Алексей Учитель о своем фильме «Цой»

В «РИА Новости» прошла пресс-конференция режиссера Алексея Учителя («Рок», «Дневник его жены», «Край», «Матильда» и др.), посвященная его новому фильму «Цой». Картина должна выйти на экраны осенью, но точной даты релиза пока нет. О сложностях, с которыми ему пришлось столкнуться в процессе выпуска на экраны фильма, посвященного Виктору Цою, Алексей Учитель рассказал Борису Барабанову.

— В первый раз я услышал о том, что вы собираетесь снимать этот фильм, в разгар страстей вокруг «Матильды». То есть воюя с фанатами одного очень популярного в нашей стране персонажа, вы уже задумывали фильм, который явно придется по вкусу далеко не всем поклонникам другого.

— Нет, фильм задуман намного раньше. Когда случилась авария, в которой погиб Виктор Цой, я отправился на место ДТП. И именно тогда я увидел водителя «Икаруса», который столкнулся с машиной Виктора. Вот был такой незаметный человек Янис Фибигс — и вдруг стал всем интересен. Представьте себе, он не слышал ни одной песни Цоя. Образ этого водителя, чья жизнь разделилась аварией на «до» и «после», не давал мне покоя много лет. И мы начали придумывать сюжет фильма, возникла идея, что именно этот водитель должен оказаться за рулем автобуса, который повезет гроб и близких Цоя в Ленинград. Первая версия сценария появилась девять лет назад. И я думал, что больше к нему не вернусь. Но снимали мы фильм в прошлом году.

Мы решили делать «Цоя» именно потому, что популярность Виктора, вопреки моим ожиданиям, не то что не пошла на убыль, а только усиливалась. Мы снова разыскали Яниса Фибигса. Он поначалу не разрешил себя снимать даже для наших внутренних целей, не для фильма. У него был случай, когда какая-то газета взяла у него интервью, а потом переврала все его слова. Кстати, у него в деревне во дворе стоит «Икарус», точно такой же, как тот, на котором он ехал в день аварии. Этот Янис — абсолютно советский человек, несмотря на то, что он латыш. Помню, мы с Женей Цыгановым долго спорили о том, оставить ли его в фильме латышом, говорить ли Жене с акцентом. В итоге решили сделать наполовину русским.

Потому что если латыш не знает Цоя, это как-то еще объяснимо, а русский — ну совсем странно, и это усиливает к нему интерес.

Так вот, этот водитель в итоге все же разрешил поснимать на телефоны и с упоением вспоминал времена своей службы на подводной лодке. Они с сослуживцами до сих пор каждый год встречаются — украинцы, латыши, русские.

— При этом в финале вашего фильма есть фраза, которую герою Евгения Цыганова говорит ленинградский кагэбэшник: «Страна трещит по швам…»

— Понимаете, я не чувствовал никакого страха или угрызений совести — я не собирался делать ничего плохого и, в отличие от «Матильды», у меня даже не было намерения погружаться в личную жизнь известного человека. Я не собирался снимать биографический фильм о Цое. Это мой взгляд на мир тех людей, которых я лично и близко знал.

Это притча о том, что есть такие люди, которые каким-то невероятным образом влияют на нас всех.

Что тогда, в 1990-м, на людей, которые были в автобусе вместе с его гробом, что на нас сегодняшних. У каждого из нас свой Цой. В фильме даже нет актера, играющего Цоя, есть только немного кадров из моих фильмов «Рок» и «Последний герой». А остальное каждый додумывает сам. Конечно, когда мы делали фильм, я понимал, что будут сложности. И не с фанатами группы «Кино», нет. Я думаю, они все поймут правильно, так как в фильме они, в конечном счете, защищают своего кумира. Я действовал открыто. Сценарий был опубликован. Перед съемками я встретился с Александром Цоем, сыном Виктора. Он объяснил мне свои опасения и не возражал против съемок с оговоркой, что у некоторых героев будут другие имена.

