Глава «Северстали» Александр Шевелев об инвестициях и торговых войнах

Менеджмент «Северстали» 7 ноября в Лондоне представляет инвесторам обновленную стратегию и прогнозы на следующий год. О том, почему компания продолжает верить в положительный эффект нацпроектов, о влиянии торговых войн и впечатлениях от выступления Греты Тунберг “Ъ” рассказал генеральный директор «Северстали» Александр Шевелев.

— «Северсталь» планировала инвестировать в ключевые проекты около $2,5 млрд до конца 2023 года. Будете ли вы корректировать эти планы?

— Принципиально планы сохраняем. Наша инвестпрограмма сформирована так, чтобы достичь целей обновленной стратегии компании, которую мы объявили в прошлом году. При этом мы можем достаточно гибко реагировать на изменения, ведь хороший план тот, который может быть изменен при необходимости. Если мы увидим, что рынок движется в сторону негативного сценария развития интенсивнее, чем мы сегодня предполагаем, то у нас есть возможность приостановить реализацию ряда наших проектов. И наоборот, если рынок будет развиваться в соответствии с нашими прогнозами, безусловно, мы будем реализовывать всю заявленную программу. Из этого следует, что в ближайшие три года нас ждет повышенный уровень инвестиций, в пределах $1,5–1,7 млрд в год. После 2023 года мы вернемся к обычному для нас уровню инвестиций в $800–900 млн.

Наша стратегическая задача в том, чтобы отстроиться от конкурентов, во-первых, по уровню себестоимости, а во-вторых, по предложению на целевых рынках — то есть уйти от позиционирования «Северстали» как производителя базового проката и стать поставщиком сложных решений, за которые современный клиент готов платить больше.

За счет этого мы рассчитываем заработать за шесть лет с момента объявления стратегии дополнительно $2,1 млрд на уровне EBITDA. За 2018–2019 годы мы уже заработали около $700 млн, то есть пока мы в плане. Эти дополнительные результаты мы считаем без учета ценовых колебаний, поэтому мы расцениваем эту трансформацию и как инструмент для роста, и как «подушку» для защиты от волатильности рынка.

— Компания считает реальным уровень чистый долг/EBITDA в 0,5–1х. При каких условиях можно достигнуть этих показателей?

— В долгосрочной перспективе для нас комфортным является уровень 1,5. При этом за третий квартал соотношение составляет 0,4. Мы в сентябре вышли на рефинансирование долга, получили $800 млн по рекордно низкой ставке в 3,15% для компании не только нашего сектора, но и в принципе любой публичной компании. Что будет условием? Финансовая стабильность. Если она будет обеспечена, то уровень долга будет сохраняться на тех параметрах, которые мы заявляли. Хотя наша долгосрочная цель — не пробить уровень 1,5, для того чтобы обеспечить выплаты более 100% денежного потока, что мы и осуществляли в течение целого ряда лет, мы для себя имеем внутренний ориентир не более 1. Наши инвесторы тоже ориентируются, насколько я понимаю, на этот показатель. Думаю, в обозримом будущем мы в рамках него и останемся.

— Строительство остается наиболее серьезным драйвером роста спроса на сталь внутри страны, однако использование стали в стройке сокращается. Может ли это стать критичным для металлургов?

— Я хотел бы поспорить с утверждением, что потребление металлов в стройке снижается. Если говорить про российский рынок, основной для «Северстали», использование металла в строительной отрасли составляет 24 млн тонн, это более половины объема стали, потребляемой в России. Мы считаем, что объем потребления в стройке должен расти, для этого есть несколько драйверов.

Во-первых, национальные проекты, реализация которых на сегодняшний день осуществляется не вполне в соответствии с заявленными планами, но тем не менее. Я уверен, что в ближайшие два года они будут развиваться более интенсивно. По нашим оценкам, до 2023 года рост спроса на сталь будет в пределах 3%. Второй драйвер — тренд на экологичность. Сталь может быть многократно переработана и постоянно совершенствуется с точки зрения качественных, технологических характеристик. В-третьих, использование стали в стройке имеет большой потенциал, если смотреть на развитые западные страны. В Европе и США здания на основе стальных конструкций составляют 70–75% объектов, а в России — только 3%. Скорее всего, мы будем повышать потребление стали в стройке, приближаясь к западному строительству.

— Вы не опасаетесь, что ставка на нацпроекты себя не оправдает?

— Я не опасаюсь. По одной простой причине: страна у нас очень большая, и требования населения растут из года в год. Состояние основных фондов не улучшается. Если не начинать масштабные инвестиции в развитие инфраструктуры, в развитие жилья, в развитие современных технологий, в использование современных технических и инженерных решений, то мы не сможем как государство обеспечить достижение тех целей, которые заявляли президент и правительство. Поэтому я допускаю, что может быть некий процесс торможения, как вы говорите, но эти проекты точно будут начаты и точно будут реализовываться. И скорее всего, масштаб этих проектов будет тоже нарастать со временем.

— Полностью ли ушла острота темы «списка Белоусова» после решения о разработке законопроекта о соглашениях о поощрении и защите капиталовложений?

