Британия стала заложницей собственной демократии

«Брексит» побил все рекорды — самое продолжительное заседание кабинета, череда отставок, включая обещание отставки самой Терезы Мэй, раскол в ведущих партиях с драматичным переходом в оппозицию прямо на заседании парламента. Политическая драма перешла и в телевизионную: у парламентского телеканала ВВС подскочили рейтинги — все смотрят прямые трансляции бесконечных дебатов даже за пределами Англии.

Александр Аничкин

Дата намеченного выхода Соединенного Королевства из Европейского союза 29 марта прошла — и ничего не случилось. Чехарда продолжается: на этой неделе (10 апреля) намечено заседание ЕС на высшем уровне по поводу возможной отсрочки «Брексита», а 12 апреля подойдет и срок очередного «дедлайна» по выходу (или невыходу) из ЕС. Притом что все сроки или уже прошли, или совсем на носу, ситуация остается крайне запутанной, и никто толком не может объяснить, что будет в итоге. Попробуем посмотреть, какие существуют варианты дальнейшего развития событий.

Аппаратные игры

У премьер-министра Терезы Мэй нет большинства в парламенте. До сих пор она опиралась на крайне консервативную северо-ирландскую Демократическую юнионистскую партию (ДЮП). Однако эту поддержку юнионисты теперь отозвали — им не нравится предложенный премьером вариант соглашения с ЕС, при котором сохраняется таможенный союз. Компромисс не был найден даже в ходе серии «индикативных» голосований в палате общин. По замыслу автора этой затеи депутата сэра Оливера Летвина, депутаты должны были найти приемлемый вариант из восьми возможных. Но они отклонили все восемь предложенных вариантов выхода из ЕС.

Сюжет с «Брекситом» с места не сдвинулся, зато теперь хитроумный сэр Оливер стал знаменит. Он действительно колоритная фигура на британском политическом небосклоне. Внук российских эмигрантов из-под Киева, бежавших за границу от еврейских погромов, стал одним из тончайших операторов в административных процедурах. Хотя и решительности ему не занимать: как-то к нему в дом забрались воры и стянули бумажник с банковскими карточками, так сэр Оливер прямо в пижаме бросился по улицам в погоню и отобрал кредитки.

Гоняться за консенсусом сложнее: после изнурительных голосований стало ясно, что без поддержки части оппозиции выхода из кризиса не найти.

Ситуация тупиковая: ни у консерваторов-брекситеров, ни у оппонентов надежд на скорую развязку нет.

Расклад вырисовывается предположительно такой. Тереза Мэй договаривается о компромиссе с лейбористами (они тоже за таможенный союз, но требуют защиты прав трудящихся, подвисающих вне Евросоюза), хотя и потеряет всякую поддержку крайних брекситеров внутри своей партии. Маневр рискованный, но не безнадежный: с полученным компромиссным вариантом Мэй отправляется 10 апреля на саммит ЕС за новой отсрочкой и, если европейцы соглашаются, новый вариант сделки возвращается в парламент и вновь проходит процедуру одобрения. Если же ЕС отказывает, то остаются два варианта: или no deal — выход без всякого соглашения, или отмена «Брексита». Европейский суд уже вынес решение, что и такой вариант правомочен (с отзывом заявки на выход по статье 50 Договора о ЕС).

Правительство, правда, заявляет, что отзыва не будет: референдум обязывает — мол, воля народа. И это несмотря на массовый марш против «Брексита», собравший миллион человек в Лондоне в конце марта, несмотря на шесть с лишним миллионов подписей под гражданской петицией в парламент и правительство за отзыв заявки на «Брексит» (ее составила 77-летняя Маргарет Джорджиаду, пенсионерка из Йоркшира. Просто отправила на официальный сайт для петиций и села в Twitter, приглашая разных известных британских деятелей поддержать прошение — и в социальных сетях поднялась волна).

Итак, вид на ближайшую перспективу: четкой позиции нет, с отсрочкой — неясно. Что же на следующем горизонте? Какие варианты?

Помимо упомянутого уже no deal (исход «по умолчанию», если не будет принято какое-то другое решение, контрольная дата пока — 12 апреля) остается (теоретически) возможность возвращения к уже согласованной с ЕС договоренности, которую палата общин уже трижды отвергала, но другой договоренности попросту нет.

Еще вариант — начать все с нуля и написать совершенно новое соглашение о «Брексите». Для этого нужно согласие ЕС, и если оно будет дано, тогда запускается спираль: начинаются новые переговоры, британский парламент и ЕС голосуют за итоговый документ, сделка вступает в действие.

