Адвокат Александр Передрук рассказал “Ъ” о проблеме неуставных отношений в российской армии

Как сообщал “Ъ”, одной из причин массового убийства 25 октября в войсковой части 14258 в Забайкалье могли стать неуставные отношения. По одной из версий следствия, рядовой Рамиль Шамсутдинов застрелил восьмерых и ранил двоих сослуживцев из-за издевательств. Адвокат Александр Передрук, сотрудничающий с правозащитной организацией «Солдатские матери Санкт-Петербурга», рассказал “Ъ” о ситуации с насилием в российской армии.

— Насколько насилие в российской армии — массовое явление?

— Проблема дедовщины в российской армии до сих пор сохраняется. Если мы рассматриваем неуставные отношения в плоскости статьи 335 УК РФ (нарушение уставных правил взаимоотношений между военнослужащими при отсутствии между ними отношений подчиненности), то это одна история: солдаты избили своего сослуживца. Зачастую командир применяет насилие в отношении военнослужащего, в этом случае ответственность предусмотрена статьей 286 УК РФ (превышение должностных полномочий). Но статистика не разграничивает преступления. Отсутствие отдельной статьи, которая касалась бы насилия со стороны военнослужащих, не позволяет нам с уверенностью сказать, какой уровень дедовщины сейчас существует.

— Насколько часто российские военнослужащие жалуются на дедовщину?

— На казарменное насилие жалобы поступают постоянно. Одно из самых ярких последних дел было связано с тем, что военнослужащий якобы в рамках спарринга получил травму, из-за которой долгое время находился в коме. Сейчас его состояние, к счастью, улучшилось. Но родственники считают, что его избил офицер, возбуждено уголовное дело. Это произошло в войсковой части 3526 в поселке Лебяжьем Ленинградской области. На прошлой неделе похожий случай произошел в Хабаровске: боец Росгвардии умер во время сдачи экзамена на краповый берет, ведется следствие.

— Как армейское руководство относится к дедовщине?

— Официально дедовщина руководством не может поощряться, это уголовное деяние. Но командование может не знать о фактах насилия, потому что у него нет интереса к этой проблеме. Как правило, профилактика насилия в армии недостаточна. Проблема осложняется еще и принятыми в марте 2019 года поправками к закону «О статусе военнослужащих», которые запретили срочникам пользоваться смартфонами на территории воинских частей, что помогло бы собирать доказательства преступлений. Нередко записи с видеокамер на мобильниках, которые присылали военнослужащие, позволяли раскрывать преступления. Это, конечно, не значит, что телефонов в армии совсем нет, но ими пользуются уже нелегально. Можно сказать, как в тюрьмах.

— Можно ли говорить, что дедовщина, которая, казалось, сошла на нет, вновь возобновилась?

— Это довольно трудно измерить, так как нет никаких объективных данных. Пару лет назад был период, когда подобных жалоб поступало меньше. Сейчас по ощущениям их число увеличилось. Но нужно понимать, что это тоже не показатель. Уменьшение числа жалоб могло быть связано с разными факторами. Например, когда была развернута кампания по дискредитации правозащитных организаций, в том числе «Солдатских матерей Санкт-Петербурга», многие стали бояться туда обращаться.

— Психологическое насилие тоже считается проявлением дедовщины?

— Мы считаем, что дедовщина — это любое жестокое обращение, и это разновидность пыток. Дедовщина может проявляться в том, что солдата, как говорится, «прокачивают» — заставляют заниматься изнурительными физическими упражнениями, которые явно выходят за объем необходимой подготовки.

Армия подразумевает определенный уровень трудностей, которые испытывают срочники, в том числе физических. Но он не должен достигать порога жестокости.

Понятно, что тысячу отжиманий заставляют сделать не для того, чтобы улучшить физическую форму военнослужащего, а чтобы его наказать. Что касается психологического давления, на него тоже жалуются, и оно может приводить к самоубийствам военнослужащих. Речь может идти и о доведении до самоубийства, и это отдельный состав преступления.

— Насколько сложно вести дела, связанные с дедовщиной в армии?

— Когда мы такую информацию получаем, то обращаемся в следственные органы, в военное следственное управление Следственного комитета России (СКР), потом юридически сопровождаем военнослужащего, в том числе в судах. Результаты таких процессов всегда очень разные и зависят от того, как работало следствие, какие были собраны доказательства. В некоторых ситуациях, когда насилие не повлекло за собой тяжких последствий для здоровья, виновных привлекали к небольшим штрафам — в 30 тыс. руб.

— Есть части, откуда жалоб больше?

— Нельзя сказать, что есть, к примеру, десять воинских частей, где есть дедовщина, а в остальных все хорошо. Многое зависит от того, сколько человек проходят в части службу. Например, в Санкт-Петербурге в поселке Каменка есть воинская часть, где служат несколько тысяч человек. И оттуда такого рода обращения поступают чаще.

— От дедовщины страдают те, кто слабее или находятся в меньшинстве по какому-то признаку?

— Воинская часть — некий социум. Человек может быть кем угодно, чтобы на него ополчились. Но даже если он в хорошей физической форме, он с этим не сможет справиться самостоятельно. Был случай, когда от дедовщины пострадал профессиональный боксер, и я бы не назвал его физически слабым. Против него было несколько десятков человек, и у него не было шансов защитить себя.

— Нежелание обращаться в следственные органы может быть связано с тем, что жалобы на дедовщину в армии в этом социуме расценивают как доносительство?

— Я могу однозначно согласиться с тем, что случаи, которые становятся публичными, вершина айсберга. Далеко не каждый столкнувшийся с дедовщиной обращается куда-либо, большинство предпочитает терпеть. И случаи насилия в армии так и остаются преступлениями, которые не раскрываются.

— Что столкнувшемуся с дедовщиной военнослужащему нужно предпринять, чтобы не терпеть и чтобы дело в итоге не дошло до трагедии?

— Во-первых, не стоит пытаться решить проблему насилия с помощью командования части. Оно в любом случае будет нести ответственность, как минимум дисциплинарную, за то, что не пресекло эти факты. И в интересах командования дело замять. Если это возможно, нужно обращаться в военно-следственное управление СКР, собирать доказательства. Самому человеку это очень сложно сделать, потому что у военных в целом уровень правовой культуры не очень высокий, и нужно искать тех, кто может помочь. Это могут быть правозащитные организации, адвокаты, которые работают сами или с правозащитниками. Но ни в коем случае насилие нельзя терпеть.

— Из Забайкалья поступали жалобы на дедовщину?

— Из Читы неоднократно поступали. Но в такие отдаленные регионы сложно ездить, а наши ресурсы ограничены.

— Часто ли экс-новобранцы, когда становятся «старослужащими», сами применяют насилие к срочникам?

— С 2008 года срок службы в армии составляет один год, а не два, и сейчас большого разрыва между новобранцами и старослужащими нет. Российская Федерация время от времени отчитывается в разных международных органах, в том числе о ситуации, связанной с насилием в армии. Комментируя факты применения насилия в армии и меры борьбы с ними, Россия приводит в качестве положительного примера сокращение срока службы. И это действительно влияет на масштабы насилия, их, опять же по ощущениям, стало меньше.

Мария Литвинова