Как в действительности устанавливали советскую власть в Баварии

4 апреля 1919 года в Баварии была провозглашена советская республика. В России это известие было воспринято с огромным энтузиазмом, ведь шествие революции, как и предсказывали большевики, стало всемирным. Просуществовала новая советская республика недолго. А после ее разгрома остался открытым важный вопрос — какую роль в этом неудачном опыте сыграли коммунисты из России.

«Поразительный пример»

Такого масштабного и искреннего взрыва восторга, как тот, что начался после появления сообщений об установлении советской власти в Баварии, вряд ли ожидали даже самые прозорливые из руководителей большевиков. Образованию советского правительства в Мюнхене радовались даже те, кто днем ранее понятия не имел ни о том, где находится Бавария, ни даже о ее существовании. Из забытых богом уездов в Москву шли телеграммы с приветствиями баварскому пролетариату и Коммунистическому интернационалу.

Ничего удивительного в этом не было. Чуть раньше, 21 марта 1919 года, было объявлено о создании советского правительства в Венгрии, и этот двойной успех свидетельствовал о том, что мировой буржуазии нанесен тяжелый удар. Предположения о том, что она прекратит помогать врагам советской власти и Гражданская война, голод и лишения останутся в прошлом, выглядели вполне логично.

Сознательным пролетариям виделась и ясная перспектива. К примеру, в приветствии Баварской советской республике, принятом на собрании общегородской конференции Московского союза металлистов 4 апреля 1919 года, говорилось:

«Счастливы приветствовать Вас в дни Ваших побед над старым буржуазным миром. Мы верим, что Вашему примеру скоро последуют пролетарии всей Германии. К двум Советским Республикам — союзницам Российской и Венгерской — присоединилась теперь третья — Баварская. Это такой могучий красный клин, врезавшийся в тело буржуазии, противостоять которому наиболее сознательные буржуа уже считают безнадежным.

Призрак коммунизма претворяется в действительность, и на небосклоне настрадавшегося человечества ясно виднеется красная звезда всесветной республики Советов. С верою и бодростью может глядеть пролетариат на свое будущее.

На всех парах к коммунизму.

Да здравствует Советская Бавария».

Высший законодательный орган РСФСР — Всероссийский центральный исполнительный комитет (ВЦИК) — декларировал такие же взгляды. 9 апреля 1919 года было обнародовано приветствие ВЦИК венгерским и баварским товарищам, в котором говорилось:

«Рабочие и крестьяне России, первые во всем мире поднявшие красное знамя борьбы за коммунизм, выражают твердую, непоколебимую уверенность, что не далек час победы рабочего класса в остальных странах.

Никакие усилия империалистов Европы и Америки задушить первые шаги коммунистической революции отныне не могут спасти их от неизбежного торжества коммунизма.

Пролетариат всего мира, имея перед глазами поразительный пример победоносного восстания трудящихся в 3-х странах Европы, с полной верой в победу последует за ним».

Однако истина заключалась в том, что в Москве прекрасно знали, что Баварская советская республика нежизнеспособна.

«Дело бесплодно»

О главной из причин поражения советской республики в Баварии видный член Германской компартии Пауль Фрейлих в 1924 году писал:

«Возникла она в крае с преимущественно сельскохозяйственным производством, сосредоточенным в руках благоденствующего крестьянства… Совершенно отсутствует тот крестьянский класс, который в России мог сделаться революционным соратником рабочих,— класс бесправных, эксплуатируемых, голодающих, жаждущих земли и хлеба крестьян-бедняков… К социализации поместий царствующего дома, князей, баронов и епископов крестьянство равнодушно. Расширение собственных владений не является для баварских крестьян делом крайней необходимости. Социализация всего сельского хозяйства встретит с их стороны всяческое сопротивление, на какое только способен исполненный фанатизма собственности антиколлективистский крестьянский череп».

