Замглавы Минпромторга России Виктор Евтухов — в программе «Цели и средства»

Как изменился российский лесопромышленный комплекс за последние десять лет? Насколько этот сектор сейчас привлекателен для инвесторов? И как бизнесу в такой отрасли помогает государство?Об этом в программе «Цели и средства» Владимир Расулов побеседовал с заместителем министра промышленности и торговли Виктором Евтуховым.

— Еще несколько лет назад лесопромышленный комплекс России, по сути, представлял собой, в основном, сырьевой сегмент — за границу чаще всего шла необработанная древесина. Лесопромышленники даже придумали такое слово — «кругляк». Глубокой переработкой занимались единичные предприятия. Расскажите, пожалуйста, как все-таки за десятилетие изменилась эта отрасль.

— Действительно в 90-е годы сложилась ситуация, когда очень многие предприятия лесопромышленного комплекса, которые были построены в советское время, были закрыты за ненадобностью, потому что наиболее прибыльным бизнесом была заготовка леса и отправка его за границу в необработанном виде. Причем зачастую это делалось в абсолютно бесконтрольном режиме при попустительстве местных и региональных властей.

Последствия для лесного бизнеса, лесной индустрии были весьма и весьма болезненными.

И нашей основной задачей было привлечь в отрасль новые инвестиции. Было несколько крупных игроков, они модернизировали существующие крупные предприятия — в основном, целлюлозно-бумажные комбинаты. Надо сказать, что у нас за 40 лет ни одного нового ЦБК не было построено на территории Российской Федерации, но модернизация была, были вложены существенные деньги в различных регионах. Хотя сегодня, несмотря на то, что предприятия были сохранены и была проведена модернизация, мы по количеству ЦБК существенно уступаем даже нашему северному соседу — Финляндии, я уж не говорю про другие страны.

А производство пиломатериалов, фанеры, плитной продукции, мебели, деревянного домостроения — все это, к сожалению, стагнировало. Мы разработали ряд мер поддержки, которые, по нашему мнению, должны были привлечь дополнительные инвестиции в отрасль и создать для инвесторов необходимые условия. И нам это удалось. Первое, что было принято специально для лесопромышленного комплекса — возможность заключения инвесторами договоров о реализации паритетных инвестиционных проектов в области освоения лесов. Это механизм, когда инвестор имеет обязательство построить современные лесопромышленные предприятия, выпускающие продукцию глубокой переработки с хорошей добавленной стоимостью. Государство предлагает инвестору лесной ресурс без проведения аукционов или иной формы конкурсных процедур зачастую со скидкой 50% от базовой цены, но, как правило, эта цена в пять-восемь раз ниже, чем та, которая формируется в процессе проведения торгов. Этот инструмент себя неплохо зарекомендовал, у нас сейчас в перечне 157 таких инвестиционных проектов, и из них реализовано уже более 70, объем инвестиций составил более 430 млрд руб., и это не предел, естественно, еще будут реализовываться остальные.

Сейчас все ждут нового механизма от Минфина — это соглашение о защите поощрений капиталовложений. Закон находится в Госдуме, он позволит инвесторам, которые вынуждены строить какие-то объекты инфраструктуры к своим предприятиям за свой счет, затем через налоговые поступления компенсировать расходы. Фактически освобождение будет на какой-то период на определенную сумму налоговых платежей. Основная задача — наращивать объем производства продукции переработки. Мы очень рассчитываем, что в ближайшее время найдутся инвесторы на создание новых целлюлозно-бумажных комбинатов в нашей стране. Все предпосылки, все условия, в том числе инвестиционные, я уж не говорю о ресурсе, у нас есть и в Восточной Сибири, и на Дальнем Востоке. Тем более, чем хороши ЦБК? ЦБК — это же утилизатор: они забирают отходы лесопиления, они забирают балансы. Сегодня баланс либо валяется в лесу, либо вывозится за рубеж, потому что они пользуются большим спросом на зарубежных рынках, там, где много ЦБК. И мы очень рассчитываем, что у нас появится три-четыре, может быть, даже пять. А в стратегии, которую мы приняли до 2030 года, мы видим возможности для 10 ЦБК в России. Тем более, наши эксперты посчитали, что спрос на целлюлозу будет всегда, он всегда будет восходящим и с очень неплохим ежегодным приростом. И у нас есть все возможности рынок целлюлозы держать и поставлять мировым потребителям не 2%, как сейчас, а гораздо больше.

