Глава «Газпром энергохолдинга» Денис Федоров о последствиях пандемии и новых покупках

«Газпром энергохолдинг», крупнейшая энергокомпания РФ по установленной мощности, не торопится реинвестировать свободные средства в новую программу модернизации. На какие активы они могут быть потрачены, о причинах отсутствия интереса к конкурсам по ВИЭ и последствиях пандемии “Ъ” рассказал гендиректор «Газпром энергохолдинга» Денис Федоров.

— Каков прогноз по чистой прибыли и EBITDA «Газпром энергохолдинга» за 2020 год? Вы говорили, что в первом полугодии компании холдинга потеряли около четверти прибыли из-за пандемии. Исправилась ли ситуация во втором полугодии?

— Ситуация в начале 2020 года была крайне неприятной, тем не менее нам удалось превысить показатели, заложенные в бизнес-план. Консолидированная чистая прибыль группы «Газпром энергохолдинг» превысила 42 млрд руб., EBITDA пока прогнозируем около 106 млрд руб., что выше плана.

— Вы ожидали роста кредитного портфеля. Как в итоге он изменился?

— Кредитный портфель уменьшился даже сильнее плановых показателей. Был 119 млрд руб., стал 103 млрд руб.

— То есть на дивиденды ситуация не повлияет?

— Нет. Наш бизнес-план подразумевает выплату дивидендов в размере 50% чистой прибыли. Уровень дивидендов по торгуемым на бирже компаниям (ПАО «Мосэнерго», ПАО ТГК-1 и ПАО ОГК-2) ожидается не менее фактических выплат по итогам 2019 года, которые составили 14,8 млрд руб. Размер будет уточнен по итогам формирования отчетности.

— Какие дивиденды заплатит каждая из дочерних компаний?

— Мы сейчас говорим об абсолютных цифрах. Как распределим дивиденды по компаниям — пока вопрос открытый. Скорее всего, они будут по каждой не менее 50% прибыли. В некоторых прогнозах дивиденды отдельных компаний могут достигнуть 75%. Также у компании должен быть положительный денежный поток (FCF). Сейчас у нас в 2020 и 2021 годах размер операционного потока планируется больше, чем инвестиционная программа.

— То есть последствия пандемии оказались лучше прогнозов?

— Суммарно вся группа «Газпром энергохолдинг» на борьбу с COVID-19 потратила чуть более 1 млрд руб. В то же время для нивелирования кризисных явлений была проведена оптимизация, что позволило превзойти плановые показатели 2020 года. Но основная проблема пандемии не в расходах и не в некоторых задержках с ремонтами и со стройкой.

Изоляция стала причиной нарушения горизонтальных связей в компании. Люди на всех уровнях стали меньше общаться друг с другом, что приводит к значительным проблемам внутри коллектива.

Сейчас это является одной из самых больших проблем при управлении компаниями группы.

Кроме того, для энергетиков одно из главных качеств — это дисциплина. Перевод на дистанционную работу в постоянном режиме, с моей точки зрения, невозможен даже для отдельных категорий работников. Как только ситуация стабилизируется, мы вернемся к обычному распорядку рабочего дня.

— Насколько снизилась собираемость платежей по итогам 2020 года?

— По собираемости платежей оказались очень напряженными апрель и май, она была где-то на уровне 60%. Такого я не видел никогда. После выхода 424-го постановления (правительства; отменяло штрафы за просрочку платежей.— “Ъ”) мы начали немного нервничать. Конечно, есть резервы, но при такой собираемости на протяжении четырех-шести месяцев у нас возникли бы кассовые разрывы. Ситуацию удалось выравнять. К концу года по тепловой энергии подошли к 100-процентной собираемости. По электроэнергии, учитывая, что удалось решить проблемы по Северо-Кавказскому округу и частично по Волгограду, собираемость превысила 101%.

— Вы ожидаете, что действие постановления будет продлено?

— Мы считаем, что в нем нет необходимости. По имеющейся информации, продление не предусматривается. Для поддержки малообеспеченных социальных групп населения и людей, которые действительно лишились работы, нужно оказывать адресную помощь. Мы знаем своих клиентов и понимаем, кто из них действительно нуждается в поддержке, а кто — нет. Но распространять эту практику на всех неправильно.

Тем более что самыми крупными неплательщиками являются не социально незащищенные слои населения, а, наоборот, богатые люди. У нас это объекты элитной недвижимости. Ее владельцы и управляющие компании — самые «грамотные», они первыми поняли, что такое 424-е постановление, и первыми перестали платить.

— Насколько вы сократили инвестпрограмму?

— Мы провели оптимизацию ремонтной программы, программы техперевооружения, инвестиционной программы. Все они были сокращены минимум на 20%.

— В 2021 году сокращения планируются?

— По 2021 году мы сформировали и утвердили бизнес-план и инвестиционную программу с восстановлением до плановых значений 2020 года. Тем не менее готовим резервный вариант, на случай если зима будет более теплой, если не восстановится спрос на электроэнергию.

— Каков объем инвестпрограммы на 2021 год?

— По группе он запланирован в размере 91 млрд руб. с НДС.

— Почему «Газпром энергохолдинг» никогда не стремился получить долю в первой программе поддержки зеленой генерации, учитывая, что это один из немногих существующих сейчас на рынке вариантов реинвестиции средств от договоров поставки мощности (ДПМ, гарантирует возврат средств с оптового энергорынка)?

