Как и чем прирастала Украина

Нынешние события на Украине причудливым образом вписались в историческую канву — столетие украинской государственности. Юбилей, правда, неоднозначный: дата есть, а вот связной столетней истории украинской государственности нет, хотя попыток было в избытке, в том числе и достаточно экзотических.

Александр Сабов

Подсвеченная факельными шествиями украинских националистов, последняя четверть века, как в зеркале заднего вида, позволяет разглядеть весь этот столетний путь. Исходной точкой на нем стал 1917 год и вызванная им «украинская национальная революция», ставившая своей целью привести Украину в новую систему международных координат. Единой концепции не было и тогда, зато присутствовало обилие практик — своих, доморощенных, и чужих, паразитирующих на придуманной украинской «особости». Проинвентаризировать былое сегодня будет к месту.

Место в политике и на карте

Прогрессивное (с точки зрения сегодняшних либералов) Временное правительство России, присвоившее власть после краха империи, на стремление окраин «надкусить» властный пирог глядело однозначно косо и долго воспринимало украинскую Центральную раду как строптивую общественную организацию, которую никто не избирал. В конце концов, впрочем, Петроград признал ее высшим органом местной администрации и отдал под ее управление пять губерний — историческую Малороссию. Рада, правда, хотела большего: притязала на девять губерний, включая весь Слободской край и всю Новороссию (о Крыме никто даже не заикался), но правительство Керенского ответило категорическим «нет». И, чтобы не оставалось сомнений в том, как метрополия намерена выстраивать отношения с регионом, учредило специальную должность «комиссара по Украине». Заявка на государственность, иными словами, была однозначно похерена — Украине вместо независимости назначили смотрящего (теперь, кстати, это тоже входит в перечень исторических обид Украины на «имперскую Россию»).

Временному правительству нельзя отказать в исторической последовательности: пять губерний именно в таком статусе — это Малая Русь времен Переяславской рады. Ведь формула о «воссоединении Украины с Россией» — это чистый миф: тогда ни Украины там не было, ни суверенного государства, поэтому юридически «воссоединения» и быть не могло. Более того, не было и «присоединения», как теперь пытаются доказать украинские историки. А что же было? Настойчивые просьбы гетмана Богдана Хмельницкого и казацких старшин принять запорожское войско — войско, а не государство! — под руку русского царя Москва обдумывала целых шесть лет, предвидя немало осложнений в отношениях с Речью Посполитой. А казачий круг в Переяславе, по сути, лишь ратифицировал решение Земского собора, вызревавшее шесть лет, еще раз подтвердив добровольное обязательство казаков: «Царского величества ратные люди всегда на рубеже для украины обереганья есть и вперед стоять учнут».

Сказано очень точно: «для украины обереганья…» — с маленькой буквы. Потому что не только в русских, но и в польских источниках топоним «украина» вплоть до ХХ века обозначал лишь географическую локализацию ее населения — порубежную окраину двух государств. И это не было какой-то местной особенностью. В древних русских летописях историки насчитали больше 20 различных «оукраин» и «украин» — «залесскую», «заокскую», «псковскую», «казанскую», «северскую» и даже несколько «сибирских украин». А в Поднепровье, наряду с официальным именем «Малая Русь», этот топоним стал таким же областным названием, как Волынь, Подолье, Покутье, Северщина, Червоная Русь, Слобожанщина, Новороссия. В таких примерно границах и достояла Малороссия до Первой мировой и Февральской революции.

Чудеса трансформаций пришли вместе с другой революцией — Октябрьской и ее «дочерней» войной — Гражданской. Историческое имя «Новороссия» заменили безликие ярлыки — «юго-восток Украины» (он же «Северное Причерноморье»), а Малороссия вообще исчезла с карт и выветрилась из голов (не фигурально — директивно: в ходе Всесоюзной переписи населения в 1926 году советская власть строжайше запретила записывать опрашиваемых людей малороссами).

