Почему Североатлантической альянс продолжает расширяться?Размышляет Леонид Млечин

Почему созданный 70 лет назад Североатлантический блок не только не распался, но и расширяется.

Леонид Млечин

Расширение Североатлантического блока на восток — одна из самых болезненных тем для нашей страны. Запад обвиняют в обмане: когда объединялась Германия, когда заканчивалась холодная война, когда распускали Организацию Варшавского договора, вы поклялись не расширять НАТО на восток, но обещание не сдержали! Почему? И что именно обещали Москве в 1990 году, когда рухнула Берлинская стена и объединение Германии совершенно неожиданно стало реальностью?

Слова на фоне

1990 год был годом большой дипломатии. После падения Берлинской стены объединение Германии стало неизбежным, хотя никто не ждал, что это произойдет. В 1989 году западногерманские журналисты брали интервью у Андрея Громыко, недавнего министра иностранных дел, только что вышедшего на пенсию. Спросили: какую позицию займет советское руководство в случае объединения Германии?

— Поезд единого германского государства ушел,— твердо ответил Громыко.— Я готов повторить это тысячу раз.

Для этого у Громыко были достаточные основания. Объединение Германии — помимо самих немцев — никого не радовало. И породило все старые страхи, причина которым две мировые войны, развязанные Берлином в ХХ столетии. Хотя западный мир неизменно поддерживал стремление немцев к единству, на самом деле пока Германия была разделена, соседи чувствовали себя в большей безопасности.

Помешать объединению пыталась премьер Великобритании Маргарет Тэтчер. Она первой из мировых политиков оценила Горбачева и говорила с ним откровенно. Во время переговоров Тэтчер попросила не вести запись и сказала:

— Великобритания не заинтересована в объединении Германии. Это приведет к изменениям послевоенных границ, и мы не можем этого позволить, поскольку такое развитие событий подорвет стабильность и может угрожать нашей безопасности. Я могу сообщить вам, что это и позиция президента США.

Такого же мнения придерживался французский президент Франсуа Миттеран. Когда в мае 1940 года вермахт вторгся во Францию, сержант Миттеран был ранен. Осколок снаряда попал ему в плечо. Полтора года он провел в немецком плену. Президент прославился фразой: «Я так люблю Германию, что был бы счастлив, если бы их осталось две».

Но говорить все это публично европейские политики не хотели: зачем ссориться с немцами. Они надеялись, что Советский Союз возьмет на себя эту неблагодарную роль и помешает Германии объединиться.

В начале 1990 года от СССР, казалось, зависело все. На востоке Германии была расквартирована мощная группировка — свыше 330 тысяч советских солдат и офицеров. И власти ГДР ничего не делали без санкции СССР. Но в Москве не знали, что предпринять. 26 января 1990 года в Кремле политбюро обсуждало германскую проблему. Председатель КГБ Крючков доложил: «Социалистической единой партии Германии уже нет как таковой, все государственные структуры в ГДР развалились, это уже не настоящее государство».

Социализм в Восточной Европе умирал на глазах. Немцы в обеих частях Германии хотели объединения. Можно ли было его остановить? Только танками. Но это означало превратить всех немцев во врагов... Если объединение неизбежно, решили в Москве, тогда пусть единая Германия станет нейтральной.

Горбачев заметил:

— Никто не должен рассчитывать, что объединенная Германия уйдет в НАТО. Наличие наших войск этого не позволит. А убрать их мы можем, если американцы тоже уберут свои войска. А они этого долго еще не сделают…

В какой-то момент Москве это показалось перспективным решением: поскольку холодная война завершилась и исчезло противостояние Запада и Востока, то логично, если НАТО и Варшавский договор «отомрут».

Но западные страны такую перспективу наотрез отвергли. Европейцы боялись единой Германии. И выход единственный: Германия остается в составе НАТО. Этот корсет будет сдерживать тевтонские амбиции — когда и если они вновь проснутся.

Министр иностранных дел ФРГ Ганс-Дитрих Геншер считал, что неопределенности надо положить конец. Германии следует остаться в НАТО. Но как убедить советское руководство поддержать это решение? Геншер помнил, что произошло во время венгерских событий 1956 года: восставшие против социалистического режима венгры сразу объявили, что намерены вступить в НАТО, и это дало советскому руководству оправдание для военной акции.