— Вы сказали, что за последнее время как раз именно целлюлозно-бумажных предприятий у нас новых практически не появлялось. Где-то лет 15 назад под Костромой хотели построить довольно большое предприятие, но сначала перенесли из одного района в другой, потом проект вообще заглох. Вот что мешает?

— Сейчас костромской проект опять, я слышал, рассматривается, в Коми рассматривается строительство второго целлюлозно-бумажного комбината. Не знаю, поместится ли там два, там сейчас есть Mondi — очень крупное предприятие, но почему нет. Что мешает? А вот непонятно, что мешает сегодня. Мы провели очень много переговоров с нашими китайскими партнерами, которые, казалось бы, были заинтересованы. Но они сегодня заинтересованы в чем? Чтобы к ним шел кругляк для производства пиломатериалов и другой продукции, нашей хорошей, и балансы, потому что у них там с другой стороны на границе стоят ЦБК, их много, они готовы наши балансы дальше перерабатывать. Поэтому мы с ними проговаривали, в принципе, предлагали неплохие условия. Но когда уже мы подходили к строительству новых ЦБК, произошел кризис — курсы валют российской и иностранной очень сильно изменились, соответственно, все импортное оборудование стало дороже, поэтому возникла пауза. Но сейчас есть реальные живые проекты, мы их чувствуем. Наши крупные инвесторы и компания «Свеза», и «Сегежа», и даже «Элим», и новые инвесторы появляются, которые сейчас рассматривают эти проекты. Я думаю, что у нас были бы построены ЦБК, если бы в 90-е годы не были допущены очень глобальные ошибки, когда лес раздавался всем. И сейчас для того, чтобы построить ЦБК, нужно собрать огромный массив доступной лесосеки, доступного лесного ресурса, а его уже даже в Сибири не найти доступного, недоступный есть, его много, конечно, если посмотреть на тысячи километров. Возникает большая проблема, сегодня уже крупные предприятия обращаются к нам и говорят: помогите нам, чтобы мы могли брать лес не только в том регионе, где мы осуществляем реализацию инвестпроектов, но чтобы это были межрегиональные кластеры. Но каждый глава региона считает, что ему лес нужен для проекта в своем регионе.

— Делиться не хотят?

— Делиться ресурсом никто не хочет. Сейчас мы этот вопрос вместе с Минприроды, с Рослесхозом решаем. Я считаю, что под реализацию крупных проектов лес должны представлять не регионы, а на федеральном уровне решением межпрофкомиссии, чтобы мы могли аккумулировать эти ресурсы действительно. В 90-е годы нужно было определить точки роста, а точки роста — это ЦБК, крупные предприятия. А вокруг них создавалось бы большое количество малых, средних предприятий, предприятий по переработке и так далее. ЦБК не только целлюлозу выпускают, но и бумагу, и картон, и упаковку, а это тоже товар, на который постоянно хороший спрос, в том числе и за рубежом. Но я думаю, что нам и в этом плане удастся добиться успеха. Я для себя поставил такой KPI, чтобы хотя бы уже заложить камень в основу строительства новых целлюлозно-бумажных комбинатов в нашей стране.

— Те, кто непосредственно реализует приоритетные инвестпроекты, иногда затягивают строительство перерабатывающих предприятий. Хотелось бы понять, каким образом их контролируют и кто? И какие санкции им грозят в подобных ситуациях?

— Контроль за реализацией проектов, за ходом строительства, за тем, что происходит на площадке, что происходит с лесосекой, которая выделена под приоритетный инвестиционный проект, как я уже говорил, по очень льготной ставке, осуществляют региональные и местные власти — это их прямая обязанность. Но мы заметили в последние годы, что, к сожалению, не во всех регионах контроль является надлежащим. Мы начали сами направлять свои контрольные группы, причем вместе с сотрудниками Генпрокуратуры, даже иногда с сотрудниками Федеральной службы безопасности, потому что лесное хозяйство сейчас под особым присмотром и надзором у наших коллег из службы, спасибо им большое за это.