Впрочем, по порядку. Вплоть до Октябрьской революции Ленин был решительным противником любых федераций, но как только встал во главе государства, которое в революционных вихрях могло расползтись по швам, резко изменил точку зрения: в унитарных рамках бывшую империю было не удержать. Строительство федеративного союза национальных республик растянулось на несколько лет, но первый «кирпич» в «федеративную стройку» был заложен ровно через неделю после залпа «Авроры» — 14 ноября 1917 года появилась «Декларация прав народов России», которую подписали Ленин как глава Совнаркома и Сталин как нарком по делам национальностей: провозглашалось право народов «на свободное самоопределение, вплоть до отделения и образования самостоятельного государства».

Как и крейсерский салют неделей раньше, этот заряд, стоит отметить, был хоть и громким, но холостым: формула «вплоть до отделения» исправно повторялась во всех Конституциях советской эпохи, как союзных, так и республиканских, но ни в первом издании, ни в последующих так и не была подкреплена правовым механизмом его реализации. Реально действовал другой механизм — «соборный»: железный обруч большевистской партии и карательных органов Советской республики, который семь десятилетий стягивал союз «центра» и «окраин». Занятно, как этот феномен сегодня трактуют 30 украинских историков, коллективно написавших фундаментальную монографию «Украинская государственность в ХХ веке» (Киев, «Полiтична думка», 1996): «Из-за спины великороссов постоянно выглядывала знакомая тень шовиниста-держиморды».

Приключения автономии

Оспаривать оценки современных украинских историков смысла нет — такая у них оптика. Но помимо оценочных измерений есть ведь и территория фактов, которая всегда выглядит убедительнее. Что на ней?

О своем рождении на свет Украинская Народная Республика (УНР) оповестила мир 19 ноября 1917 года третьим Универсалом Центральной рады, в котором декларировала себя как автономия в составе Русской Демократической Республики (это означало, что Октябрьский переворот она не признает и подчиняться большевистскому Петрограду не намерена).

Такой республики в ноябре 1917-го не существовало, зато имелись украинские представления об основах госстроительства на бывших имперских просторах. Концепция сводилась к самоопределению всех населяющих территорию наций, больших, малых и крохотных, чтобы из этих неравных дробей собрать «добровольную федерацию свободных народов». Председатель Рады Михаил Грушевский изложил эту концепцию в работе «Какой автономии и федерации хочет Украина», написанной за полгода до Октября. История этого документа весьма занятна: брошюра Грушевского в апреле 1917-го миллионным тиражом была отпечатана в… Австро-Венгрии (с которой Россия, напомним, ожесточенно воевала именно в это время) для распространения на территории противника. Почитаем ее в оригинале:

«…украинская территория должна быть сорганизована на основах широкого демократичного (не цензового) гражданского самоуправления, от самого низу ("мелкой земской единицы") аж до верху — до украинского сойма (речь о законодательном органе.— «О»). Она должна вершить у себя дома всякие свои дела — экономические, культурные, политические, удерживать свое войско, распоряжать(ся) своими дорогами, доходами, землями и всякими натуральными богатствами, иметь свое законодательство, администрацию и суд. Только в некоторых делах, единых для всей российской державы, она должна принимать постановления ее общего представительства, в котором будут принимать участие и представители Украины».

Исходя из декларируемых принципов Российскую империю следовало исполосовать границами внутренних национальных образований, и у каждого были бы свои администрации, законы, суды и даже войска с правом собирать из них армию «земляков» для самозащиты или помощи своей этнической родине.

Звучит диковинно, но концепцию Грушевского уже в сентябре 1917 года обсудил съезд порабощенных народов России. В Киев тогда съехались около 100 делегатов от 12 национальных организаций (грузины, латыши, эстонцы, татары, буряты, белорусы, молдаване, казаки, представители каких-то тюркских и мусульманских организаций) и объявили свои народы «державными» на том основании, что они уже готовы провести национальные учредительные собрания. А в России одних языков больше 150, за каждым свой народ или народность, и если бы все они самоопределились таким же образом, то вектор движения был бы пугающе ясен — вместо страны оставалась бы территория.