Ничем не лучше, по мнению Фрейлиха, были и рабочие:

«Рабочие предприятий лишь в незначительной части являются местными жителями. Большинство — пришлые. Местные весьма мелкобуржуазного происхождения — проникнуты мещанскими воззрениями».

А созданные после свержения власти кайзера многочисленные рабочие, крестьянские и прочие советы ни тогда, ни после никто не считал каким-либо подобием советской власти в России.

«Присылайте поскорее Ваше "отеческое благословение", некоторое количество марок открыто и чемодан с заделанной в нем большой суммой марок»

О потенциальных руководителях баварской советской власти бывший полномочный представитель РСФСР в Германии А. А. Иоффе, переправляя в Москву посланца из Баварии, писал 5 марта 1919 года В. И. Ленину:

«По их мнению, они там создали "советскую" республику; большинство у них спартаковское, во главе, по-видимому, стоит Левин, или, как он себя называет, Левинэ, которого я хорошо знаю. Он — русский (еврей), но каким-то образом немец по госуд. принадлежности, называет себя с.р. (левым), но после эсеровского восстания и покушения на Вас приходил ко мне с заявлением, что совершенно не разделяет этой позиции с.р.-ов и остался поэтому на службе в посольстве. Сначала он работал в бюро печати посольства, затем перешел в берлинское отделение "Роста" (Российского телеграфного агентства.— "История"). Был очень мало полезен и там и тут. Человек, вообще более или менее никчемный, малоспособный и малотолковый. Он состоял все время в "спартаковцах" (левые социал-демократы, вошедшие в 1919 году в Компартию Германии.— "История"), но даже у них, несмотря на их бедность людьми, никакой роли не играл и в руководящую группу не входил.

Начал, судя по газетным отчетам, выдвигаться с момента революции и был избран на съезд Советов. Теперь, по-видимому, в Мюнхене, играет первую скрипку там. Несомненно, что выдвинуло его только то, что он в глазах немцев является русским. Вторым лицом, играющим роль в Мюнхене, по сообщениям подателя, является Мюзам (Erich Muehsam), которого Вы, вероятно, знаете по литературе. Я знавал его еще в 900 (1900-х.— "История") годах, в эту поездку не встречал, ибо он никакого отношения к политике не имел. Это — идеалист, считающийся анархистом, человек не от мира сего, фантазер и психопат. В прежнем германском рабочем движении он был комическим персонажем.

Если таких два лица стоят во главе баварского движения, то нельзя удивляться, что дело бесплодно. Судя по сообщениям приехавшего товарища, это действительно так».

На самом деле ситуация в Баварии была гораздо сложнее. Представители старой элиты выжидали удобного момента для возвращения к власти. А входившие в баварское правительство социал-демократы запутались во внутрипартийных и межпартийных отношениях. Отдельную силу представляли собой то примыкавшие к разным группировкам, то впадавшие в анархистскую вольницу (правда, в баварских рамках приличий) войска.

Однако Иоффе это волновало довольно мало. Он предложил Ленину свой план использования ситуации в Баварии:

«Хотя сомнительно, чтобы при таких условиях Баварская Советская Республика долго продержалась, но очень важно было бы, чтобы хоть за короткое время своего существования она наглядно показала бы немцам, что такое Советская власть. Это имело бы гораздо большее агитационное и пропагандирующее влияние по всей Германии, нежели тысячи брошюр и листков. Я полагаю, что, если бы я там был, я мог бы кое-что сделать в этом направлении. Наконец, самый факт признания нами Баварской Советской Республики и мое прибытие туда в качестве Полномочного Представителя РСФСР имело бы громадное значение.

Я надеюсь, что, изменив наружность, я, несмотря на свою популярность в Германии, мог бы прошмыгнуть через Пруссию и официально объявиться в Баварии. Конечно, некоторый риск есть, но без этого ведь в нашей работе никогда не обходишься. Паспорт я мог бы достать хороший и вообще могу подготовить здесь всю технику этой поездки. Нужны лишь, конечно, были бы деньги (в марках, ибо с рублями ехать невозможно)...

