Путеводитель по белогвардейскому Константинополю 1920-х. Часть II

Сто лет назад после поражения армии Врангеля в Крыму тысячи русских беженцев оказались в Турции. В современном Стамбуле еще сохранились памятные места, связанные с первой волной русской эмиграции. Это окончание рассказа о белом русском Константинополе, начало можно прочесть здесь.

Оскорбленная честь советского представителя

Герой повести Алексея Толстого «Похождения Невзорова, или Ибикус» знал толк в хорошей жизни в Константинополе 1920-х годов: «Наутро, в смокинге, с тросточкой, он пошел в Перу, прогулялся мимо шикарных магазинов, купил две гаванских сигары, посидел под балдахином в большом кресле у чистильщика сапог, который только обмахнул его лакированные туфли, кое-кому поклонился, приложив палец к шапочке, и зашел позавтракать в самый шикарный ресторан, к Токатлиану.

— Салат, устрицы, бутылку шабли и сыр,— сквозь зубы сказал он метрдотелю».

Ресторан Токатлиана находился на первом этаже отеля Tokatliyan-Pera, конкурировавшего в роскоши с Pera Palace. Отель был построен в 1897 году турецким бизнесменом армянского происхождения Мкртычем Токатляном. Построен по европейскому образцу и обставлен привезенной из Европы мебелью. Это был первый в Турции отель, выпустивший собственные рекламные афиши. Своим любимым отелем Tokatliyan называл первый президент Турецкой Республики Мустафа Кемаль Ататюрк.

В годы Первой мировой войны «армянский» отель подвергся разгрому. Когда в Константинополь прибыли русские, им владел уже другой человек — серб Никола Медович. Новый хозяин быстро привел здание в порядок и восстановил репутацию заведения.

В бельэтаже отеля в 1920-е годы располагался театр-ресторан Pele-Mele. Реклама заведения гласила: «Безпрерывное веселье. Новая программа. Все оригинально. Кабарэ неожиданностей. Уголок Востока. Бар Амэрикен. Исключительный успех. ''Три аршина морали'' (цензурованная нагота)… Цены умеренные. Вход бесплатный».

Завтраки и обеды в Pele-Mele подавали с полудня до четырех часов дня, в пять часов пили английский чай. С пяти до семи происходило главное веселье. Играли два оркестра, в том числе цыганский оркестр Жана Гулеско. Звучали цыганские и русские песни. Пели Юрий Морфесси, Анна Степовая, Юлия Герман.

Когда в Константинополе вслед за белыми русскими появились красные, еженедельник «Зарницы» сообщил русскоязычной публике следующую историю: «На этих днях с главой советской торговой миссии в Константинополе Кудишем приключился такой инцидент.

Когда Кудиш завтракал в ресторане Такатлиан, к нему подошел русский офицер в форме и, спросив: ''Вы советский представитель?'' — и получив утвердительный ответ, нанес Кудишу ряд ударов по лицу.

Офицера задержали и препроводили в английскую полицию, где он был обыскан; у него не нашли никакого оружия, даже перочинного ножа. Начальник английской полиции заявил Кудишу:

— Видите, оружия при офицере не было. Значит, это не было покушение на вашу жизнь. Здесь имело место оскорбление вашей чести. И вам надлежало самому свою честь защищать. Мы не можем взять на себя защиту вашей чести.

Офицера освободили. Он оказался ротмистром Барановым».

После такого решения английского суда поступок ротмистра Баранова повторил еще один белогвардейский офицер. Кудиша перевели в Лондон, «Зарницы» прокомментировали его перевод так: «Рабоче-крестьянское правительство, видимо, не придерживается того принципа, что за одного битого двух небитых дают».

Отношение белых константинопольцев к появившимся в городе красным не изменилось.

«Бить советских представителей стало какой-то модой в Константинополе,— сообщал берлинский ''Руль''.— Дня не проходит, чтобы не услышать о новых избиениях кого-либо из господ советских торговых делегатов. Бьют их преимущественно в публичных местах: в ресторанах, кафе и кинематографах.

