Скромное обаяние ностальгии
Михаил Трофименков о «Вилле» Робера Гедигяна
На фестивале «Французские каникулы» в летнем «Пионере» состоится российская премьера фильма «Вилла» француза Робера Гедигяна — не заполонившее все болтливое парижское кино, а искреннее, печальное и оптимистическое высказывание о жизни, смерти, обществе и людях
Трудно представить себе более банально-буржуазный сюжет, чем сюжет «Виллы». Трое старых детей — актриса Анжель (Ариан Аскарид), выставленный на пенсию преподаватель Жозеф (Жан-Пьер Даруссен) и лесник Арман (Жерар Мейлан) — воссоединяются на вилле разбитого инсультом отца, чтобы решить судьбу дома своего детства. Столь же трудно вообразить более банально-привлекательное место действия, чем бухточка вблизи Марселя, где стоит пресловутая вилла. Что может быть более банально-конъюнктурной темой, чем судьба выброшенных на Лазурный берег беженцев из Африки: троих таких детей обнаружат герои фильма. Наконец, что может быть более банально-реакционным чувством, чем ностальгия по «старым добрым временам».
Но в сумме эти четыре банальности складываются в один из самых небанальных французских фильмов за многие годы. На фоне болтливого парижского кино, монополизировавшего территорию французского «авторства», «Вилла» — глоток свежего воздуха, искреннее, печальное и оптимистическое высказывание о жизни, смерти, обществе и людях.
Разгадка обаяния фильма — в личности режиссера Робера Гедигяна, долгие годы доказывающего, что между авторским и зрительским, народным, «популистским» кино нет неразрешимого конфликта. Гедигян — прежде всего патриот родного Марселя: дом его стоит в той самой бухточке. Едва ли не последний адепт регионалистского кино, возникшего в конце 1960-х,— выражения бунтарского духа эпохи, протеста против самодовольной централизации власти, голоса малых мира сего, «обычных людей».
Свою малую родину Гедигян снимает не как залетный киношник, эксплуататор средиземноморской фактуры: он — плоть от плоти Юга. Помогают ему в этом сообщники — банда постоянных актеров-единомышленников. Солирует в ней неотразимо некрасивая — на манер легендарной Александры Хохловой — жена режиссера Аскарид.
Возможно, нет на свете ничего прекраснее, чем южная ночь, но снять эту ночь в ее томном, чувственном волшебстве не получалось почти что ни у кого. У Гедигяна получается. Грязновато-белые скалы и неумолчный шум моря за кадром. Яхты и лодчонки, болтающиеся на волне прибоя. Виадук, по которому периодически проносится поезд, не удостаивающий этого захолустья остановкой. Огонек сигареты в ночи. Скрип рассохшихся дверей. Рыбы, бьющиеся в садке, и осьминог, присосавшийся к ноге Анжель. Тесный уют крохотного ресторанчика, где готовят по семейному рецепту артишоки в масле. Штурвал, прибитый к барной стойке: не туристский манок, а символ средиземноморской цивилизации, неразрывной связи суши и моря. Моря столь же волшебного, сколь и жестокого: в его волнах сгинула дочь Анжель. Как и почему — бог весть: море хранит свои тайны.
Но Гедигян не только марселец, но еще и один из последних настоящих французских коммунистов. Ударение здесь стоит не столько на слове «коммунист», сколько на слове «французский». Что означает не догматизм, не воинственность, а верность идеалам Народного фронта 1930-х годов. Верность идее солидарности, самоорганизации людей во имя «свободы, равенства и братства» — французской национальной идеи. Ностальгия Гедигяна отнюдь не реакционного толка. Он тоскует не по временам «французской идентичности», когда не было никаких «понаехавших», не молится на пародировавшуюся еще в 1930-х годах в фильмах братьев Превер триаду «берет, багет, аперитив». Его потерянный рай — времена, когда залетные парижане еще не обнесли свои виллы глухими заборами. Дома на побережье строились совместными усилиями соседей. На каждом шагу не попадались автоматчики на джипах или лошадях, охотящиеся на «нелегалов», а человечность перевешивала законопослушность. Когда, наконец, язык высокой культуры не был узурпирован парижскими снобами. Недаром же Анжель отдается рыбаку Бенжамену (Робинсон Стевенен), годящемуся ей в сыновья самородку. Бенжамен заболел культурой, увидев ее на сцене в «Добром человеке из Сычуани» Бертольта Брехта, и теперь способен, подхватив, продолжить цитату из самого Корнеля.
Ну и конечно, что греха таить, социальная ностальгия Гедигяна неотделима от сугубо человеческой ностальгии по молодости. В этом Гедигян — родной брат другого поэта ностальгии, узбекского режиссера Эльёра Ишмухамедова. В своей великой трилогии — «Нежность» (1966), «Влюбленные» (1969), «Какие наши годы!» (1980) — Ишмухамедов, певец интернационального Ташкента, так же тасовал любимых актеров и сквозных персонажей, как Гедигян, певец интернационального Марселя. В «Виллу» он включает — кому надо, поймет — эпизод из давнего фильма «Ki lo sa?» (1985), где герои «Виллы» были чертовски молоды и переполнены счастьем лежащей перед ними и казавшейся столь долгой жизни. Но ведь не может же не просто коммунист, а коммунист с Лазурного берега позволить себе исторического или экзистенциального пессимизма. Похоже, все свои надежды он вкладывает во второстепенных, странных, но молодых персонажей, будь то Бенжамен, Беранжер (Анаис Демустье), ветреная подруга Жозефа, или врач Иван (Янн Трегуэ). Им еще только предстоит путь разочарований, пройденный Гедигяном.
«Пионер» в «Музеоне», 25 июля, 21.30