Итак, если Вы со мной согласны, то присылайте поскорее Ваше "отеческое благословение", некоторое количество марок открыто и чемодан с заделанной в нем большой суммой марок и верительными грамотами. Я могу всю технику поездки подготовить в несколько дней».

16 марта 1919 года предложение Иоффе обсуждалось на заседании ЦК РКП(б), однако поддержки не нашло. И вовсе не потому, что для его реализации отсутствовали запрошенные деньги. Позднее в Мюнхен с курьерами отправляли огромные деньги. По всей видимости, было решено вмешаться в баварские дела без отправки даже тайным путем официальных лиц. А неофициальный посланник Ленина к тому времени уже прибыл в Мюнхен.

«3 дюжины декретов напечено»

Этим человеком был А. Е. Абрамович, с которым вождь мирового пролетариата познакомился, живя в эмиграции в Швейцарии. На первых порах Ленин считал его довольно никчемным партийным работником. Но мало-помалу, с успехом выполняя одно поручение главы партии за другим, Абрамович смог завоевать доверие Ленина. Они вместе проехали в 1917 году в «пломбированном вагоне» через воюющую с Россией Германию в Швецию, а затем перебрались в Петроград. Абрамович продолжал выполнять поручения Ленина, устанавливал советскую власть в Одессе, участвовал в формировании Красной армии, а в феврале 1919 года отправился устанавливать контакты с революционерами в Европе, на первом этапе — конкретно в Баварии.

Его сообщения о проделанной работе если и приходили в Москву, то с большим опозданием, и потому 29 сентября 1919 года он написал обобщающий отчет, в котором рассказывалось:

«Начну с марта, когда я приехал и согласно условия (так в тексте.— "История") поселился в Мюнхене. Я приехал как раз во время мартовских беспорядков в Берлине. В Берлине свирепствовала ужаснейшая реакция. Людей хватали просто за то, что нос не нравился. Связей установить с ЦК не было возможно».

В Мюнхене Абрамович с помощью коммунистов смог наладить выпуск коммунистической газеты:

«Успех нашей агитации превосходил всякие ожидания; во-первых, наша газета вытолкнула и почти заставила закрыться с.д. и независимые газеты. Кроме того, реорганизовав партию на началах фабрично-заводских ячеек, нам удалось стать для рабочих единственным действующим радикально и борющимся как за его повседневные интересы, так и за будущее представителями (так в тексте.— "История"). Наша организация насчитывала уже более 6000 членов».

«Декреты сыпались как из рога изобилия, но ни один не мог быть выполненным»

Поворотным моментом, как считал Абрамович, стало поражение германских революционеров в Пруссии. Баварская элита, которая не собирала избранный ландтаг, где католическим силам принадлежало подавляющее большинство, решила, что может обойтись без ширмы, в качестве которой использовалось социал-демократическое правительство. Заседание ландтага, на котором предполагалось сформировать новую исполнительную власть, было назначено на 8 апреля 1919 года. Но социалисты не собирались спокойно уступить власть.

«Они требуют всеобщей забастовки,— писал Абрамович.— Забастовку в Германии очень легко всегда провести».

Кроме того, военный министр социалистического правительства, собрав у себя представителей партий, предложил немедленно объявить Баварию советской республикой. Абрамович писал, что коммунисты выступили резко против:

«Наша партия… выступила с принципиальной декларацией, в которой заявила:

1) что соц. революция должна явиться не продуктом вожаков и их постановлений, а действием самого пролетариата;

2) что никакого разговора о на паритетных началах созданном правительстве не может быть, так как лишь тогда мы пойдем к власти, когда пролетариат, завоевав ее, выскажется, что он за коммунистическую программу».

Коммунисты, как утверждал Абрамович, выдвинули собственные требования, на которых они соглашались на сотрудничество,— «чтобы немедленно была объявлена всеобщая забастовка, чтоб весь пролетариат был вооружен, чтоб полиция и буржуазия были немедленно разоружены и, наконец, чтобы банки немедленно были захвачены пролетарской красной гвардией».