Бывшая империя состояла из 78 губерний и 21 области, их границы не мешали людям переселяться с места на место и перемешиваться хоть семьями, хоть целыми селениями, зато мешали разойтись по национальным квартирам. Между тем концепция Грушевского в качестве ключевой перспективы предусматривала именно это — Федерация национально-территориальных автономий («дворец народов» по Грушевскому) превращала единое государство в лоскутное одеяло.

Поляки и литовцы тут же заявили, что их народы не останутся даже в перестроенном «дворце», а еврейские делегаты свой будущий национальный очаг видели только на палестинской прародине. Зато остальные участники съезда так прониклись мечтой о федерации суверенных народов, что учредили Совет народов России с местопребыванием в Киеве и усадили Грушевского на председательский стул. Не обошлось и без романтики: автор концепции объявил, что вслед за Украиной и Россией к народным федерациям придет вся Европа, а там и весь мир…

Разумеется, ни одна общероссийская политическая партия фантазией украинских революционных федералистов не загорелась. Можно не сомневаться, что ее в пух и прах разнесло бы и Всероссийское Учредительное собрание, если бы его не подставили под удар правые эсеры и не разогнали большевики. Но не случилось ей сбыться и дома: Всеукраинское Учредительное собрание запретил… Берлин.

Заграничные поправки

О немецких «шовинистах-держимордах» современные украинские историки не вспоминают, что как минимум несправедливо:

Концепцию будущей Украины как своей житницы и «Антироссии» кайзеровская Германия сформулировала для себя еще во времена канцлера Бисмарка, лишь слегка подправив польские умствования о «туранской» расе москалей и арийском происхождении поляков и украинцев.

Создать «Киевское королевство» помогла война, правда, короля не нашли, пришлось подобрать гетмана. Война внесла и другие коррективы: возник соблазн разделить рухнувшую империю еще на три протектората — Юго-Восточную Лигу, Центральную Россию и Сибирь.

С Лиги и началась новая федеральная стройка — под берлинским присмотром. В договоре Центральной рады с донским атаманом генералом Калединым она обозначалась как «союз Украины и юго-восточных областей России», что вполне совпадало с немецким проектом оторвать от России «район казаков меж Украиной и Каспием». Неудивительно и то, что оккупационная германская администрация сразу отдала половину Донбасса под управление Всевеликого войска Донского, другую половину — Украинской державе гетмана Скоропадского.

Старт проекта был резвый, но не срослось: грянула революция в Германии, которая снесла кайзера, а на Украину вместе с интервенцией привела Антанту. Под ее покровительством Центральная рада вернулась к власти (на сей раз во главе с петлюровской Директорией) и потребовала от Советской России «отступных» круче немецких: включить в этнические границы Украины Черноморскую и Ставропольскую губернии в полном составе, Кубань, Крым, Таганрогский округ, часть Ростовского округа, четыре уезда Воронежской и один уезд Курской губерний. Советская власть задыхалась в кольце фронтов, но ВЦИК на претензии отреагировал так же, как в свое время правительство Керенского: категорическим «нет».

Кончилось известно как: в вооруженной борьбе выиграл большевистский проект. И, когда пришло время строить советскую федерацию, среди вождей новой власти начался разброд: по каким лекалам?

Клинья в ассортименте

Когда Горбачев открыл ранее недоступные партийные архивы, к нам ринулись историки со всего света, среди них был и молодой американский исследователь Терри Мартин. Его книга «Империя "положительной деятельности". Нации и национализм в СССР, 1923–1939» (М.: РОССПЭН, 2011) опрокинула все расхожие представления об СССР. Почти 100 лет западные историки как дятлы долбили «советскую империю» и «великодержавный русский народ» за политику угнетения национальных меньшинств. А потомок украинских эмигрантов пришел к выводу, что это была «странная империя», «империя наоборот». Вот ключевые тезисы Терри Мартина, которому Гарвардский университет предложил место профессора русской истории сразу после защиты диссертации (она и переросла в книгу):

«Ленин и Сталин очень хорошо понимали, что русские представляют для советского единства исключительно опасную угрозу, и именно поэтому настояли на том, чтобы русские не имели ни собственной полноправной национальной республики, ни всех прочих национальных привилегий, которые были даны остальным народам СССР. Только у русских не было своей коммунистической партии. <…> На всей территории Советского Союза границы проводились в пользу территорий национальных меньшинств и за счет русских регионов РСФСР. Из этого правила не было ни одного исключения. <…> Партия потребовала от русских примириться с их официально неравным национальным статусом — для того чтобы содействовать сплочению многонационального государства. Таким образом, иерархическое различие между государствообразующей нацией и колониальными народами было воспроизведено, но на сей раз воспроизведено в перевернутом виде».

