Как медицинская власть стерла политические различия между государствами

В 2020 году все страны мира наконец получили общую цель — как можно более эффективно изолироваться друг от друга. После идеологического тупика последних лет простой лозунг спасения людей любой ценой оказался как нельзя кстати. Но его воплощение государствами на практике, состоявшее в укреплении физических границ, привело к стиранию границ политических, сделав режимы развитых стран удивительно похожими друг на друга,— этого эффекта никто не ожидал, и он напрямую будет влиять на новую мировую реальность.

Сейчас, когда большинство стран мира оказались изолированы друг от друга из-за коронавируса, странно вспомнить, с каким недоверием мы все осуждали эту перспективу в начале весны. «Да все они с ума сошли» — именно так чаще всего отзывались тогда о возможности закрытия границ, введения повсеместных карантинов и фактической остановке части мировой экономики. Однако именно эти меры оказались частью реальности для большинства из нас, и даже если выбор в их пользу был правильным, остается вопрос: почему большинство развитых стран поступили именно так? Ведь правильные решения далеко не всегда то, что в конечном итоге выбирает правительство даже наиболее цивилизованной страны, и мотив, который привел к такому выбору, должен интересовать нас отдельно.

Всеобщая готовность пожертвовать если не всем, то многим — ради того чтобы спасти сотни тысяч? несколько миллионов? — во всем мире удивительна. Откуда такой гуманизм, такая приверженность простому желанию помочь ближнему своему, особенно на фоне того, что с этим ближним руками государства обычно делалось? Попробовать объяснить внезапную популярность гуманизма можно, если вспомнить предположение о том, что 2019 год почти все страны мира, включая Россию, встретили в идеологическом тупике, без внятных идей о том, для чего нужен рост ВВП и прогресс (подробнее см. “Ъ” от 28 декабря 2018 года). Если действительно вопрос стоит так, то как можно жалеть об экономике, когда на кону человеческие жизни?

Коронавирус дал правительствам повод действовать в виде глобальной цели заботы о населении, в свете которой любой размер потерь только на пользу — вот ведь насколько нам ничего для людей не жалко.

И ведь ничего плохого в такой идеологии нет, кроме, собственно, ее простоты, из-за которой с ней становится невозможно спорить. Что можно сказать утверждающему: «Лучше быть здоровым, чем больным»? Ничего. Еще в конце XX века попытались в рамках медицинской философии и не смогли — польский интеллектуал Тадеуш Киелановски придумал тогда «право быть больным», но все свелось к возможности брать дополнительный больничный, если нужно, да и только. А когда у идеологии нет оппонентов, то она быстро становится тем, что впоследствии обычно называют здравым смыслом,— частью повседневности, которую и обсуждать не нужно. Так, не обсуждая, большинство развитых стран одна за другой вводили для населения ограничения на въезд и выезд, на передвижения внутри страны, на встречи с друзьями и родственниками, и тут выяснилось, что всеобщий консенсус в отношении коронавируса сгладил одно из считавшихся важнейшими различие между ними — в политических свободах.

Оказалось, что ни демократические, ни авторитарные политические институты не определяют действия правительства в отношении коронавируса, когда дело доходит до индивидуальных свобод,— тезис, известный историкам, наконец обрел пример в настоящем времени.

Везде примерно одинаково запрещено вот это и то, а компенсирует ограничения государство усиленными вложениями в меры поддержки населения и здравоохранение — и они тоже сопоставимы, не завися от политического режима страны своего местонахождения.

Некоторые предположения о том, что в измерении социальной политики демократические и авторитарные режимы не так уж и отличаются друг от друга, собственно, делались и раньше — правда, в рамках отдельных работ, например показавших почти повсеместное распространение пенсионных систем независимо от режима, а вот восходящая звезда политических исследований Дженнифер Гандхи, напротив, в своей книге «Политические институты при диктатурах» прямо признала: для оценок в целом просто не хватает данных. Но сейчас, когда все крупные международные институты, от ООН до Всемирного банка, прогнозируют дальнейшее появление эпидемий, очевидно, что приоритетом в любой стране станет развитие здравоохранения для борьбы с ними. А что уж там будет происходить раз в пять-шесть лет на выборах, по сравнению с этим не так и важно. Какая вам разница, кто там сидит в правительстве, если вы все равно сидите дома?

Но если власть будет так озабочена медициной, станет ли она от этого медицинской властью? Должны ли мы говорить о всеобщей медикализации или судорожно читать классические тексты о биополитике? Нет, все эти термины не про нас, а мы не про них, раз уж число протестов против карантинов во всем мире оказалось минимальным. Или по крайней мере пока рядом с трюизмом «лучше быть здоровым, чем больным» не появится хоть какая-то другая максима.

Анастасия Мануйлова