«На следующий день,— продолжал свой рассказ Абрамович,— республика советов была с большой помпой провозглашена. День провозглашения был объявлен национальным праздником, а после обеда, очевидно, для того, чтобы на конкретном примере показать, что означает сие торжество, было объявлено осадное положение, и отныне свободные рабочие разгонялись полицией (виттельсбаховской, королевской) по домам. На следующий день пролетариат, осчастливленный группой литераторов и авантюристов, принял к сведению, что комиссариаты уже поделены полюбовно и что уже более чем 3 дюжины декретов напечено (так в тексте.— "История")… Декреты сыпались как из рога изобилия, но ни один не мог быть выполненным, так как не было силы, которая бы согласилась поддержать правительство».

Баварская советская власть недолго оставалась без коммунистов. Как только к Баварии начали подтягивать силы для подавления советской республики, новые правители, как писал Абрамович, «подняли кампанию среди рабочих, чтобы те заставили коммунистов принять ответственность за происшедшее. Они обвиняли нас в безответственном сеянии раскола в рядах пролетариата и т. п.».

Через неделю Совет солдатских депутатов арестовал баварское советское правительство, и коммунисты очень надеялись, что на этом в истории «фальшивой советской республики», как они ее называли, будет поставлена точка. Но противники революционного вольнодумства решили ликвидировать его в Баварии раз и навсегда.

«Начались кровопролитные бои»,— писал Абрамович. В этих условиях по его настоянию коммунисты приняли следующее решение: возглавить сопротивление народных масс, войдя в правительство, но по возможности избежать восстания и столкновений с войсками.

«День,— вспоминал он,— прошел тревожно, но спокойно, и мы уже успокоились, думая, что буря прошла. Да не тут-то было».

«Им пришлось разбежаться»

Собственно, жаловаться вожди коммунистов должны были только на себя, ведь именно их агитация за социализм и статьи в коммунистической газете о жизни в советской России привели к такому результату.

«Мы ожидали опасность со стороны неорганизованных масс,— писал Абрамович,— а она грянула в среде нашей собственной, хотя и очень сплоченной, но чрезмерно недооценивающей роль централизации. Это главный бич современной германской коммунистической партии… Несмотря на призыв к спокойствию, различные районы собрались в районных локалях, причем товарищи, имеющие оружие, принесли его с собой. Узнав об этом, гарнизон решил их разоружить, но наши дали отпор. Сопротивление вызвало разногласия в рядах солдат, где все социалисты сейчас же перешли на сторону коммунистов, и через два часа весь город очутился в руках коммунистов. Захватив власть, они отправили делегацию к коммунистическому кабинету с предложением образовать временное правительство и подготовить выборы советов и всех учреждений, соответствующих этому строю. Нам ничего не оставалось, как подчиниться. На следующее утро весь гарнизон, полиция и буржуазия оказались разоруженными. Немедленно был издан декрет о конфискации банков, заводов и всех крупных торговых предприятий. Были избраны фабрично-заводские комитеты, разрешены жилищный и продовольственный вопросы с точки зрения советской диктатуры и был введен 8-часовой рабочий день. Весь пролетариат был вооружен, и началось всеобщее военное обучение».

«Были расстреляны несколько сот русских военнопленных»

Поначалу, казалось, коммунистам сопутствовал успех. Наступление войск, которые Абрамович называл белыми, ни к чему не привело:

«На третий день к городу стали подходить отряды белогвардейцев, но после переговоров с ними они сложили оружие и разошлись по домам».

Но заручиться не только поддержкой, но и пониманием баварских крестьян, как писал Абрамович, не удалось:

«Мы прекрасно понимали, что лишь компромиссом можно достигнуть единогласия с крестьянством, но компромисс никак не подыскивался».