От этих слов становится не по себе: выходит, и нас целых 70 лет точил «антирусский микроб»? Самый активный этап его культивации продолжался с 1922 по 1932 год. Во всех национальных республиках и даже этнических анклавах РСФСР по директивам XII съезда РКП(б) принялись наспех кодифицировать местные языки и наречия, доводить их до литературной кондиции («партия стала авангардом национализма нерусских народов», констатирует Терри Мартин). При этом русский язык изгонялся из школ, вузов, прессы, театров, делопроизводства («традиционная русская культура была осуждена как культура угнетателей»).

Особенно бурную деятельность развила КП(б)У, в рядах которой украинцами в начале кампании назвали себя только 23 процента членов, да и из них украинским языком владели меньше половины. Не мудрено: ведь только весной 1923 года ЦК КП(б)У принял постановление о разработке украинского языка и об издании Академического словаря на основе киевско-полтавского, а не галицкого наречия. А когда партийно-советский аппарат освоил новый государственный язык, наступил черед рабочего класса: «С 1926 по 1932 год доля украинцев в индустриальном пролетариате выросла с 41 до 53%» (монография 30 историков).

При таких темпах поощряемого руководством нацстроительства на украинских товарищей вскоре уже не было удержу: свои языковые экзерсисы они перенесли далеко за пределы республики. И так переусердствовали, что в декабре 1932 года Центральный комитет ВКП(б) через день принял два постановления об отмене «принудительной украинизации» — одно касалось Северного Кавказа, другое «всей РСФСР».

Комментируя эти партийные решения, Терри Мартин ограничился географией в духе «широка страна моя родная» (Центрально-Черноземный район, Казахстан, Средняя Азия, Дальний Восток), а речь-то шла о вполне конкретных регионах. Это Кубань, которую украинские историографы еще и ныне именуют Малиновым Клином; Поволжье, где распластался Желтый Клин; юг Сибири и север Казахстана, «объединенные» названием Серый Клин; и, наконец, Зеленый Клин — на Дальнем Востоке.

Что за Клинья и откуда они в российской политике и географии возникли? Предыстория у всех общая: сразу после отмены крепостного права из Малороссии, страдавшей от нехватки земли, потоки переселенцев устремились в открытые русские просторы — пешком, на волах, пароходами Доброфлота из Одессы во Владивосток, а когда поехал Транссиб, миграция приняла массовый характер, а зоны компактного заселения выходцами из Малороссии нарекли разноцветными (для наглядности) Клиньями. Когда революции (сначала одна, потом вторая) встряхнули всю страну до самых дальних окраин, быстро выяснилось: где со времен империи возник Клин, там после ее распада неизбежно появлялись разнообразные агитаторы украинства, причем нередко в сопровождении «друзей» — от германских до японских.

Занятная деталь: буквально на подножке увозящего в немецкую эмиграцию поезда гетман Скоропадский подписал документ, ставший в его правлении последним,— закон, согласно которому планировалось создание 54 консульских служб в 24 странах мира, из них почти половина — в российских Клиньях. Его последователи из Директории пошли дальше: Серый Клин и Желтый Клин успели договориться с Киевом о «намерениях», а с Малиновым Клином даже сподобились провозгласить некое подобие федерации (ее, правда, тут же прикончила Добровольческая армия Деникина). Но самый впечатляющий результат случился на Дальнем Востоке, о чем, увы, и сегодня широкая публика пребывает «не в курсе».

Опыты госстроительства

Казалось, мы еще со школы знаем все про интервенцию 14 государств, без которой не разгорелась бы в нашей стране Гражданская война. Но не только в учебниках, даже в трудах советских историков ни одной буквой не было сказано о том, что на Дальнем Востоке главной зацепкой для интервентов стала самопровозглашенная Украинская Дальневосточная Республика (УДР) по имени Зеленый Клин.

