Страницы ненасилия
Переписка Льва Толстого и Махатмы Ганди получила новое прочтение
150-летие Мохандса Карамчанда Ганди в 2019 году стало глобальным праздником с географией от Москвы до Нью-Йорка. В музее-усадьбе «Ясная Поляна» прошла международная конференция «Махатма Ганди и Лев Толстой», организованная Центром индийских исследований Института востоковедения РАН, посольством Индии в РФ и РГГУ. Особое внимание на конференции уделялось исследованиям переписки Льва Толстого и Махатмы Ганди, которые позволяют расставить новые акценты в отношениях двух мыслителей и лучше понять великого русского писателя.
Их переписка началась в 1909 году, и это была беседа двух во многом очень разных людей. Толстой, всемирно известный писатель, публицист и религиозный философ, уже отметил свое 80-летие, Ганди было 30 лет, и он был мало кому известным молодым адвокатом, начинающим вдали от родины, в Южной Африке, свою практику. Русский мыслитель путем напряженной работы ума и сердца, поисков, кризисов и открытий выработал четкие жизненные установки, старался им следовать и их пропагандировать, индус же только начинал вырабатывать подходы к борьбе во благо своих соотечественников и был знаком с некоторыми публицистическими произведениями Толстого.
«Книга Толстого "Царство Божие внутри нас",— вспоминал Мохандс Карамчанд Ганди,— буквально захватила меня. Она оставила неизгладимый след в моей душе. Перед независимым мышлением, глубокой нравственностью и правдивостью этой книги показались неинтересными все другие книги…» Ему была понятна и близка философия русского мыслителя, поэтому он решился обратиться к Толстому как к арбитру с конкретным вопросом в споре о нравственности: «…если бы устроить всеобщий конкурс на статью по вопросу о нравственности и действенности пассивного сопротивления, то это сделало бы наше движение более известным и заставило бы людей задуматься. Один мой друг поднял вопрос о нравственной допустимости устройства такого конкурса. Он думает, что такое обращение к людскому мнению не согласно с истинным духом пассивного противления и что оно даст нам только купленное мнение. Могу ли я обратиться к Вам с просьбой высказаться по этому вопросу с точки зрения нравственности».
У Льва Николаевича уже был опыт переписки и личных встреч с индийцами, его интересовали многие письма и мысли, высказанные в них, были созвучны его мыслям, но реакция на это письмо была особой: уже через два дня он сел писать ответ. Чем же так тронуло его это письмо? Обратимся к самому письму Льва Николаевича, которое начинается словами: «Сейчас получил Ваше в высшей степени интересное и доставившее мне большую радость письмо. Помогай Бог нашим дорогим братьям и сотрудникам в Трансваале. Та же борьба мягкого против жестокого, смирения и любви против гордости и насилия с каждым днем все более и более проявляется и у нас…»
Это письмо было особенно дорого Толстому, потому что Ганди пишет не только о единстве взглядов, но и о том, что принципы ненасильственного противления уже применялись им в борьбе за права индийцев: «Британские индусы, которым мы объяснили положение вещей, согласились не подчиняться этому закону и предпочесть заключение в тюрьму или другие наказания, которые могут быть по закону наложены за его нарушение. Следствием этого получилось то, что почти половина всего индусского населения, не бывшая в силах выдержать напряжение борьбы и перенести страдания при заключении в тюрьму, предпочла выселиться из Трансвааля, нежели подчиниться унизительному, по ее мнению, закону. Из другой половины почти 2500 тысячи человек, ради следования своей совести, предпочли тюремное заключение — некоторые из них до пяти раз. Тюремное заключение колебалось между четырьмя днями и шестью месяцами, в большинстве случаев с каторжными работами. Многие из индусов были материально совершенно разорены. В настоящее время в трансваальских тюрьмах находится около 100 таких пассивных противленцев».
Ганди был особенно дорог Толстому именно потому, что он воплощал в жизнь его философию борьбы. По этой же причине их переписка была столь насыщенной, продуктивной — семь писем менее чем за год. Оборвалась она только со смертью Толстого. Последнее письмо русского философа Ганди получил, когда уже пришла весть о кончине писателя. Оно было продиктовано за два месяца до смерти Льва Толстого и было вообще одним из последних его писем. Оно стало фактически завещанием Льва Николаевича продолжателю его дела с пожеланием укрепиться в своих убеждениях и идти дальше: «…Ваша деятельность в Трансваале, как нам кажется на конце света, есть дело самое центральное, самое важное из всех дел, какие делаются теперь в мире и участие в котором неизбежно примут не только народы христианского, но всего мира.
