Врач и писатель Анна Андронова — в «красной» зоне

Я работаю в COVID-госпитале, бывшей многопрофильной городской больнице. Вместе со мной в стационаре трудятся терапевты, кардиологи, аритмологи, врачи лечебной физкультуры и ультразвука, хирурги различной специализации, эндоскописты, рентгенологи, неврологи. Все, прошедшие онлайн сертификационный курс по приему и ведению больных с COVID-19.

Анна Андронова, врач

Я не компетентна в эпидемиологии. О вирусах знаю в общих чертах из институтских лекций и практического опыта. Я не возьму на себя смелость анализировать организационные моменты, критиковать административные действия. Считаю неэтичным смаковать «страшилки» врачебных будней, раскрывать наши внутренние секреты, рассказывать о пациентах. Фотографий и репортажей о людях в белых костюмах и респираторах сейчас в СМИ более чем достаточно. Мне же очень хочется поделиться личным опытом — не лечения больных, а опытом «вхождения в COVID». Я хочу рассказать, как это происходило для меня и моих коллег. И я уверена, что это было нелегко всем: в любом городе, в любой стране.

С начала апреля наша инфекционная больница захлебнулась вирусными больными, пришлось перепрофилировать обычные городские стационары под лечение COVID-пациентов. 11 апреля в субботу все это началось для нас.

Итак, с 11 апреля хирургический корпус больницы закрыли, пациентов срочно перевели в терапевтические отделения. Определенная подготовка, конечно, велась, но конкретный день «Х» был неизвестен. Уже вечером дежурная смена запаковалась в костюмы и вышла навстречу скорым. Это было нереально: обычная хирургическая бригада на приеме по сути терапевтических пациентов. И даже тогда это было еще не с нами, не про нас.

Как раз в те выходные, перед ужесточением карантинных мер, мы во дворе жарили шашлыки. Счастливейший день моей жизни! Возможно, самый счастливый за этот год. Старшие сыновья и их девочки. Младший — в экстазе от того, что все собрались. Пес вне себя от общей суматохи и запахов. Мальчики разжигают мангал и готовят мясо. Девочки режут овощи на кухне. Все здесь, со мной. Мои дети — такие красивые, сильные. Мои любимые! Наши чудесные и замечательно разные девочки! Смех, большой стол. Общий разговор. Настольная игра после ужина. Изможденная беготней собака шкурой валяется у ног. Все то, о чем я мечтала. Возможно, даже с детства. Мой стол, мой дом, мое большое беспокойное семейство. Мое всё. Родители уже затворниками — на телефоне, и уже как-то не по себе от похода в магазин. Хочется надеть противогаз и перчатки до локтя, до шеи, до макушки. Поместить все это разномастное счастье в пластиковую капсулу и укатиться куда-то далеко, пересидеть. Конечно, я понимала, что пересидеть не получится. Что перед нами стоит задача не спрятаться получше, а сделать шаг вперед. Это было страшно. Страшно за всех. Только не родители, только не дети, не близкие. Аккуратно! Мойте руки, носите маски. Неизменно твердим, как мантру: мы это переживем. Хотелось отчаянно уцепиться за эти слова и считать их правдой, гарантией. Броней.

Все мы, наверное, перед непосредственной встречей с шипастым зеленым мячиком, COVID, прошли несколько стадий, подобных этапам переживания горя, о которых говорят психологи: шок, отрицание, гнев, депрессия, принятие. Приступы паники. Где-то очень глубоко все-таки надежда — пройдет стороной? Сначала семь больных в городе. Потом сто человек — в нашем хирургическом корпусе. Но самое тяжелое было не это.

