Увеличение ВВП снижает долю неформальной экономики лишь до определенной границы

Рост ВВП на душу населения снижает долю теневой экономики лишь до определенного уровня, после чего есть основания предполагать его дальнейший рост — U-образная кривая взаимозависимости подтверждена в работе Института экономики труда (IZA). Причины этой закономерности неочевидны, авторы работы тем не менее констатируют: снижение доли «тени» любой ценой ради роста ВВП — не лучшее решение в экономической политике, не является универсальным ответом на рост «тени» и увеличение гибкости занятости.

IZA опубликовал работу, созданную Фридрихом Шнайдером из университета Линца и Дань Фрэнком У из Международного валютного фонда (МВФ), в серии статей для обсуждения. Работа исследует широкие данные о динамике ВВП вместе с другими факторами базы данных MIMIC, охватывающей 158 стран в период с 1991-го по 2015 год, и полемизирует с достаточно хорошо известными работами (в первую очередь со статьей 2008 года Рафаэля Ла Порта и Андрея Шлейфера), показывающими на менее подробных выборках, что в современных экономиках доля «тени» достаточно монотонно снижается с ростом ВВП на душу населения.

Теневая экономика в разных работах описывается различными, но, впрочем, в последнее время схожими определениями: в тексте Шнайдера и У, как во всех работах этого рода и в базе MIMIC, под ней подразумевается любая учитываемая в ВВП монетизированная деятельность, не регистрируемая как таковая в госструктурах ее участниками по налоговым (нежелание платить налоги), регуляторным (деятельность ограничена или запрещена, регуляторные барьеры достаточно высоки, чтобы прибыль покрывала среднесрочные риски «тени») и культурным (традиционно эта сфера вне госрегулирования) соображениям.

Как показывают авторы, в мире теневая экономика очень распространена, в базе данных MIMIC в среднем с 1991 года она составляет 31,9% среднего ВВП, и, как отмечают авторы, нет оснований считать, что значительную часть ее составляет криминальная деятельность.

Вокруг предположения о строго негативной корреляции между уровнем ВВП на душу населения и долей в нем «тени» уже практически сложилась объяснительная модель, которая основывается на предположении о заведомо низкой в сравнении с формальным сектором производительности труда в «тени». Так, авторы IZA приводят свежую (2018 года) работу турецких исследователей Чейхуна Элгина и Ферда Эртурка в Eurasian Economic Review — она предполагает, что в целом размер теневой экономики в конкретном ВВП определяется сравнительным соотношением совокупной факторной продуктивности (СФП) в «тени» и формальном секторе.

В работе подтверждается это предположение — но лишь до определенного момента: IZA несколькими способами демонстрирует, что после «провала тени» при достижении определенного уровня ВВП на душу населения доля неформального сектора в экономике начинает расти (хотя и существенно медленнее, чем падала). Возможно, дело в том числе в более свежих данных, с которыми работает IZA, и более широком страновом охвате. Так, база MIMIC дает более подробные данные о структуре ВВП стран Персидского залива, части Азии и по Восточной Европе — при этом в нее уже попали данные о «тени» в мировом ВВП после старта интернациональной кампании по цифровизации налоговых данных, борьбы с офшорами под флагом G20 и реакции «тени» на финансовый кризис 2008 года. Как показывает практика, например России, посткризисные движения размера «тени» в последние десятилетия могут быть быстрыми и сильными.

Каких-либо сильных предположений о причине U-образной формы зависимости размера «тени» от богатства народов Шнайдер и У не делают, хотя описывают круг возможных направлений поиска — в том числе изменение форм занятости в развитых экономиках, изменения в участии в труде женщин (в частности, с определенного уровня ВВП на душу населения мужчинам, как выясняется, гораздо легче найти работу или приработок «в тени») и более тяжкое регуляторное бремя в развитых экономиках. Связанным с этой проблемой Шнайдер и У считают развитие гибких форм занятости, популярного способа противостояния «тени»: по их расчетам, увеличение такой занятости в среднесрочной перспективе действительно снижает уровень неформальной занятости и ее долю в производстве ВВП, но долгосрочно, видимо, бесполезно.

Авторы при этом не скрывают, что удивлены полученными выводами, в которых они, впрочем, уверены: «вопреки всем высказанным ранее мнениям и нашим собственным эмпирическим наблюдениям, это должно быть совершенно ясно — принятие жестких мер для радикального сокращения или даже уничтожения теневой экономики не должно считаться наилучшим и первоочередным решением (для поддержки роста ВВП.— “Ъ”) ни в какой период развития»,— говорится в работе.

Находка IZA и по форме напоминает устройство «ловушки средних доходов» (см. “Ъ” от 22 апреля), и, возможно, связана с ней содержательно: можно предположить, что процесс реорганизации рынка труда и структуры инвестиций при достижении определенного уровня ВВП на душу населения устроены сложнее, чем предполагалось ранее, и не исключено, что «тень» является необходимым элементом в этом процессе. Сложнее предположить дальнейшую зависимость «тени» от более высокого ВВП — не исключено, что через 10–15 лет в наиболее богатых экономиках после определенного порога «тень» вновь будет относительно сокращаться. Напомним, исследования «ловушки средних доходов» предполагали, что их может оказаться несколько.

Дмитрий Бутрин