— Я бы сказал, что острота этой темы была снята гораздо быстрее, чем кажется общественности. Все, что мы видели и в чем участвовали на протяжении последнего года — я имею в виду рабочую группу, которая сформировала список инвестпроектов, способствующих реализации майских указов, и вырабатывала меры поддержки для их эффективной реализации,— проходило в формате продуктивного диалога с бизнесом. Законопроект пока не финализирован (он был внесен в Госдуму 1 ноября.— “Ъ”). Для нас сегодня важно наконец финализировать эту инициативу, чтобы обеспечить бизнесу понятные правила игры. Мы представили для включения в список свои инициативы, способствующие улучшению экологии, развитию несырьевого экспорта, диджитализации производства. Это, прежде всего, проекты нашей инвестпрограммы по обновлению мощностей первого передела — строительство домны №3, реконструкция коксовой батареи №11.

— Что сейчас происходит с тендерами по трубам большого диаметра (ТБД), удалось ли договориться с «Газпромом» о более справедливом распределении объемов в рамках этих тендеров?

— Последние значимые тендеры на ТБД, которые проводил «Газпром», прошли в декабре прошлого года, и Ижорский трубный завод (входит в «Северсталь».— “Ъ”) стал победителем ряда из них. В этом году серьезных, объемных конкурсов компания не проводила, но мы ожидаем их объявление до конца года. Рассчитываем, что рынок в сегменте будет расти на уровне 2–3% в год.

Вопрос о «справедливом распределении» тендеров по своей сути некорректен, уж извините. О каком справедливом распределении можно говорить, если это тендер, конкурсная процедура, по итогам которой заказчик, используя комплексную систему оценки, выбирает победителя и подписывает с ним контракт? Суть тендера — конкурентный отбор предложений на принципах состязательности, справедливости и эффективности.

— Как вы оцениваете политику Загорского трубного завода (ЗТЗ), которая привела к резкому снижению цен на тендерах «Газпрома»?

— Что касается ЗТЗ, я не готов обсуждать ценовую политику и подходы ведения бизнеса ЗТЗ, впрочем, как и других наших конкурентов. При этом могу отметить, что на сегодняшний день ЗТЗ является нашим партнером, и мы весьма успешно сотрудничаем с этим предприятием по поставкам листового проката для производства труб большого диаметра.

— Влияет ли масштабный проект ЗТЗ по строительству мощностей для выпуска бесшовных труб на планы СП «Северстали» и Tenaris? Уже есть ожидания, что этот рынок ждет перепроизводство.

— Никак не влияет. Наше совместное предприятие развивается в соответствии с графиком. На данный момент ведутся земляные работы, нулевой цикл строительства. Первые пуски планируем в 2021 году, а к 2023–2024 году — выход на полную мощность.

Очевидно, что если на рынке появляются новые игроки, если рынок не сбалансирован, то может произойти перенасыщение, хотя потребление OCTG растет на 2,5–3% в год. Безусловно, это будет негативно сказываться на балансе спроса и предложения, на прогнозировании, на активности рынка. Но наш проект предусматривает реализацию целого ряда преимуществ по сравнению с конкурентами. Мы строим вертикально интегрированное предприятие, которое к тому же будет локализовано в месте потребления этих труб. В рамках этого проекта будет реализована уникальная сервисно-логистическая модель обслуживания клиентов, которая в России до этого не применялась, а на мировом рынке успешно используется.

— А на экспорт планируется поставлять?

— На сегодняшний день нет. Но мы в любом случае рассматриваем всегда такие возможности.

— Каков ваш подход к созданию новых СП?

— Он существенно изменился. Сейчас одним из наших приоритетов является развитие партнерств. Мы в какой-то момент поняли, что для создания уникального торгового предложения не обязательно иметь все компетенции внутри своей компании. Вы знаете о двух СП: с Windar и «Роснано» по строительству башен ветрогенераторов, а также СП с Tenaris. Но мы рассматриваем большое количество проектов различного масштаба в строительной, энергетической и машиностроительной отрасли. Я пока не готов назвать какие-то конкретные названия компаний, но хочу сказать, что в ближайшее время мы можем принять ряд решений, которые позволят нам приблизиться к решению тех задач, которые мы перед собой ставим.

— «Северсталь» инвестировала в американскую Arcanum Alloys и получила от нее доступ к технологии, чтобы попробовать свои силы на российском рынке нержавеющей стали. Насколько защищена инвестиция от санкционных рисков?

— Во-первых, «Северсталь» — публичная компания с хорошей репутацией. Наш акционер является широко известным предпринимателем, многое делает для развития международной кооперации. И в этом смысле никаких рисков для санкций мы не видим.

С другой стороны, принципы, при которых санкции вводятся против компаний либо государства, непрозрачны. И в этом смысле никто не может быть застрахован.