Если же ЕС отказывается все начинать заново (а на этом настаивает, например, президент Франции Эмманюэль Макрон), то у Британии остается совсем скудный выбор: экстренные парламентские выборы, вотум недоверия с падением правительства, отмена «Брексита» (не договорились уйти, так не договорились; остаемся), ну и, наконец, повторный референдум.

Куда ни кинь, всюду клин

У повторного референдума есть много сторонников и столько же яростных противников. В самом деле, проголосовали, решили выходить, так чего ж еще спорить? Сколько раз нужно голосовать, чтобы добиться «правильного» решения? Раз «воля народа» выражена, ей дОлжно покориться. Ээ, нет, говорят, оппоненты. Какая же это воля народа, когда за «Брексит» 17 млн с хвостиком, а против 16 млн? И как быть с теми, кто не голосовал — их больше четверти граждан страны? Да и с молодежью, которая в 2016 году еще не имела права голоса, что делать: как считается, в подавляющем большинстве она настроена в пользу ЕС?

Еще головоломнее практическая сторона повторного референдума. Правила вынесения какого-либо судьбоносного решения на всенародное голосование оговорены в специальном законе 2000 года. Для такого шага необходимо решение парламента плюс время для подготовки голосования британским центризбиркомом, а его, времени, впрочем, как и решения, попросту нет. Кроме того, не ясно, как сформулировать вопрос или вопросы и что ставить на голосование?

Скептики кивают и на исторический опыт, свидетельствующий, что такого рода метания ни к чему хорошему не ведут. Вспоминают, что еще во времена Французской революции маркиз Кондорсе вывел свой знаменитый парадокс: при наличии более двух вариантов выбора демократия неизбежно приводит к диктатуре (маркиза-математика потом казнили, но революция действительно привела к наполеоновской диктатуре). Примерно то же повторилось в революции русской. Да и по поводу наших референдумов — горбачевского о сохранении СССР (77 процентов за, 22 процента против) и ельцинского «да-да-нет-да» — мы до сих пор разводим руками.

Как быть? Судя по опросам общественного мнения, сейчас большинство британцев настроено в пользу членства в ЕС. Но не подавляющее. Последние данные такие: за ЕС — 51 процент, за «Брексит» — 45 процентов (март), или 47 против 44 процентов (февраль, оба опроса службы Survation). Как видно, радикального сдвига в настроениях не наблюдается. Так что новый референдум при любом результате оставил бы такой же неприятный осадок и раскол, как и голосование 2016 года.

Прорыва не сулит и проведение новых парламентских выборов. Расчет на то, что народ выскажется в поддержку партии, наиболее ясно сформулировавшей позицию по «Брекситу», не годится: ни у одной из двух главных партий, консервативной и лейбористской, нет решающего преимущества. Более того, несмотря на разногласия и даже настоящий раскол, у консерваторов поддержка в электорате, скорее, выросла, а вот либерал-демократы, выступающие против «Брексита», ощутимой поддержки не набирают.

Правда, серьезная поддержка оказалась у новой парламентской группы из 11 депутатов — консерваторов и лейбористов, покинувших свои партии в знак несогласия с «Брекситом». К независимой группе по аббревиатуре TIG (the Independent Group) приклеилось название Tiggers — так по-английски выглядит известный нам Тигра из «Приключений Винни-Пуха». Независимые пока не сформировали новую партию, но в опросах получают значительную поддержку — от 14 процентов до четверти избирателей, а среди молодежи даже до 47 процентов. Однако британская избирательная система так устроена, что новой партии крайне сложно пробиться в парламент даже при широкой общенациональной поддержке. Кроме того, остаются еще и региональные особенности, которые нельзя не учитывать: четыре территории, составляющие Великобританию, разделились строго пополам — две проголосовали против «Брексита» (Шотландия и Северная Ирландия), две за (Англия и Уэльс).

Самая непростая ситуация с Шотландией: здесь национальная партия (с 35 депутатами в палате общин) выступает против «Брексита», опираясь на поддержку 62 процентов шотландцев, голосовавших за то, чтобы остаться в ЕС. Как ни крути, в любой договоренности проевропейская настроенность шотландцев должна быть учтена. Иначе вновь возникнет вопрос о независимости и отделении Шотландии, где, кстати, расположена база британских ядерных сил сдерживания.

Не легче и с Северной Ирландией. О том, что там проходит 500-километровая сухопутная граница с ЕС, почти забыли во время кампании перед референдумом по «Брекситу».