День ото дня ситуация в Мюнхене ухудшалась. Абрамович обвинял в этом социал-демократов, агитировавших против коммунистов и срывавших все их мероприятия. Но то, что происходило в Баварии и ее столице, не прибавляло компартии сторонников. Майор Э. Фолькман, которого в СССР называли самым откровенным буржуазным историком германской революции, так описывал попытки коммунистов решить возникшие экономические проблемы:

«Государственные средства иссякают… Организуются "комиссии по конфискации имущества", грабят банки, обыскивают частные дома и предприятия. Руководителей крупных предприятий, театров и ресторанов заставляют сдавать ежедневную выручку и квартирную плату. Но всего этого недостаточно для того, чтобы покрыть колоссальные расходы по управлению коммунистическим государством и содержанию красной армии.

Народный комиссар финансов двадцатипятилетий банковский служащий Меннер получает строгое предписание раздобыть деньги. Сначала Меннер делает попытку организовать налеты на банки ближайших городов. Но его уполномоченных задерживают в пути и арестовывают. Тогда ему приходит в голову спасительная мысль. Он отдает приказ печатать бумажные деньги в неограниченном количестве. Разгадка найдена, нужде пришел конец, по крайней мере пока хватит бумаги.

Сияя от радости, Меннер шутит, что он может превратить каждого красногвардейца в капиталиста.

Но радость продолжается недолго. Не хватает хлеба, молока, угля. Даже в пиве ощущается недостаток. Сначала и здесь пытаются конфисковать частные продовольственные запасы. Когда и это не помогает, обращаются к крестьянам с просьбами и угрозами. Но они мало расположены выслушивать коммунистические речи и при появлении комиссии собираются толпами».

По сути, повторилась ситуация декабря 1905 года в России и 1918–1919 годов в разных частях Германии. Власти выбрали момент, когда антиправительственные элементы восстали, но еще были недостаточно сильны и с ними можно было расправиться без чрезвычайных усилий. Фактическая продовольственная блокада Мюнхена значительно упрощала задачу.

А помощь, приходившая по указанию Москвы, выглядела весьма своеобразно.

«Когда венгры были у власти,— писал в другом документе Абрамович,— то они такую кутерьму затеяли, что прямо волосы дыбом становятся. Например, в Мюнхен приезжает курьер и передает для мюнхенской партии 30 000 крон. Случайно я являюсь к нему для того, чтобы расспросить о положении дел в Венгрии. Он чуть ли не падает в обморок и дает мне еще 50 000 крон, но потом оказывается, что он получил 150 тысяч и разделил их между своими приятелями. Так же и с нашими курьерами».

Ликвидация Баварской советской республики была лишь вопросом времени.

«Как только белые появились в качестве реальной опасности,— писал Абрамович 29 сентября 1919 года,— они решили немедленно вступить с нами в переговоры и согласились помириться, передав в их руки вождей коммунистов (так в тексте.— "История"). Но рабочие, вооружившись, защищали как львы подступ в город и сдавали позицию лишь тогда, когда больше не было возможности ее держать. Так продолжалось 3 недели, и после упорного боя накануне 1-го мая им пришлось разбежаться. Зверства белых превзошли все, что до сих пор происходило. Расстреливали сотнями по одному лишь указанию буржуев».

Больше всех пострадали русские военнопленные, отправка которых домой задерживалась многие месяцы, и они присоединились к коммунистам, надеясь, что из советской Баварии в советскую Россию смогут попасть гораздо быстрее.

«Были расстреляны несколько сот русских военнопленных»,— констатировал Абрамович.

Сам он скрылся и перебрался на север Германии. И потом долго удивлялся тому, что немецкие и австрийские коммунисты больше не хотят ничего слышать ни о революции, ни о восстаниях. Но спастись удалось далеко не всем заметным коммунистам. К примеру, Левинэ, о котором Иоффе писал Ленину, был расстрелян.

Задача, которую Иоффе предлагал реализовать,— оказать большое агитационное и пропагандирующее влияние — была выполнена. Правда, не для всей Германии, а для Баварии — и с прямо противоположным знаком.

Евгений Жирнов