Сами-то малороссы свою новую родину на Амур-реке и Уссури-реке называли Закитайщиной и никогда отдельно от России не мыслили. Но когда у нее появился свой флаг, гимн, краевая Рада, когда прошли четыре съезда и уже было намечено Всеукраинское Учредительное собрание Дальнего Востока, когда генерал русской службы, уроженец Дона Борис Хрещатицкий принялся формировать армию в 40 тысяч штыков, тут, понятно, уже не Закитайщиной быть, а Нью-Украиной на Тихом океане.

На помощь киевской Центральной раде УДР с ходу отправила две сотни бойцов. Их командир поручик Петр Твердовский вернулся за новым пополнением уже в ранге генерального консула Украины на Дальнем Востоке и в Маньчжурии.

Есть украинские историки, которые утверждают сегодня, что консульский статус поручика подтвердили не только гетман Скоропадский и атаман Петлюра, но и… нарком иностранных дел Советской России Георгий Чичерин. С утверждением никто не спорит — могло и такое быть. А что еще было делать Москве, когда она сама находилась в кольце огня, с трудом контролируя 1/16 территории бывшей империи? Хотя бы такими расписками удерживать от распада страну.

Но строителям украинской государственности картина виделась иначе: Зеленый Клин на Дальнем Востоке должен был замкнуть геополитические клещи на просторах павшей империи. Адмирал Колчак единственный, кто реализации замысла пытался противостоять делом: бои с «украинскими бандами» он вел вплоть до начала 1920 года, хотя и считал этот фронт периферийным. А когда Верховного правителя России представители Антанты сдали на расстрел большевикам, препятствий не осталось: «украинская громада» Приморья открыто обратилась к японскому императору с просьбой о помощи, а принявший бразды правления на восточных окраинах атаман Семёнов издал указ, признавший за украинцами Зеленого Клина право на самоопределение в рамках единого Дальневосточного государства украинцев, казаков и бурятов с предоставлением каждому народу национально-территориальной автономии.

Указ, правда, опоздал: Красная армия к тому времени дошла до Тихого океана. Тут бы и поставить точку на авантюре Зеленого Клина, но — сюжет имел продолжение. В 1932 году Япония захватила Маньчжурию и провозгласила на ее территории марионеточное государство Маньчжоу-Го во главе со свергнутым китайским императором Пу И. Союз украинских эмигрантов в этом квазигосударстве насчитывал 11 тысяч потенциальных штыков, и планы были амбициозные: создать аналог Маньчжоу-Го (на территории от Читы до Берингова пролива) во главе с «президентом» из атаманов — Семёновым. Амбиции подпитывала геополитика: уже пришел к власти Гитлер, гетман Скоропадский из своего берлинского изгнания принялся крепить Дальневосточный филиал «Украинской Сечи», в Харбин под крыло японской военной миссии целыми гуртами стали слетаться украинские националисты. Задачу четко сформулировал руководитель берлинского пресс-бюро ОУН Михайло Селешко: «Добиться великопросторности украинской империи, чтобы Россию как таковую держать в напряжении с обеих сторон». Если бы не урок Халхин-Гола, после которого Япония в отношениях с СССР выбрала политику осторожного нейтралитета, чем бы это закончилось, можно только гадать…

Американский акцент

Дольше всех к концепции Украина-Антироссия шли Соединенные Штаты Америки (об этом даже с какой-то обидой повествует монография 30 украинских историков). Атаман Петлюра первым вошел в контакт с американскими дипломатами, но выяснилось, что для них украинский вопрос находится «в зоне равнодушия» (такой термин фигурировал в американской политике в начале ХХ века). К слову, причину этого равнодушия один из дипломатов США официально объяснил послу УНР в Лондоне Арнольду Марголину в 1919 году: «Украина представляет собой нечто вроде нашего Юга, а Россия в украинско-российском конфликте выступает в роли нашего Севера. Вот почему вся украинско-российская борьба напоминает нам американскую гражданскую войну».

