Здесь был Эдичка
Умер Эдуард Лимонов
В некрологах положено рассказывать о биографии покойного — но жизнь Эдуарда Лимонова и так известна каждому русскому человеку. Пусть даже в самых общих чертах, как портрет от художника-авангардиста — всего несколько линий, подчеркивающих самое важное. Или несколько главных глаголов русской жизни — из школьного стишка, который тоже каждый помнит: вот это вечное «дышать, слышать, ненавидеть…». Ненавидеть, кстати, он отлично умел.
И все же, если так нужна биография Лимонова — ну вот она.
Родился. Работал. Шил джинсы. Писал стихи. Уехал. Любил. Писал книги. Жрал щи. Разочаровывался. Разочаровался. Вернулся. Колобродил. Воевал. Отсидел. Бунтовал. Ругался. Старел. Вспоминал. Брюзжал. Теперь вот умер.
Чем известен Эдуард Лимонов
Се — русский писатель. Глыба, человечище, Дед. Даже его Facebook завораживал — когда в бесконечном информационном потоке, где записи забываются через пару часов, вдруг натыкаешься на что-то действительно вечное — как мизинцем об тумбочку.
«…Он банален и слишком толстые ляжки». «…Ну да, любил ее, как человек щенка. Время от времени она меня кусала. Было больно. Вот суть отношений». «Мишустин похож на тучного невысокого слона...» «Американцы тоже растяпы, да еще какие!» «Оказавшись у окна, у меня стоит так стол, увидел, что птички прыгают по деревьям. Скорее гуляют, потому что в феврале нет ни гусениц, ни насекомых, да и холодно сегодня».
Будто в прямом эфире наблюдешь за тем, как Лев Толстой ведет дневник.
Одно время мы, журналисты-новостники, часто ему звонили — а спрашивали, на самом деле, какую-то сиюминутную ерунду: «А что вы сделаете, если мэрия не согласует митинг? А вы знаете, что на Триумфальной началась стройка? А какое будущее ждет "Стратегию-31"?» Он терпеливо отвечал.
Ужасно глупо: судьба дала тебе номер телефона великого русского писателя и право задать ему любой вопрос — а ты истратил этот счастливый билет на то, чтобы спросить про хотелки безымянных столичных чиновников.
Однажды я обязательно услышу вопрос: «Папа, а ты правда разговаривал с Лимоновым? А о чем?» И что ответить — «Почитай сначала в "Википедии" про "Стратегию-31"?»
Недавно мне повезло. Я обзванивал разных интересных людей, чтобы узнать их мнение о российской медали имени сталинского прокурора Руденко, члена расстрельных троек. И наугад позвонил еще и Лимонову. Начал объяснять суть вопроса — но он меня перебил, не дослушав, как нетерпеливый мальчишка. И прохрипел в трубку:
— Зачем мне об этом думать? Зачем мне глядеть в прошлое? Не хочу даже оборачиваться туда! У меня не так много времени осталось, не хочу его тратить на размышления о прошлом. Думать хочу только о будущем. Только вперед смотреть!
Что Эдуард Лимонов говорил о власти и ее решениях
Его последняя запись в Facebook — идеальная финальная страница в дневнике великого русского писателя: «Я заключил договор на новую книгу. Книга называется "Старик путешествует". Она уже написана. Права куплены издательством Individuum. Приходили молодые и красивые ребята, парень и девушка. Они мне понравились. Договор подписан вчера. Так что так».
Главный редактор издательства Individuum Феликс Сандалов — тот самый «молодой и красивый» парень — рассказал, что книга действительно готова: «Это набор фрагментарных очерков о разных перемещениях во времени и пространстве, которые начинаются в детстве и продолжаются буквально до сегодняшних дней. Многое о последних годах — поездки во Францию, Италию, Монголию. Там не вся биография, просто такие вспышки сознания. Достаточно пронзительное произведение. Довольно прощальная вещь».
В интервью Юрию Дудю двухлетней давности Лимонов уверенно предсказал: «День, когда я умру, станет национальным трауром». И оказалось, что в этом пророчестве он единственный раз в жизни поскромничал. Эдуард Лимонов умер в разгар мирового траура.
Мировой паники, когда человечество в страхе отгораживается от неизвестной и невидимой угрозы; homo sapiens, закупившись туалетной бумагой, добровольно уходит в самоизоляцию, заперев себя как вид на домашний карантин. Чтобы потом, когда все кончится, боязливо открыть дверь в совсем другой мир. Открывать его — и себя — заново.
О, у Деда нашлось бы немало ядовитых слов по этому поводу. Может и хорошо, что мы их не услышим.