В 1990-м Венгрия вновь была в политической повестке — готовилась к первым свободным выборам. Геншер заявил: «Советский Союз не должен бояться, что в случае прихода к власти нового правительства страна присоединится к западному альянсу. И у русских должны быть какие-то гарантии того, что, если, например, польское правительство в один прекрасный день выйдет из Организации Варшавского договора, оно на следующий день не вступит в НАТО». Немецкого министра поддержал прагматичный госсекретарь Джеймс Бейкер, техасец и старый друг президента Буша: 9 февраля 1990-го в Кремле он сказал, что если СССР соглашается на членство в НАТО единой Германии, то «натовские войска не продвинутся на восток ни на дюйм».

На следующий день встретились два министра иностранных дел — Геншер и Шеварднадзе. «Мы понимаем,— сказал Геншер,— что членство объединенной Германии в НАТО рождает сложные вопросы. Для нас одна вещь ясна: НАТО не станет расширяться на восток». Шеварднадзе ответил: «Я вам верю». И много лет потом бывшего советского министра иностранных дел будут упрекать в легковерности, а то и в чем-то похуже. А западных политиков — в прямом обмане. Но был ли этот обмен репликами обещанием на века? Речь шла о той исторической эпохе. О том, что, если Польша и Венгрия выходят из Варшавского договора, они не присоединятся к НАТО на следующий день.

Потом Горбачева будут попрекать: почему, когда он согласился на объединение Германии, не заставил Запад зафиксировать обещание не расширять НАТО на восток?

— В начале 1990 года Варшавский договор еще существовал,— напоминает Горбачев,— само упоминание о возможности расширения НАТО казалось тогда абсурдом.

События между тем развивались стремительно: после поездки Горбачева в США (в начале лета 1990-го) канцлер Коль приехал к Горбачеву — окончательно договариваться. СССР согласился на объединение Германии и обещал вывести войска, находившиеся там с 1945 года. Германия подтвердила, что признает все послевоенные границы, и взяла на себя финансовые обязательства в отношении СССР. 31 августа 1990 года ФРГ и ГДР подписали договор об объединении. 12 сентября в Москве страны-победительницы подписали с представителями ФРГ и ГДР договор об окончательном урегулировании. 3 октября восточные земли вошли в состав ФРГ. Социалистическая Германская Демократическая Республика прекратила существование. У стен Рейхстага устроили невероятный фейерверк…

Золушка на балу

После революционных событий в Восточной Европе в 1989 году существование Организации Варшавского договора лишилось смысла. 25 февраля 1991 года упразднили военные структуры. 1 июля в Праге подписали протокол о полном прекращении действия договора. Горбачев в Прагу не поехал. От СССР подпись поставил вице-президент Геннадий Янаев.

Руководители стран НАТО в Лондоне в июле 1990 года заявили об окончании холодной войны и приняли решение серьезно сократить обычные и ядерные вооружения в Европе. Госдепартамент США сформулировал стратегию: «В текущей обстановке предоставление восточноевропейским странам полного членства в НАТО и гарантий безопасности не в интересах НАТО и США».

Прибалтика еще оставалась частью СССР, и ее вступление в НАТО вообще не обсуждалось. В Восточной Европе к власти приходили пацифисты вроде президента Чехословакии Вацлава Гавела, который, будь на то его власть, распустил бы не только Варшавский договор, но и НАТО.

Но в конце 1991-го Советский Союз распался. А еще вспыхнула война в разваливающейся на части Югославии. Соседи испугались. Возник страх кровавой балканизации всей Восточной Европы. И вчерашние социалистические государства… запросились в НАТО.

Джордж Буш не прислушался к их пожеланиям. Сменивший его в Белом доме в 1993-м новый президент Билл Клинтон был более внимателен. После нескольких месяцев размышлений в Вашингтоне решили двигаться вперед, но медленно и осторожно: в январе 1994 года Клинтон, выступая в Праге, объявил, что в принципе НАТО будет расширяться, но еще не ясно, когда это произойдет. Восточноевропейские государства испытали большое разочарование: были отвергнуты заявки всех, кто мечтал вступить в Североатлантический блок.