Но есть такие риски или нет — бизнес есть бизнес. Мы должны находить возможности для поиска лучших предложений для наших клиентов и не должны ограничивать себя исключительно российским рынком. Наша инвестиция в Arcanum Alloys обеспечивает наличие на российском рынке уникального продукта, обладающего свойствами нержавеющей стали, но более конкурентоспособного по издержкам. Дополнительно эта инвестиция открывает нам возможности использовать эту технологию не только для производства нержавеющих сталей, но и сталей с другими свойствами. Например, электротехнические стали. Нержавейка — это практически единственная ниша с точки зрения стальной отрасли, которая почти полностью импортируется сейчас.

— На конец 2018 года самообеспеченность «Северстали» коксующимся углем составляла 60%. За счет чего планируется увеличить самообеспеченность?

— У нас есть четкий план по повышению обеспеченности углем. Мы существенно продвинулись в течение 2019 года, и на сегодня самообеспеченность составляет 80%. Причин несколько. Первая — реализация производственной программы на Воркуте, где мы увеличили объем производства с 3,4 млн тонн до 4,8 млн тонн угольного концентрата. Во-вторых, мы постоянно ведем работу на Череповецком меткомбинате по использованию воркутинских углей. На сегодняшний день мы научились использовать эти угли для производства моношихты. Это означает, что в принципе мы можем обеспечить себя углями для собственного производства кокса. Больше 80% стратегически нам не нужно, потому что хотелось бы иметь гибкую рыночную позицию, закупая при необходимости уголь на рынке.

— Рынок сбора металлолома сильно меняется в результате ввода квотирования. В следующем году начнутся торги через биржу. Чувствует ли изменения «Северсталь»?

— На сегодня не чувствуем. Время, конечно, покажет, но пока каких-то явных ограничений или сложностей на рынке не ощущаем. Напомню, что мы продали завод в Балаково, в результате чего потребность в ломе снизилась в два раза. Кроме того, у нас есть собственное предприятие «Вторчермет», которое полностью покрывает наши потребности. Наконец, у нас есть инвестиционный проект переоборудования шахтной печи на большее потребление жидкого чугуна. Это еще больше снизит наши потребности в ломе. Исходный коэффициент по жидкому чугуну (расход на тонну жидкой стали.— “Ъ”) увеличится с 320 кг до 850 кг. В этом смысле мы все меньше и меньше зависим от рынка металлического лома.

— Продолжает ли «Северсталь» сотрудничество с группой ГАЗ, контракт с которой заканчивался в декабре прошлого года?

— Группа ГАЗ является нашим стратегическим партнером, и наша команда машиностроения постоянно ищет новые возможности для облуживания этого ключевого клиента. Соответственно, мы являемся основным поставщиком для ГАЗ. Насколько я знаю, поставляем примерно 60% их потребностей в сортаменте.

— То есть 60% как было, так и сохраняется?

— Да, у нас пока нет планов на существенное расширение. Наши партнеры не складывают все яйца в одну корзину, как и у «Северстали» есть возможность для альтернативных поставок для автопрома и других отраслей машиностроения.

— Как, на ваш взгляд, повлияет возможное заключение торговой сделки между США и Китаем на отрасль?

— Сделка должна отразиться на рынке положительно в любом случае, потому что сейчас на рынке есть нервозность, прежде всего, из-за неопределенности, отсутствия четких правил и договоренностей. Еще момент — политика протекционизма, которая осуществляется по всему миру и, на мой взгляд, не очень разумна. Мы видели примеры закрытия рынка холодного проката в Европе, закрытие американского рынка. Кто от этого проиграл? Потребители того продукта, от которого рынки закрываются. Нужны четкие правила введения каких-то ограничительных или защитных мер, основанные исключительно на факторах ограничения конкуренции, демпинга. А сегодня решения принимаются в основном по политическим мотивам.

— Как вы восприняли выступление школьницы Греты Тунберг на саммите ООН по климату? Некоторые считают ее голосом будущего, в котором экологические вопросы будут определять работу промышленных компаний.

— Я воспринял серьезно.

Это выступление и то, как мир на него отреагировал, нужно расценивать не как активную позицию отдельного человека, а как мировую тенденцию.

Мы видим и понимаем, что бизнес все больше двигается в направлении более ответственного отношения к той среде обитания, в которой мы с вами находимся. Но вне зависимости от риторики, которая ведется на Западе, мы давно ведем очень ответственный бизнес в регионах присутствия. Мы ищем возможности для снижения выбросов. За последние пять лет на Череповецком металлургическом комбинате были реализованы экологические проекты на 15,5 млрд руб., что привело к снижению на 11% валовых выбросов. Это примерно 8,4 тыс. тонн в год, или 130 железнодорожных вагонов. Несмотря на то что у нас нет законодательных обязательств по снижению выбросов CO2, активно занимаемся и этой темой.

— Как часто владелец компании Алексей Мордашов участвует в оперативном управлении?

— Алексей Александрович делегировал оперативное управление мне и моей команде, но остается погруженным в бизнес-задачи, особенно если они касаются нескольких направлений. Для него особенно важно изменение корпоративной культуры, поскольку он является держателем ценностей нашей компании. Во-вторых, мы обсуждаем с ним наши инвестиционные планы. Также Алексей Александрович принимает важные решения, связанные со стратегией компании. В фокусе его внимания находятся и ключевые кадровые вопросы.

Интервью взял Евгений Зайнуллин