Но бьют все: бьют офицеры, бьют просто беженцы, бьют даже дамы. В одном из ресторанов русская дама — жена английского офицера — запустила в большевиков бутылкой с лимонадом, когда они нагло потребовали от оркестра исполнения ''Интернационала''. После всех этих избиений члены большевистской организации переменяют ресторан за рестораном, но нигде не могут уйти от избиения благодаря своему наглому и вызывающему поведению. Дело дошло до того, что заместитель уехавшего Бронислава Кудиша, Аугенблик, должен был перекочевать в Стамбул, где и обедал в турецких ресторанах, переменяя их каждый день. Но и там он не избежал избиения: какой-то турецкий офицер, бывший в плену на Волге и узнавший там большевиков, учинил ''мордобитие'' Аугенблику».

Сейчас здание, в котором советский представитель не смог защитить свою честь, выглядит печально. В 50-х сильно изношенный отель был выкуплен у очередного хозяина фондом, принадлежащим армянской диаспоре Турции. Фонд, похоже, не торопится или вообще не планирует его реставрировать — бывший отель ветшает и разрушается. Большая часть помещений не используется. В остальных находятся ремонтные мастерские, магазинчики дешевых и низкокачественных товаров, офисы мелких фирм. В некоторых комнатах еще можно угадать бывшие гостиничные номера, в том числе двухэтажные. В целом здание больше похоже на сквот, чем на бизнес-центр или торговый центр.

Летят простодушные птицы

«Король смеха» сатирик Аркадий Аверченко не мог позволить себе отель Pera Palace, в котором поселился Александр Вертинский. Аверченко снимал комнату в доме 3 по улице Картал, выходящей на Гран-рю-де-Пера напротив Цветочного пассажа.

Дом сохранился, но, даже если когда-то возникнет идея повесить на нем мемориальную доску Аркадию Аверченко, этому может помешать расположившийся на первом этаже дома ресторан с верандой.

«Шел я однажды вечером по Пти-Шан. Около знаменитого ресторана ''Георгия Карпыча'' раздался нечеловеческий вопль:

— Интересная газета ''Пресс дю Суар''! Купите, господин!» (А. Аверченко, «Аргонавты и золотое руно»).

Аверченко работал в эмигрантской газете Presse du Soir, издававшейся в Константинополе на русском и французском языках. Редакция располагалась в доме 3 на улице Асмалы-Месджит, буквально в двух шагах от отеля Pera Palace.

У Аверченко в Константинополе было несколько рабочих мест. Еще одно — еженедельник «Зарницы», издававшийся Бюро русской печати. Начальник бюро Николай Чебышев в своих мемуарах «Близкая даль» писал: «Оно помещалось в конце Перы, в самом бойком ее месте, около туннеля, то есть у вокзальчика подъемной железной дороги (фуникулер), облегчавшей сношения с ''низом'', с Галатским мостом. Бюро занимало две комнаты. Внизу помещалась канцелярия. Наверху, на антресолях,— я. Передняя комната внизу снималась книжным магазином Чернова».

На площади Тюнель расположена одна из двух станций тюнеля — подземного фуникулера, построенного в 1875 году. Во времена Чебышева он работал на паровой тяге, сейчас — на электрической. Прямо напротив верхней станции тюнеля «Бейоглу» и находится сохранившееся до нашего времени здание, в котором располагалось бюро.

«Зарницы» писали о главнокомандующем русской армией генерале Врангеле. О жизни русских беженцев в Константинополе и других городах белой эмиграции, причем не только о тяготах и лишениях, но и о культуре. О церковных делах. О красном терроре. О восстаниях против большевистского режима и его неминуемом скором крахе. О судьбах России. В еженедельнике печатали антисемитские анекдоты и антисоветские частушки.

Аркадий Аверченко был не только автором, но и героем публикаций «Зарниц». Вот одна из них:

«''Гнездо''. Так в обиходе называется одно из очаровательных мест ночного Константинополя — ''Гнездо перелетных птиц''. Здесь русский талант сверкает своей самоцветной игрой. В зимнем саду бывшего ''Русского Очага'' царит благодушное веселье. Ни одного пошлого слова, ни одного намека, который сближал бы этот уголок с обычным грязным воздухом кафе-шантана. А. Т. Аверченко и В. П. Свободин ведут с публикой собеседования, пересыпанные шутками. Они знают всех своих гостей: многие стали друзьями ''Гнезда'', посетив его раз, многие связаны прежними отношениями с артистическим кружком Петрограда и Москвы.