Думаю, что Вам приятно будет узнать, что у нас в России тоже деятельность эта быстро развивается в форме отказов от военной службы, которых становится с каждым годом все больше и больше. Как ни ничтожно количество и Ваших людей, непротивляющихся, и у нас в России число отказывающихся, и те, и другие могут смело сказать, что с ними бог. А бог могущественнее людей».
Письма Ганди к Толстому повествовали о событиях и его борьбе в Южной Африке и, казалось бы, не имели отношения к Индии, но уже тогда Ганди думал об освободительном движении, которое начиналось на родине, какими методами оно должно вестись. Во втором письме появлялась эта тема: «Я не имею возможности популяризировать нашу борьбу так широко, как мне хотелось бы. В наше время Вы пользуетесь, вероятно, наибольшим влиянием на широчайшие круги общественности. Если Вас удовлетворят факты, изложенные в книге мистера Дока, и если Вы сочтете, что эти факты оправдывают выводы, к которым я пришел, то не мог ли бы я просить Вас использовать Ваше влияние, чтобы любым способом, который Вы найдете приемлемым, популяризировать наше движение? Если оно восторжествует, то это будет не только торжеством веры, любви и истины над неверием, ненавистью и ложью, но, весьма вероятно, послужит примером для миллионов людей в Индии и в других частях света, могущих подпасть под пяту угнетателей. Оно, безусловно, будет во многом способствовать поражению сторонников насилия, по крайней мере в Индии. Если мы будем держаться до конца,— а я думаю, что мы выдержим,— у меня нет ни малейшего сомнения в конечном успехе. Ваша поддержка может укрепить нашу решимость». Третье письмо и особенно присылка Ганди своей книги «Самоуправление Индии» показывают, что он, живя и работая в Трансваале, всегда имел конечной целью борьбу за освобождение Индии.
Переписка с Толстым имела большое значение для выработки жизненной позиции Ганди, укрепления его в той борьбе, которую он вел и которую ему еще предстояло вести. Его оценка этой переписки была самой высокой. Письма Льва Толстого сегодня опубликованы в приложениях к Полному собранию сочинений Махатмы. Его почтительное отношение к Толстому и его памяти было перенесено на родных и близких Льва Николаевича: в 1931 году, будучи в Европе на конференции Круглого стола, он счел себя обязанным посетить дочь Льва Николаевича Татьяну Львовну Сухотину в Риме. Их беседа была опубликована в издававшейся Ганди газете Young India.
Существуют и пять небольших писем Мохандса Карамчанда Ганди к Чертковым, отцу — другу и редактору Толстого — и сыну. Интересно последнее письмо от 14 июля 1929 года. Ему предшествовало письмо Черткова-младшего от 10 апреля 1929 года, где Владимир Владимирович прежде всего представился, что он убежденный (а не по медицинским показаниям) вегетарианец и претерпел в связи с этим некоторые гонения. Его мучил и заставил обратиться к Ганди вопрос, возьмет ли Махатма в руки оружие, если начнется война или если надо будет отстаивать независимость Индии вооруженным путем. Как объяснить тот факт, что в годы Первой мировой войны Ганди служил в армии, хотя это противоречит духу и букве его учения? В своем ответном послании Ганди заверил Черткова, что он ни при каких условиях не возьмет в руки оружия. Этот последний обмен письмами происходил в 1929 году, Ганди в это время уже почтительно называли Махатмой, он признанный «отец нации», он стоит во главе национально-освободительного движения всей Индии и находит время и слова, чтобы ответить человеку, отец которого был близким другом и помощником Льва Николаевича. Настолько дорога для него была память о той давней поддержке, оказанной ему русским мыслителем.
Эту память Махатма сохранил на всю жизнь. Незадолго до своей гибели в одном из писем 1947 года он говорит: «Когда я впервые прочитал Новый Завет, я не разглядел в Иисусе ни уступчивости (пассивности), ни слабости, как описано в четырех Евангелиях. Смысл стал яснее для меня, когда я прочитал "Harmony of the Gospels" Толстого и другие его близкие этому произведения».