На экранах «Матиас и Максим» Ксавье Долана

В прокат выходит драма «Матиас и Максим» Ксавье Долана, в которой режиссер в очередной раз перебирает все свои любимые предметы и мотивы. По мнению Юлии Шагельман, с каждым следующим его фильмом проникнуться ими становится все сложнее.

Ксавье Долан начал сниматься в кино в четыре года, а снимать сам — в девятнадцать. Первая же его картина с провокационным названием «Я убил свою маму» (2009) попала в программу «Особый взгляд» Каннского кинофестиваля и получила там «Приз молодому дарованию» (Prix Regard Jeune). С тех пор ни один фильм режиссера, которому уже исполнилось тридцать (так что можно, наверное, перестать называть его вундеркиндом), не проходит мимо внимания отборщиков если не Канна, то Венеции. Правда, предыдущую свою ленту, «Смерть и жизнь Джона Ф. Донована» (2018), первый опыт постановки на английском языке и с голливудскими звездами, Долан снимал и монтировал так долго и мучительно, что в Канн не успел и представлял на кинофестивале в Торонто. Фильм был встречен довольно прохладно, но уже на следующий год режиссер вернулся в каннскую программу с новой картиной на французском, снятой в родной Канаде, где снова сам сыграл одну из главных ролей. И хотя способность безоговорочно очаровывать строгих фестивальных критиков он, кажется, утратил, в одном его упрекнуть нельзя: самому себе Долан не изменяет.

«Матиас и Максим» — это снова набор все тех же слагаемых, из которых состоит каждый его фильм: семьи разной степени дисфункциональности, взросление (хотя герои фильма — ровесники режиссера, ведут они себя зачастую как подростки на пороге пугающей взрослой жизни), мужская дружба, переходящая в отношения другого рода, гомосексуальное влечение, мучительное (не)приятие себя и своей природы. Конечно, здесь есть традиционная фигура токсичной матери (Энн Дорваль, для которой это пятая работа у Долана), отравляющей жизнь своему сыну, с которым ее связывают болезненные отношения любви-ненависти. В данном случае, правда, эти эмоции скорее относятся на долю сына, Максима, сыгранного самим режиссером, а матери нужны от него в основном деньги.

Зато у его лучшего друга Матиаса (Габриэль Д’Альмейда Фрейтас) мама (Мишлен Бернар) замечательная, и неприкаянному Максу она тоже старается дать хоть немного того семейного тепла, которого у него явно никогда не было. Тем более что он собирается уезжать — на целых два года в Австралию. Почему в Австралию? А почему бы и нет? Что он будет там делать? Да, скорее всего, так же работать барменом. В родном Монреале его ничего не держит, и терять ему нечего, кроме обузы в лице непутевой мамочки — то ли наркоманки, то ли алкоголички в недолгой, не первой и не последней завязке.

У Матиаса же, наоборот, все складывается как положено: хорошая работа из тех, куда ходят в костюме и галстуке, приятная во всех отношениях девушка Сара (Мэрилин Кастонгуэй), блестящие перспективы. Но оба друга зависают все в той же компании, сложившейся еще в школе (забавно, что самое разнузданное развлечение, которое здесь себе позволяют,— это игра в слова под пиво и косячок). Именно во время одного из таких сборищ Матиасу и Максиму приходится сыграть в студенческой хронометражке (юная режиссерка — такая злая и язвительная карикатура на поколение Z, какую скорее можно было бы ожидать от автора много старше), а там по сюжету требуется поцелуй. Конечно, после него жизнь героев уже не будет прежней.

Впрочем, Максима, как может показаться до последней трети картины, это событие не слишком взбудоражило — он слишком занят мыслями о переезде, которого одновременно ждет и боится. А вот «правильного» Матиаса совсем не дружеский поцелуй совершенно выбивает из колеи, заставляя ставить под сомнение всю свою благополучную жизнь с девушкой, работой и грядущим повышением. Оба актера вполне убедительны в передаче этих душевных метаний, тем более что фильм, как всегда у Долана, строится в основном на крупных планах и не скупится на сентиментальную музыку, чтобы подчеркнуть особо душещипательные моменты. Но ни герои, ни их автор так и не решаются перейти ту невидимую, но весьма ощутимую грань, за которой их история могла бы стать чем-то большим, чем очередное упражнение все на ту же, вдоль и поперек исхоженную тему.