. Также помогает рациональный подход к построению идеи. А касательно деятельности организации фестивалей — умение четко что-то организовать, построить, найти спонсора, объяснить идею. Тут срабатывает синергия.

Однако в любом бизнесе цель — это преуспеть, сделать и получить какое-то вознаграждение. В музыке же наоборот, тут цель сделать красивый фестиваль, получить удовлетворение от сделанного и доставить удовольствие публике, больше ничего.

— Ваши партнеры из бизнес-среды, поддерживают ваши музыкальные начинания? Или воспринимают это как чудачество?

— Они все знают, что я с 5 лет играю на рояле, закончил консерваторию, Джулиард в Нью-Йорке, что если меня набрать в «гугле» или в Википедии, то про меня будет информация как композитора. Потому что это значимая деятельность, это интереснее и это оставляет след. С точки зрения истории, если будет такое счастье остаться в ней остаться, то как предприниматель я вряд ли заметный след оставлю, правда, как композитор — тоже гарантий никаких, но есть шанс. Мне кажется, многим даже приятно, что есть такой необычный партнер.

— По Нью-Йорку не скучаете?

— Нет. Хотя у меня там дети и родители, я там бываю. Я жил там с 18 лет и переехал сюда полностью лет 8 назад. Основная часть сознательной жизни, образование, высшее образование, становление произошло именно там. Для меня Америка — очень понятный мир, более понятный, чем Россия. А по душе — я все равно остался здесь. Поэтому когда я сюда переехал, то почувствовал себя в своей тарелке. Хотя до сих пор российского паспорта у меня нет, но это не мешает здесь жить и чувствовать себя отлично.

— А как композитор вы себя чувствуете продолжателем русской композиторской школы или зарубежной?

— Мне кажется, что это именно сплав и того, и другого. Потому что я же еще и джазовый музыкант, много играл с Игорем Бутманом, мы с ним начинали вместе и остаемся ближайшими друзьями. Я как-то параллельно развивался и в классической музыке, и в джазовой. Одним из первых я начал заниматься стилем под названием кроссовер. Для меня это было смешение джазовой музыки и классической. Вообще вся моя карьера началась написанием джазовой сюиты для альта, саксофона, рояля и струнного оркестра по просьбе Бутмана, с которым мы познакомились, хотели что-то сыграть вместе и не понимали, что именно. Так возникло это произведение, оно по количеству исполнений — мое самое популярное и объездило весь мир. Однако чем старше я становлюсь, тем я больше ухожу в академическую музыку. Безусловно, я испытал огромное влияние Рахманинова, Чайковского и Шостаковича, не скрою. Любой композитор — это синтез того, что ты услышал и потом пропустил через себя.

Беседовала Елена Кравцун