— Эта договоренность была как-то зафиксирована?

— Она была устной. И сейчас все отчасти напоминает историю вокруг «Матильды». Я говорю даже не о «фанатах», а о письменных претензиях. Тогда это были письма от общественных движений, во главе кампании против фильма была Наталья Поклонская. Сейчас это «Национальное музыкальное издательство», которое по поручению семьи Цоя управляет его наследием. При этом, как и в случае с «Матильдой», против фильма выступают те, кто саму картину не видел.

— Какие могут быть претензии, если песни «Кино» звучат в «Цое» только внутри фрагментов фильма «Рок», который принадлежит вам?

— Тем не менее «Национальное музыкальное издательство» даже пытается сформулировать нам некие требования, юридически не вполне корректные. В этой бумаге сказано, что мы не можем использовать имя «Цой», хотя это незаконно — имя принадлежит всем. Да и по песням внутри цитат из моих документальных фильмов у них тоже есть вопросы, хотя наши юристы этот вопрос проверили многократно. Понимаете, Министерство культуры выдало нам прокатное удостоверение, и мы можем хоть сейчас выпустить фильм на большой экран. Но есть противоречивое поле вокруг фильма, и нам с этим придется что-то делать. Это не единственный случай в российском кино. Вы, наверное, знаете, что родственники прототипов героев фильма «Движение вверх» тоже заставили его создателей изменить имена спортсменов. Хотя никто не вправе запрещать художнику высказываться о персонаже — у него есть свое видение, свое мнение.

В моем случае есть и моральное право, ведь я лично был знаком с Виктором.

Но есть то, что я называю «дополнительной цензурой» со стороны семьи. А у нас, не стоит забывать, не байопик. И речь идет о трактовке образов, которая, конечно, является прерогативой автора фильма. Странно, что это кому-то непонятно.

— В вашем фильме нет актера, исполняющего роль Виктора Цоя, но есть персонажи, в которых можно увидеть портретное сходство с реальными людьми. И несмотря на то, что имена изменены, сходство есть, и, видимо, оно и вызвало вопросы.

— Я не стремился к портретному сходству. Есть просто приметы времени — очки, прически, одежда. Но я не делал документальное кино. Все, что происходит в автобусе, выдумано от начала до конца. И «Рок», и «Цоя» я делал как человек со стороны, не как часть этого сообщества.

Как я уже сказал, мне интересна психологическая ситуация вокруг водителя.

Все персонажи являются, скорее, собирательными образами: бывшая жена, последняя любовь, коллега, продюсер. И еще мне хотелось придумать такую коллизию, в которой Цой, даже лежа в гробу, продолжает оказывать свое магическое воздействие на людей и объединяет даже тех, кто никогда между собой не ладил.

— Большая часть саундтрека к фильму «Цой» создана приглашенным композитором. А изначально в монтаже стояли песни «Кино»?

— Нет. Два года назад во время фестиваля «Послание к человеку» я слушал на Дворцовой площади программу «Симфоническое Кино», это песни «Кино», аранжированные Игорем Вдовиным для гитары Юрия Каспаряна и оркестра. Кстати, со мной вместе эту программу слушал гость фестиваля Паоло Соррентино. В какой-то момент он начал меня расспрашивать о Цое, кто это такой вообще. И в итоге попросил у меня диски «Кино». То есть он проникся общим энтузиазмом и музыкой Цоя даже в таком варианте. Так вот, мы изначально звали Игоря Вдовина писать музыку. Но по разным причинам не смогли договориться. И я думаю, хорошо, что мы доверили саундтрек совсем молодому композитору — Федору Журавлеву. Это его первая работа. А вам не понравилось?

— Не могу сказать, что я в восторге.

— Музыка не должна была перетягивать на себя внимание, не должна была быть слишком яркой. Единственное, что мы оставили от стиля «Кино»,— это лидирующая гитара.