Теперь же это главное препятствие: оставить, как сейчас, границу прозрачной, значит, свести к пустому звуку главное положение «Брексита» — «возвращение суверенности и контроля над границами». Если же попытаться вернуть ее, то возвращается угроза «смутного времени» — гражданской войны и терроризма 1970–1980-х годов. Создание ЕС с прозрачными границами и свободным перемещением людей в свое время стало основой трудного соглашения об урегулировании в Северной Ирландии, потому что сакральный вопрос, с кем оставаться в союзе, с Британией или с Ирландией, отпал сам собой — все оказались в общем европейском доме. «Брексит» грозит поставить все с ног на голову: в самой Северной Ирландии продолжается политический кризис, с начала 2017 года региональное правительство не действует, и конца этому раздраю не видно.

Все это только британская сторона вопроса. А ведь есть еще и необходимость проговорить все детали с 27 остальными членами Евросоюза, со всеми их озабоченностями. От непосредственно заинтересованной Ирландии и европейских «крупняков» Франции и Германии с их тесными промышленными и торговыми связями с Британией до бывших республик советского блока с немалым числом граждан, обеспечивающих беспутный Альбион работниками в ключевых секторах экономики. В столицах ЕС, как и в Брюсселе, проявляют все больше нетерпения и даже жесткости в отношении дальнейших договоренностей. Этот «процесс без конца» начинает надоедать.

Как суммировал корреспондент «Файненшл таймс», освещающий «Брексит», «ясно одно — что никому ничего не ясно». Эта тотальная неясность отравляет атмосферу. Ругаются как биндюжники, а не как англичане. Некоторым депутатам, особенно тем, кто «предательски» осмеливается выступать против «Брексита», шлют угрозы, пристают на подходах к парламенту (угрозы расправы получила даже бабуля — автор петиции за отзыв «Брексита»). Да и друзья признаются мне: сами себя не узнаем, полный разлом. И ожесточение нарастает. В одном из многочисленных обсуждений пожилой дядечка предложил, вполне серьезно: а что, вот Шотландия хочет остаться в Европе, а я нет, так пусть все, кто хочет Европы, переезжают в Шотландию, а мы останемся…

С точки зрения бизнеса

Раздражение затянувшейся неопределенностью затрагивает все слои. Бизнес, и британский, и международный, тоже требует ясности. Когда ее нет, и биржи лихорадит, и инвестиционные потоки «сохнут», и сделки срываются.

Вот два примера, иллюстрирующих взаимозависимость современных европейских предприятий. Самолеты «Аэробус», хорошо знакомые всем летающим по делам и туристам,— совместный продукт ведущих европейских стран. Собирают самолеты в Тулузе, главном центре французской авиапромышленности, но крылья для них делаются в Англии. «Аэробус» уже предупредил, что переведет это сложное, требующее высококвалифицированных работников производство в другие страны, если неясность с «Брекситом» будет продолжаться. Не оставаться же без крыльев!

Другой сюжет связан с популярной и у российских дам автомашиной «мини». В 1960-е «мини» была символом передового британского промышленного дизайна (как и мини-юбка, тоже британское изобретение), потом ушла тень, но затем вновь вернулась к росту продаж в наше время — это уже успех нового собственника, германской BMW. Так вот, ни одна машина не поедет без коленчатого вала (такого устройства в моторе, которое и заставляет все в автомобиле крутиться). Производство коленвала для «мини» — целый процесс: стальную заготовку начинают делать во Франции, затем отправляют на завод BMW в Англии для фрезеровки, дальше готовый коленвал едет в Германию (Мюнхен), где его вставляют в мотор, а уже готовый мотор опять пересекает Ла-Манш, чтобы попасть в Оксфорд, где есть не только знаменитый университет, но еще и главное сборочное производство «мини». Получается, что коленвал трижды пересекает пролив, пока не угнездится в готовой к продаже «мини» (а если авто отправляют на экспорт, скажем, в Москву, то еще и четвертый раз). В этом ничего особенного, но есть важное обстоятельство: современное производство способно эффективно функционировать лишь в режиме just-in-time — точно по графику. Складов практически нет, компоненты прибывают к конвейеру за час-другой до того, как идут в дело. И вот представьте, «Брексит»: возвращение таможенного контроля превратит часы в дни, сорвет налаженные графики, а в жестком варианте вообще парализует производство.

Бизнесмены, словом, не возражают, что демократия должна торжествовать. Согласны и с тем, что без споров и компромиссов нельзя. Но все громче в деловых кругах ропот: и деньгам, и времени счет нужен, пора определяться...