Польше, Венгрии и Чехии предстояло в ближайшие три года изведать все муки ревности и оскорбленного национального достоинства. Они с горечью убедились в том, что ни для Западной Европы, ни для США отношения с Восточной Европой не принадлежат к числу приоритетных. Главным партнером Запада оставалась Москва.

Но возникал главный вопрос: если социалистический блок перестал существовать, если распался Варшавский договор, то зачем сохранять НАТО как систему коллективной безопасности западных стран? Еще в 1991 году лидеры НАТО признали: «Угроза полномасштабного нападения действительно исчезла». Некоторое время в штаб-квартире НАТО размышляли: чем же заняться?

Выяснилось, что безопасность европейских государств не гарантирована: существует опасность региональных, малых войн, и многие члены альянса — сравнительно небольшие страны — чувствовали бы себя вне блока уязвимыми. НАТО гарантирует, что входящие в него страны не начнут воевать друг с другом. И что ни одна из этих стран не рискнет без общего согласия на кого-то напасть. Гарантии работают: Турцию и Грецию, которые находятся в постоянном конфликте, от войны удерживает только их членство в Североатлантическом блоке; маленькая Македония, видя, что война охватила остальные республики бывшей Югославии, попросила разместить у себя 500 американских солдат, и этого оказалось достаточным, чтобы никто не покусился на ее территорию. Восточноевропейские страны руководствовались столь же предельно циничным расчетом: иметь на своей территории солдат НАТО, чтобы этим щитом отгородиться от всех будущих неприятностей.

В Восточной и Центральной Европе не очень любят друг друга. После распада социалистической системы все эти чувства выплеснулись наружу и обернулись ненавистью к соседям. Вспомнились старые обиды: с нами плохо обращались, нас эксплуатировали, подавляли, обманывали, грабили, не считали за равных. Многие политики считали, что, если эти страны не интегрируются в единую Европу, они одичают, варясь в своем этническом соку, и это рано или поздно выльется в отчаянное, грубое насилие по отношению к соседям. Кровопролитие в Югославии было предвестьем других вооруженных конфликтов.

И хотя в Москве предпочитали говорить, что НАТО расширяется, правда жизни состояла в том, что в НАТО буквально ломились восточноевропейские страны! Они требовали, чтобы их приняли.

Ни у американцев, ни у европейцев не было оснований до бесконечности говорить им «нет». На встрече с Биллом Клинтоном президент Борис Ельцин настаивал, чтобы американцы обещали ему не принимать в НАТО бывшие советские республики. «Послушай, Борис,— объяснил ему Клинтон,— я просто не могу этого сделать. У меня нет полномочий накладывать вето на вступление в альянс какой-нибудь страны».

Тогдашний министр обороны США Уильям Перри вспоминал:

«Когда заместитель госсекретаря Ричард Холбрук предложил немедленно принять в НАТО Польшу, Венгрию Чехию и страны Балтии, я был против. Я считал правильным отложить это на два-три года, чтобы русские почувствовали себя комфортно относительно системы западной системы безопасности и не воспринимали ее как угрозу. Я изложил свои доводы президенту Клинтону и попросил собрать Совет безопасности. Госсекретарь Уоррен Кристофер и советник президента по национальной безопасности Энтони Лэйк промолчали. В пользу расширения НАТО выступил вице-президент Ал Гор. Гор считал, что все проблемы с русскими можно будет решить. Я так не думал. Я даже хотел подать в отставку, но остался в надежде смягчить нарастающее недоверие. Оглядываясь назад, я сожалею, что не был достаточно убедителен».

Восточные европейцы мечтали попасть в НАТО и ЕС, как Золушка — на бал. Считали, что это тот самый клуб, в который если они попадут, то там своего принца и встретят. Для них членство в НАТО — самая надежная гарантия безопасности, а вхождение в ЕС — непременное условие успешного экономического развития. Справедливы ли ожидания — совсем другой вопрос…