Самым сложным стало ожидание: две недели сидения на иголках, когда же нас откроют как вирусный госпиталь. Уже было понятно, что работать на приеме таких пациентов в СИЗах гораздо безопаснее, чем в обычной больнице, потому что пациенты поступают с разными жалобами, с «простой» ОРВИ, врачи к ним выходят, естественно, без защиты. А позже оказывается, что часть больных COVID-положительные. Еще с конца марта ЛПУ периодически стали закрываться на двухнедельные карантины вместе со всем персоналом внутри, поэтому мы стали приходить на работу с вещами, с «тревожным чемоданом». Многие мои однокурсники в городе работают в стационарах, ориентированных на прием больных пневмонией. Довольно быстро от появления первых пациентов в городе их обеспечили костюмами и всех подобных больных стали принимать уже в защите. Коллеги ушли на фронт, а мы сидели.

Мы учились онлайн, читали статьи, слушали лекции, которые прибавляли страхов и тревог. От материалов, обязательных к изучению, волосы на голове начинали сами собой шевелиться. Нам казалось, что мы не готовы и никогда не сможем в одночасье переменить специальность. И не только. Не сможем просто решиться туда пойти. Тем временем одного из ближайших коллег забрали в хирургический корпус помогать. Прощаемся, как при отправке эшелона,–- не забыл ли чего. Скотч, упаковку для телефона? Звони, пиши. Почти плачем! Это наш единственный мужчина в ординаторской. Он заметно нервничает, но собран. Обещает быть на связи. Всё. Пошел…

Мы сели и притихли. Когда же нас? Скорее бы, что ли! Мне это напомнило отделение патологии в роддоме, где лежат женщины перед самыми родами. Понятно, зачем пришли, вон, какие животы у всех. А все равно страшно. И готовы, и не готовы. А потом наступает день, когда утром приходит акушерка и говорит: «Все, Иванова, бери вещи. Пошли рожать». И Иванова берет приготовленный пакет и уходит. Руки чуть дрожат. И у остающихся в палате тоже. Но назад пути никакого нет.

Эта затянувшаяся фаза ожидания выматывала хуже самой тяжелой работы. Обычных наших «чистых» больных все меньше, мы форсируем выписку, сокращаем сроки госпитализации. В отделении проводят кислород, строят стену для шлюза. Мы учимся снимать и надевать костюмы. Топчемся на месте. То мы в первой очереди на перепрофилирование, то во второй. Качели. И в какой-то момент в эти две недели пребывания в подвешенном состоянии мы поняли, что уже хотим работать с COVID. Фаза отрицания и ужаса сменилась чисто профессиональным: стало страшно только за свою компетентность — что-то пропустить, не заметить ухудшения, неправильно лечить. Самое главное оружие любого врача — опыт. А его-то у нас не было. И во всем мире не было. Потому что месяц-два для доказательной медицины не срок. На смену нашим личным неврозам, бессонным ночам и страху за собственное здоровье пришло чисто медицинское беспокойство за лечебный процесс. И конкретные ежедневные задачи: хватит ли СИЗов, хватит ли лекарств…

Новая коронавирусная инфекция COVID-19 однозначно разделила жизнь на до и после. Разделила нас, врачей. Потому что выбор у всех был. Первый вариант — увольнение. Второй вариант — административный отпуск без содержания. Третий вариант — заявление на самоизоляцию, это касалось пожилых работников с хроническими заболеваниями или тех, кто живет в одной квартире с тяжело больными родственниками. Для меня и многих моих коллег, друзей это как раз было просто.

Именно это решение было самым легким за все изматывающие дни и недели: оставаться дома я не в состоянии, бросать медицину не хочу, а вернуться, «когда это закончится», и смотреть в глаза докторам в ординаторской — не смогу.

Я думаю, что для большинства врачей именно моральная сторона вопроса перевесила материальную заинтересованность: сохранить самоуважение, собственную личность, если хотите, профессиональную гордость без известного риска невозможно. Но люди и уволились тоже. Врачи. И те, от которых никто не ждал такого. И те, про кого мы знали, что в разведку не пойдут. Воспользовались и правом на самоизоляцию, написали заявления на административные отпуска. Мы никого не осуждали и не осуждаем. Это осознанное решение каждый принимал без нажима. И были объективные причины, болезни, домашние проблемы. Многие, к слову, нам сейчас помогают удаленно: на телефоне, при работе с родственниками больных, с документами. Пиковая ситуация всех расставила по местам.