В ''Гнездо'' заходят иностранцы, воспринимающие русскую художественность исполнения, не понимая даже русского языка… Скучно будет в Константинополе, когда уедут русские! Полунощник».

Театр-кабаре «Гнездо перелетных птиц» перебрался в Константинополь из Севастополя. «Гнездо» попеременно работало то в зимнем саду ресторана «Русский очаг», то в ресторане «Парадиз».

Исследовательницы творчества Аверченко Виктория Миленко и Анна Хлебина в книге «Аркадий Аверченко. Беженские и эмигрантские годы (1918–1925)» высказывают предположение, что дом 19 по улице Сакыз-Агаджи, в котором находился ресторан «Русский очаг»,— это современный дом 9. Сейчас по этому адресу расположен другой ресторан — Haci Abdullah. Он славится на весь Стамбул своими соленьями (банки с ними можно увидеть в витрине ресторана).

В соседнем доме, 11, располагался Русский археологический институт в Константинополе (РАИК), основанный в 1895 году, прекративший работу в связи с Первой мировой войной и официально упраздненный в 1920-м.

А на другой стороне улицы, чуть дальше от Пера,— дом 14, который по привычке называли Русской почтой. На территории Османской империи с 1866 года действовали почтовые конторы Российского общества пароходов и торговли (РОПиТ). Но в 1918-м, после прихода к власти большевиков, РОПиТ прекратило свое существование. В 1920–1921 годах в здании работало Главное справочное бюро (с мая 1921-го — Главное регистрационное бюро), занимавшееся сбором информации и выдачей справок о местонахождении беженцев из России.

Переулок, в котором находилась Русская почта, притягивал не только артистов. На пересечении с улицей Тарлабаши «опытная акушерка В. Д. Зиновьева с многолетней практикой в Харькове» принимала «секретно беременных во всякое время». Чуть дальше мадам Анжелина Сакко, «ученая оккультистка, ясновидящая и хиромантка, член оккультных обществ», занималась предсказанием судьбы, жизни и характера, составлением гороскопов и внушением на расстоянии.

Люби меня, Троцкий

Благодаря «Бегу» Михаила Булгакова, «Ибикусу» Алексея Толстого и «Запискам Простодушного» Аркадия Аверченко о тараканьих бегах в Константинополе знает любой интеллигентный человек.

Булгаков писал о жизни белых эмигрантов в Константинополе со слов второй жены, Любови Белозерской. Она вместе со своим предыдущим мужем Ильей Василевским (писавшим под псевдонимом Не-Буква) приплыла в Константинополь из Одессы в феврале 1920 года. Они прожили там до зимы 1921/22 года и перебрались в Берлин. Толстой уплыл из Константинополя в Париж еще до того, как произошел первый забег тараканов. В «Ибикусе» он даже неправильно указал место расположения кафародрома (так по аналогии с ипподромом называется место проведения тараканьих бегов): «Весть об этом к вечеру облетела всю Галату. К дверям Синопли нельзя было протолкаться. Вход в кофейную стоил десять пиастров».

Бега проводились не в кафе Синопли в Галате. Точное место названо в опубликованной в «Зарницах» заметке без подписи, которая так и называется — «Тараканьи бега».

В книге Миленко и Хлебиной говорится, что упомянутый в заметке «русский клуб» — это «Русский маяк», располагавшийся на улице Брусса, 40. Эта улица сейчас носит имя турецкого актера театра и кино Садри Алышика. Но тем домам, которые расположены здесь, явно меньше 100 лет.

Улица Садри Алышика перпендикулярна Перу и расположена по другую сторону от нее по отношению к улице Сакыз-Агаджи. То есть, находясь на Пера, русский эмигрант мог выбирать, подобно витязю на распутье. Налево пойдешь — к Аверченко попадешь, направо — к тараканам. А если развернуться и пройти один квартал по Истикляль-Пера, то окажешься у старинного здания. Сейчас это дом 56–58, сто лет назад он имел номер 146. Нужное здание легко опознать по открывшемуся в нем несколько лет назад Музею восковых фигур мадам Тюссо. Приятно, конечно, встретить восковую Марию Шарапову, но досадно, что в музее нет фигуры знаменитого российского певца, когда-то выступавшего здесь. В бельэтаже здания размещалось кабаре Rose Noir («Черная роза»).