Позиция американских лидеров базировалась на правиле Верховного суда США: «Кто является сувереном де-юре и де-факто над территорией — это не правовой, а политический вопрос». Политические заботы Украины ничуть не волновали американский истеблишмент, а до правовых ему и дела не было. Не случайно среди 14 пунктов президента Вильсона, которыми руководствовались победители, перекраивая послевоенный (после Первой мировой) мир под гребенку самоопределения наций, упоминались бельгийцы, итальянцы, эльзасцы и лотарингцы, румыны, сербы, черногорцы, национальности распавшихся Австро-Венгерской и Оттоманской империй, а для украинского народа, и тогда уже 30-миллионного, не нашлось ни слова. Зато пункт о России, даже без уточнения, что она уже Советская, был настолько благожелателен к ней, что большевики радостно клеили его на заборах и стенах. Хотя туманность высокопарных фраз лишь маскировала секретное приложение к 6-му пункту: расколоть страну на Великороссию и Сибирь.

Если об этом помнить, то станет понятно: американская «зона равнодушия» объяснялась не стереотипом изоляционизма, а прагматическим расчетом — еще было не время. Теперь-то украинские историки точно знают из рассекреченных документов Госдепартамента США, что с Украины он глаз не спускал, но до поры до времени следовал «концепции непредрешения». Формально перелом произошел при президенте Эйзенхауэре в 1958-м, когда по инициативе профессора Джорджтаунского университета Льва Добрянски Сенат принял закон о порабощенных нациях (закон 86–90). Четвертой порабощенной нацией в этом списке значился украинский народ.

От себя добавлю: разработчик закона, ныне уже покойный, был правнуком выдающегося карпаторусского просветителя (для Карпат он «будитель») Адольфа Добрянского, который в конце жизни, на переломе веков, первым подметил, как усилиями поляков, австрийцев и немцев русский народ раскалывают надвое. Вехи этого рукотворного раскола известны: в 1890 году два депутата галицкого сойма во Львове, Юлиан Романчук и Анатоль Вахнянин, объявили о существовании «отдельного украинского народа», в 1892 году парламент Австро-Венгрии ввел в перечень официальных языков империи украинский язык (для этого достаточно было устранить три буквы из русского алфавита и ввести три новые буквы, в том числе закорючку-апостроф). А дальше — дело техники: в переписях населения Австро-Венгрии, которые с середины XIX века регулярно проводились раз в десять лет, всегда значились «русины», и вдруг в 1890 году они впервые фигурировали уже под двойным именем «русины-украинцы», а начиная с 1900 года все поголовно превратились в «украинцев». Подчеркнем: все это началось вне Малороссии, в польско-австрийской Галичине, и пришло на Украину вместе с «национальной революцией»1917–1920 годов.

Рикошет всех этих «изысканий» дает о себе знать и в наши дни, благо и идеи, и люди, ими вдохновленные, в добром здравии: дочь профессора Льва Добрянски, Пола, была заместителем госсекретаря США и курировала Украину, а ее близкая подруга Екатерина Чумаченко, бывшая студентка профессора, стала женой президента Украины Виктора Ющенко. Обе вложили немало сил в Майдан 2004 года, который трактовался исходя из положений американского закона о «порабощенных нациях», перечень которых составил профессор Добрянски.

И стоит ли удивляться, что востребованной сегодня стала и вся история «украинских Клиньев», и загадочная «Лига» (или «район казаков меж Украиной и Каспием», «Казакия» (Cossackia) — непризнанное государство на территории РФ), и даже неведомое прежде и никем не признанное государство под названием «Идель-Уральский штат». Расшифровать этот последний ребус мне удалось благодаря китайскому историку У Яньцю и его исследованию «Российские диаспоры в Китае в первой половине XX века». Среди наиболее влиятельных профессор выделяет украинских эмигрантов (как пишет У Яньцю, в Китае их называли «хахола») — тех самых 11 тысяч националистов, осевших в Маньчжоу-Го и объединенных идеей «свободного коридора» через Сибирь — до Киева.