С 24 апреля терапевтический корпус больницы заработал на COVID. Распределились смены и дежурства. Фаза принятия. Острота и новизна исчезли. Мы привыкли к ежедневной статистике, мы ее часть. Сколько поступило, сколько на кислороде, сколько на ИВЛ. Мы просто ходим на работу. Работы много. Выходных нет. Рутинная необходимость соблюдать множество ритуалов. Ежедневно. Принять сведения о тяжелых больных у ночных дежурных. Подготовить смену одежды. Последовательно и аккуратно надеть на себя все, что положено. Костюм, шапочку, респиратор, очки, бахилы, две пары перчаток. Проследить, чтобы все, кто рядом, оделись и вели себя правильно с точки зрения безопасности.

И здесь тоже огромное множество проблем мелких и крупных. Я бы так сказала: обострилось чувство личного пространства, тех самых пресловутых «чистых» полутора метров. Кто-то уже заболел, кто-то начинает высчитывать, кто и когда находился с заболевшим в одном помещении. Один человек, не осознавший важности аккуратного следования инструкциям, может заразиться и подвергнуть опасности всех, кто будет находиться с ним в одном помещении потом, без защиты. Надо правильно раздеться в шлюзе в обратном порядке, все сложить в обработку. Умыться спиртовым раствором. Принять душ. В нашей условно чистой зоне мы в масках. Не трогать лицо, мыть и мыть руки. И иногда это тоже подобно психозу, когда ловишь себя на том, что дома открываешь кран локтем и обычные очки снимаешь «вперед и вверх». Надо все соблюдать досконально.

Работать нелегко: жарко, тяжело дышать, час-полтора уходит на адаптацию дыхания в респираторе. Очки запотевают, пот капает с ресниц. Заложен нос, хочется пить. Зато морально проще.

Мы идем к больным, они, как и все наши обычные пациенты, напуганы, плохо себя чувствуют, им тоже страшно, непонятно, что будет дальше. Мы все одинаковые, в голубых коконах и капюшонах, лиц не видно. На фартуке спереди написаны имя и отчество и слово «ВРАЧ» красным маркером. «Доброе утро! Наденьте, пожалуйста маски. Как ваше самочувствие»?

Читаю пост на Facebook. Надпись под фотографией девушки в полной COVID-амуниции: «Это доктор Катя… присмотритесь — она красавица!» И правда, мы все красавицы и красавцы. С незаживающими мозолями на переносице и пролежнями на щеках от респиратора. С бороздой на лбу от шапочки. С красными и отекшими от антисептика глазами. С шелушащейся кожей. Без укладки и макияжа. Без нормального отдыха. Многие в изоляции от семьи, от детей и пожилых родителей. Мы работаем. Мы стараемся. У нас есть СИЗы и лекарства, мы учимся, мы читаем, мы спрашиваем. У нас уже есть свой опыт…

Мне хочется сейчас найти такие слова, чтобы не было лишнего пафоса, чтобы не казалось, что мы кичимся своей профессией. «Люди в белых халатах». И мы, и наши сестры, которые работают с кровью, в самой близкой близости от больного. Ворочают, перестилают, кормят с ложечки. И наши санитарки, и уборщицы, простые обычные женщины — низкий им поклон! Убирают, моют, разносят еду. И те, кто в колл-центре. И те, кто организует все процессы, обеспечивает лекарствами, кто возит на скорой, кто приходит из поликлиники к вам в дом. Мы все стараемся, как можем. И знаете что? Мы не герои. Это просто такая работа. Это изначально такая работа, но наши белые халаты давно перестали уважать. А мы, как в СОБРе или пожарном расчете, только вместо бронежилета и каски — диплом о высшем медицинском образовании. Мы в зоне риска всегда. В красной зоне.