«На улицах ходит картонный гигант с красным носом, в цилиндре. За ним по пятам целая толпа. Эта живая реклама русского ''кабачка'' ''Черная роза''» (Николай Чебышев, «Близкая даль»).

«Перед входом единственная вывеска — большой, с матовыми стеклами фонарь. На стеклах со всех сторон нарисованы черные розы. Владелец — довольно известный певец Вертинский, который выступал теперь исключительно в своем ресторане… Все женщины-кельнерши одеты в скромные черные платья с желтыми наколками на головах и вышитыми на них золотом розами. С каждым новым посетителем-гостем скромно-выдержанны и вежливы. Молча подают, принимают и уходят. Но появляется постоянный посетитель, садится за ''свой'' столик. Картина резко изменяется. Кельнерша с ним так же, как и он, в обращении фамильярно проста. К концу вечера, когда уже гости почти все расходятся, она садится с ним за столик и вместе ужинает. Затем, когда уже ресторан закрывают, они встают, и он провожает ее домой». Это очередное свидетельство возвращенца А. Слободского. Не только он обвинял заведение Вертинского в потворстве наркомании.

По Константинополю ходили слухи, что в «Черной розе» не возражают против употребления посетителями опиума и кокаина. Кокаин пользовался у беженцев большим спросом.

Торговали им на улице Пера тоже беженцы. Полиция без особого успеха пыталась с этой торговлей бороться.

Александр Вертинский вспоминал об этом периоде своей жизни так: «Я пел в ''Черной розе''. Конечно, не свои вещи, которых иностранцы не понимали из-за незнания русского языка, а преимущественно цыганские. Веселые, с припевами, в такт которым они пристукивали, прищелкивали и раскачивались. Это им нравилось. Почти ежевечерне по телефону заказывался стол верховному комиссару всех оккупационных войск адмиралу Бристоль. Он приезжал с женой и свитой, пил шампанское и очень любил незатейливую ''Гусарскую песенку'' (''Оружьем на солнце сверкая…''), которую я ему пел, искусно приправляя эту песенку всякими имитациями барабанов и военных труб.

Тратил он очень много, и мой патрон был в восторге. А за адмиралом тянулась и остальная денежная публика».

С ними Ворошилов, первый красный офицер

Улица Пера, если идти от площади Тюнель, заканчивается на огромной площади Таксим. До Первой мировой войны на этой площади проводились учения и парады турецкой армии. С приходом русских площадь отдали им. Любой беженец мог взять в аренду на любой срок (день, неделю, месяц) участок земли на площади и заняться любым делом, которое могло принести деньги.

При русско-американском гараже на площади Таксим действовала биржа шоферов. Представители этой профессии зарабатывали и честно, и относительно хорошо. В Турции потом еще долго словосочетания «русский шофер» и «хороший шофер» были синонимами.

Желающие освоить профессию там же, на площади, могли пройти шоферские курсы.

Больше всего на площади Таксим было «крутильщиков». Вот как описывал их способ заработка А. Слободской: «Подставка-тренога, на ней деревянный круг с диаметром около метра. По всей внешней окружности расположены в порядке, на расстоянии друг от друга ряд предметов: папиросы, мыло, коробки с рахат-лукумом, бутылки дешевого вина, консервы и пр. Посредине круга на острие насажена железная стрелка, приводимая в движение рукой. Предприятие на полном ходу. Крики ''бир билет — беш гуруш'' (один билет — пять пиастров) оглашали площадь Таксим… Если острие стрелки останавливалось на предмете, на коем лежала марка, то игрок выигрывал и забирал этот предмет. Если же нет, то игрок проигрывал. Здесь же, в толпе, стояли и компаньоны-''наводчики'', роль коих — привлекать публику, причем они для большего азарта также принимали участие в игре, как посторонние».