Действительно, как я уже говорил, есть недобросовестные инвесторы, которые просто не реализуют проект, пропадают, их в некоторых регионах еще и покрывают, нам присылают какие-то «липовые» отчеты.

Мы с этим начали в прошлом году активно бороться. За полтора года мы проехали 16 регионов, выявили нарушения. Мы такие проекты исключаем из перечня приоритетных. Дальше возбуждаются и административные, и даже уголовные дела в отношении тех, кто пытался обмануть государство. Мы пишем представления губернаторам, указываем на то, что их подчиненные невнимательно следят за реализацией этих проектов. И, вы знаете, порядка стало больше: как только мы подключили Генпрокуратуру, пошла реакция, уже все намного стабильнее.

И мы очень серьезным образом поправили постановление правительства, которое вводит этот механизм. Во-первых, мы подняли минимальный уровень инвестиций. Чтобы реализовать проект и быть включенным в проект, нужно принести подтверждение, что у тебя есть средства — банковскую гарантию либо какие-то иные документы. На 300 млн руб., в принципе, это было сделать несложно. Сейчас у нас уже 3 млрд руб., поэтому банк так просто какой-то «левой» фирме «Рога и копыта» такую гарантию не даст. Второй момент — мы разрешаем заготовку леса только за полгода до ввода мощностей. Понятно, мощности вводятся поэтапно. Нас спрашивает инвестор: как мы мощности введем, есть огромное предприятие, где заготовку надо вести минимум за год или даже за полтора, иначе просто не успеть, будет простой. Но мощности вводятся поэтапно, мы об этом коллегам и говорим, за этапами также следят в регионах, мы за этим следим, поэтому, в принципе, это достаточный срок для того, чтобы ты, получив себе лес и право реализовывать проект, не заготавливал там три-четыре года древесину, а потом оказалось, что мы находимся на пустом месте, там только поле, и больше ничего нет, два трактора стоят, как часто бывает. Мы действительно видим, что мощности вводятся, что стройка завершена, как минимум. Вот такие решения были приняты, и, на мой взгляд, они существенным образом сейчас дисциплинировали инвесторов, которые заявляются на этот механизм.

— А нелегалов сейчас много на этом рынке работает?

— Вы имеете в виду «черных лесорубов»?

— «Черные лесорубы» или компании, которые начинают деревообработку, но при этом по документам они нигде не фигурируют или фигурируют частично.

— В любом бизнесе пытаются появляться компании, которые хотели бы уклоняться от уплаты налогов, извлекать дополнительную маржу, нарушая законодательство. Конечно, в лесу есть «черные лесорубы». Я бы, правда, не превращал это в трагедию. Скорее всего, это проблема несколько преувеличена, хотя они действительно есть. Но не проблема пресечь деятельность таких лесорубов. Почему? Для этого нужно просто местным региональным властям вместе с местными региональными правоохранительными органами этой проблемой активно заниматься. Ведь нелегальный «черный лесоруб» же не будет заготавливать лес там, куда не может крупная компания зайти. На вертолетах же его не вывезешь. То есть это где-то в периметре досягаемости. И регионы, кстати, многие очень активно этим занимаются вместе с контрольно-надзорными органами. И здесь я тоже вижу очень хорошую положительную динамику. А что касается тех, кто приходит, начинает работать, потом бросает предприятие — больше это связано, конечно, с неэффективностью экономической деятельности, с тем, что просто проект был плохо просчитан. Не так много в лесной отрасли предприятий, которые бы открывались и потом банкротились. Таких случаев единицы. Как правило, здесь все очень хорошо просчитано, все считают свои инвестиции, отдачу от этих инвестиций.

— В четверг прошел третий ежегодный отраслевой форум «ЛПК 360°» — чем он оказался примечателен в этом году, какие темы там обсуждались активнее всего?