Идея такого коридора на Украине, отмечающей «столетие государственности», жива и теперь. Так что, двигаясь вперед, не стоит забывать о зеркалах заднего вида…

Досье

Как Россия собирала украинские земли

Русское государство собирало земли современной Украины три с половиной века, от царей до вождей. При этом все рекорды по наращиванию территории побила советская власть

Левобережная Гетманщина, она же Малороссия (Киевская, Черкасская, Полтавская и Черниговская области, а также части соседних областей — см. карту), вошла в Россию в 1654 году по итогам Переяславской рады. Правобережная Украина — в 1793-м в результате второго раздела Речи Посполитой. В течение XVIII века были присоединены к России Донбасс и Новороссия (бывшее Дикое поле, где образовались Херсонская, Екатеринославская, Таврическая, Бессарабская губернии).

Рожденная Февральской революцией, Центральная рада летом 1917 года издала два Универсала, в которых провозгласила будущую Украину автономной частью будущей федеративной России, но потребовала от Временного правительства самоуправления. Помимо пяти губерний Малороссии Рада требовала под свою юрисдикцию еще четыре губернии прилегающих краев, Слободского и Новороссийского, и даже стала навязывать им свою юрисдикцию. Конфликт достиг такой остроты, что Временное правительство даже открыло уголовное производство против руководителей Рады, но последствий оно не имело: к власти в Петрограде пришли большевики. С ними Киев вообще перешел на язык ультиматумов.

20 ноября третий Универсал заявил о рождении Украинской Народной Республики. А получив приглашение кайзеровской Германии стать участником брестских переговоров, Рада издала и четвертый, провозгласив Украину субъектом международного права. С этого события украинские историки ведут сегодня отсчет столетней украинской государственности: она буквально с рождения окунулась в Гражданскую войну, которую правильнее назвать войной против всех: Петлюра бился и с украинскими Советами, и с Деникиным, и с Россией. Чем кончилось дело, известно — советской властью на просторах бывшей империи, которая с ходу взяла курс на наращивание территории Украины.

Вот какие земли вошли в состав УССР с 1917 по 1954 год по подсчетам директора института археологии Украины, академика национальной академии наук Украины, доктора исторических наук Петра Толочко (статья «Октябрь 1917 года; субъективные мысли», газета «2000», 2 ноября 2007 года).

Первый этап. В декабре 1917-го в Харькове состоялся 1-й Всеукраинский съезд Советов, провозгласивший создание Украинской Советской республики. Таким образом, край Слобожанщина (Харьковская, часть Донецкой, Луганской, Сумской областей), никогда ранее не бывший собственно украинским, в одночасье превратился в ядро Украинского Советского государства.

В марте 1918-го по решению Второго Всеукраинского съезда Советов в состав Украинской Советской республики вошла Донецко-Криворожская Советская республика, образованная в январе 1918 года. Ленин не согласился с существованием этого края в составе России и настоял, чтобы он отошел к Украинской Советской республике.

Аналогичным образом оказалась в составе Украины и Новороссия (ныне Днепропетровская, Херсонская, Николаевская, Одесская области, вошедшие в состав России по договорам с Турцией в 1739, 1774, 1791, 1812 годах). Это тоже было сделано по настоянию Ленина. Таким был первый этап территориального собирания Советской Украины.

Второй этап. Он пришелся на годы до и после Великой Отечественной войны. В сентябре 1939 года по пакту Молотова — Риббентропа в состав Советской Украины вошла Галичина, а после войны — Закарпатье и Северная Буковина, никогда ранее не составлявшие с ней одну административно-территориальную единицу. Это уже по настоянию Сталина.

И, наконец, третий этап территориального собирания Украины. В 1954 году отмечалось 300-летие воссоединения Украины с Россией, и по предложению Хрущева Верховный Совет СССР передал в состав Украинской ССР Крым (присоединенный к России в 1783 году.— «О»).

Профессор Толочко заключает: «Со всей ответственностью можно утверждать: не будь Великой Октябрьской социалистической революции, не было бы и великой Украины. Продолжай Украина и дальше существовать в границах нескольких губерний, вряд ли бы она обрела государственную независимость и после распада СССР».