Из развлечений на площади был также цирк. Еще одно свидетельство А. Слободского: «У входа огромный широковещательный плакат, на коем разноцветными буквами говорится, что в этом цирке небывалый в Константинополе и во всем мире номер: ''Женская французская борьба'', участвуют лучшие силы русских, мадам Галя, Лиза и т.  д.

Перед началом выходит полуголая женщина, звонит в огромный колокол и на русско-турецком жаргоне кричит: ''эффенди, гельбурда, русс ханум хорошо борьба'' (господа, иди сюда, русская женщина хорошо борется).

Это мадам Галя. На звонок и ее крики быстро собирается толпа зевак, турок и греков. Затем толпа следом за ней вваливается в цирк. Начинается спектакль. Несколько номеров и клоунов в восточном вкусе сменили две русских полуголых женщины. Началась борьба. Наконец одна побеждена и лежит. Толпа дико кричит».

В наши дни на площади Таксим нет никаких балаганных развлечений, никакого мелкого жульничества. Но двое русских не покидают площадь ни днем, ни ночью. Рядом с конечной остановкой ретротрамвая установлен памятник «Республика». Среди бронзовых фигур на нем — Клим Ворошилов и Михаил Фрунзе (по другой версии — Семен Аралов, полномочный представитель РСФСР в Турции). Их включили в скульптурную композицию памятника по распоряжению Ататюрка в знак благодарности за политическую, военную и финансовую помощь, оказанную советской Россией в деле обретения Турцией независимости.

Гражданство или отъезд

Центром русской эмиграции Константинополь пробыл недолго. Осенью 1922 года Великое национальное собрание Турции приняло постановление об ограничении срока пребывания русских беженцев в стране пятью годами. До 1927-го русские беженцы должны были принять турецкое подданство или покинуть страну. Позднее также появился вариант принять гражданство СССР и переехать в Советский Союз. С осени 1925 года власти Турции стали принимать декреты, запрещающие иностранным подданным и лицам без гражданства заниматься определенными видами работы. Это еще сильнее усложнило жизнь русским беженцам. Центральные турецкие газеты обвиняли беженцев в дурном влиянии на турецкое общество.

Беженцы стали массово покидать Турцию. Они ехали во Францию, Германию, Латинскую Америку.

В начале 1922 года в Константинополе и его окрестностях жило около 35 тыс. белых русских, в начале 1924 года — около 7 тыс., в 1926 году — не более 4 тыс., в 1928-м — 2879 человек.

Власти Турции несколько раз переносили крайний срок пребывания в стране беженцев из России — 6 февраля 1928 года, 6 февраля 1929 года, 1 января 1930 года. Остаться можно было только тем, кто принял ислам, получил турецкое гражданство, имеет капитал или полезную для страны профессию. К 1936 году из 1015 оставшихся в стране семей белых русских 986 получили турецкое гражданство.

Многие из тех, кто так и не уехал, обрели покой на греческом кладбище в Шишли.

Греческое православное кладбище находится рядом со станцией метро «Шишли». Надписи на большинстве могил — на греческом. Роскошные мраморные мавзолеи на центральной аллее — только греческие. Русские могилы в основном по углам, ближе к стенкам. Надписи на надгробных камнях — то по старой орфографии, с ятями, ерами и юсами, то по новой. Иногда с ошибками: «Валантин», «спатси», «его доч» — видно, что каменотес не знал русского языка. Самые старые русские могилы — 30-х годов, самые свежие — последних лет. Донской казак, ротмистр 16-го драгунского полка, полковник 59-го пехотного Люблинского полка, полковник Р. И. А. (Русской императорской армии). Двойные русско-турецкие и русско-греческие фамилии. Небольшая часовенка с надписью над входом «Души их во благих водворятся».

Сто лет назад на русском языке в Константинополе говорил каждый десятый. В наши дни русская речь тоже часто слышна в Стамбуле. Турция — одна из немногих стран, не отгородившихся от России карантинным занавесом. Российских туристов можно встретить через дорогу от греческого православного кладбища — в громадном торговом центре «Джевахир». И на смотровой площадке Галатской башни. И на Гранд-базаре. И в ностальгическом трамвае, который ходит по Истикляль, бывшей Гран-рю-де-Пера, от площади Тюнель до площади Таксим и обратно.

Алексей Алексеев