— Во-первых, мы изменили формат форума. Очень хотелось уйти от этих кондовых забюрокраченных процедур, выступлений у пюпитра друг за другом, или даже если ты сидишь за столом, то тебе модератор дает слово, ты делаешь какой-то доклад. Такие форумы очень скучные. И мы провели в таком студийном интерактивном формате, и не только спикеры, но и все гости мероприятия смогли поучаствовать в дискуссии. Мы выдали устройства для голосования, были заданы вопросы, на которые предлагалось по четыре ответа. Зал принимал участие в голосовании, а потом спикеры вместе с теми, кто находился в зале, обсуждали эти ответы, почему выбран тот или иной вариант. То есть много было вопросов очень важных, начиная от такого весьма и весьма острого вопроса, который вызывает глобальные дискуссии — собственность на лес. Сегодня у нас весь лес в аренде — 49 лет, 99 лет, неважно. Это аренда все равно, и у этого есть определенные нюансы. Например, власти с тобой аренду могут попытаться расторгнуть даже по фиктивным каким-то основаниям — вдруг что-то у тебя там не пошло, с кем-то ты испортил отношения, и тебя начинают, я извиняюсь за слово, «прессовать». А во-вторых, аренда лесов, в отличие от собственности, не является хорошим залоговым инструментом для банков. А отрасль требует большого количества инвестиций и, конечно, работает с банками. Был вопрос и «черных лесорубов», обсуждался вопрос эффективности мер государственной поддержки, вопросы, связанные с экспортным потенциалом нашей отрасли и с инвестиционным климатом, который сегодня создан для того, чтобы в отрасль шли серьезные финансовые вливания. Кстати, очень важный и большой интерес вызвала дискуссия по цифровизации лесопромышленного комплекса. Мы все говорим: не хотелось бы, чтобы цифровизация превращалась в фетиш и в карго-культ. Лесная отрасль здесь не является лидером, но определенные процессы идут, и все понимают, что необходимо за счет этого повышать конкурентоспособность своих предприятий, своей продукции. Ясно, что до «Газпром нефти» и до «СИБУРа» еще далеко — там уже практически цифровые предприятия. Металлурги достаточно далеко продвинулись, химики сейчас тоже. Но я думаю, что лесная отрасль не сильно отстанет, так что этому направлению тоже было уделено много внимания. В общем, я считаю, что очень интересно прошел форум, и всем понравился формат.

— Вы затронули тему собственности, вернее, оформления леса в собственность. После этой дискуссии участники пришли к какому-то выводу, когда у нас может появиться собственность на лес? И что этому мешает, если пока не получается ввести?

— Не пришли к единому выводу. Министр промышленности Денис Мантуров сказал, что он, в принципе, поддерживает собственность на лес, но должны быть очень четко прописанные требования к собственнику, потому что все-таки это лес. Мы все привыкли к тому, что за грибами, ягодами и просто прогуляться мы любим ходить в наши леса. Мы не хотим, чтобы все леса были огорожены заборами со словами «проход запрещен», там бегали какие-то собаки или ходили охранники. Понятно, что когда у тебя 4 млн га леса, конечно, ты все забором не огородишь, но все-таки. То есть сервитут для простых граждан должен быть каким-то образом обеспечен. Выражалось опасение, что придут иностранцы: наши компании, получившие в собственность лес, будут закладывать в банки, потом банкротиться, а банки будут продавать иностранцам, иностранцы придут, заберут. Но у нас так просто иностранцу не прийти и не забрать ничего, потому что у нас есть совет по иностранным инвестициям, который возглавляет, на минуточку, председатель правительства, и вот так прийти и все скупить не получится. Законодательство в этом плане достаточно жесткое, очень хорошо устроено — не хуже, чем за рубежом.

С другой стороны, мы понимаем, что собственник все равно лучше будет заботиться о своей собственности, чем государство, начиная от лесовосстановления и заканчивая тушением тех же самых пожаров. Кому выгодно, что у тебя в собственности лес горит? И, плюс, это, конечно, предмет залога. Есть нюансы, которые нужно обсуждать. Но в эту сторону надо двигаться, и хорошо, что эта дискуссия есть сегодня. Дальше уже, я думаю, она будет решаться на более высоком уровне.