— Я исходно был противником реализации этой программы в России через механизм ДПМ.

ВИЭ ничего не добавляют в плане укрепления энергетической безопасности страны.

Это электростанции с КИУМ (коэффициент использования установленной мощности.— “Ъ”) 15–20%, которые необходимо поддерживать, резервируя мощности тепловой генерации.

— Но для компании это высокодоходный продукт.

— Я не понимаю, зачем государству поддерживать высокодоходные проекты, которые никаким образом не развивают ни один из сегментов экономики. Они не влияют на производство высокотехнологической продукции, как, например, атомная энергетика. Она создает действительно наукоемкую продукцию, производимую на территории России, обеспечивая значительное число людей работой и загрузку машиностроительных предприятий. Про ДПМ ВИЭ такого сказать нельзя.

Если европейские страны не обладают необходимыми природными ресурсами и готовы тратить средства на создание ВИЭ, в чем логика делать неэффективные с технологической точки зрения проекты в России, не очень понятно. В стране достаточно природного газа, нефти и угля для обеспечения полной энергетической независимости на сотни лет вперед. На сегодняшний день только обеспечивается перекачка денежных средств от потребителей (энергии.— “Ъ”) акционерам компаний, реализующих проекты ВИЭ.

— Но для тепловой генерации вы считаете ДПМ обоснованными?

— Реализация ДПМ в тепловой генерации была связана с изношенностью инфраструктуры и позволила значительно улучшить как возрастной состав оборудования, так и добиться существенного технологического улучшения.

А в ходе реализации ДПМ ВИЭ фактически один в один были повторены ошибки реформы РАО «ЕЭС России». Вообще никак не продуманы технические требования к оборудованию, вопросы уровня его локализации. В результате можно с уверенностью говорить, что наиболее технологически сложные элементы не локализованы и не производятся в РФ — это позволяет требуемый уровень локализации в 65%.

Вы помните, что при реформе РАО «ЕЭС России» также не было предъявлено требований к оборудованию, поставляемому на электростанции, в результате мы не получили готовой газовой турбины. При том объеме нового строительства можно было бы спокойно локализовать и производить в России от трех до пяти турбин в год, и никакие санкции не влияли бы на нашу работу. А сейчас государство вынуждено оплачивать новые разработки газовой турбины.

— Но вы все-таки участвовали в отборах ДПМ ВИЭ, включая последний, вместе с Vestas. Почему?

— Мы участвовали дважды по очень простым мотивам. В первый раз некоторые наши коллеги рассматривали площадки в первом конкурсе в районе «Лахта-центра» в Санкт-Петербурге. И мы участвовали, потому что Санкт-Петербург и Ленинградская область — это территория деятельности ТГК-1, где у нас имеются все компетенции для реализации любого проекта в области генерации электроэнергии. У нас были хорошие предложения по площадкам с хорошей ветровой нагрузкой, включая ту, что возле «Лахта-центра».

Поэтому принимали участие в конкурсе, добились комфортных ценовых предложений по оборудованию, которые обеспечивали требования по экономической эффективности и окупаемости, которые задает «Газпром», но, к сожалению, цены сложились ниже уровня доходности, который мы ожидали.

Во второй раз в том числе рассматривалась площадка возле Усть-Луги, собственно, мы подали заявку по тем же причинам, кроме того, там реализует масштабный проект «Газпром». По моему мнению, большие проекты «Газпрома», когда это необходимо, должны сопровождаться строительством собственной энергетической инфраструктуры. Например, сейчас ведется строительство Амурского ГПЗ, рядом с ним возводится Свободненская ТЭС, она необходима для надежного электро- и теплоснабжения предприятия.

— Почему не ВИЭ?

— Участие в проектах по ВИЭ возможно, только если они будут отвечать критериям экономической эффективности. Давайте посмотрим на результаты всех этих историй, например ветровых электростанций. В Кольской энергосистеме строятся новые ветропарки (ПАО «Энел Россия»). У меня вопрос: а кто-то подумал вообще, зачем в этой энергосистеме нужен ветропарк? На сегодняшний день пропускная способность сетей обеспечивает выдачу Кольской АЭС и частично наших ГЭС, другой выработки электроэнергии нет. Когда АЭС полностью работает, ГЭС «запираются». Зачем там строить еще и ветропарк и куда будет деваться его электроэнергия?

— Какую часть выработки этих мини-ГЭС вы продаете на Nord Pool?

— Когда цена хорошая, мы разворачиваемся (на Nord Pool.— “Ъ”), когда цена низкая — нет. Эти объемы незначительны, они не приносят весомого вклада в наши доходы.

— Следующий этап поддержки ВИЭ предполагает увеличение локализации до 90–100%. Вы и при этом условии не считаете нужной поддержку сектора?

— Здесь нужно вопросы задавать, скорее, производителям: готовы ли они будут инвестировать при столь низком уровне гарантированных к возврату капитальных затрат? За несколько лет после первого конкурса цена снизилась с 140–150 тыс. руб. за 1 кВт до 60 тыс. руб. за 1 кВт. Вопрос, будут ли они локализовывать производство при столь низкой цене, или же сейчас пара заводов умрет и останется один, который начнет диктовать всем цену, и она уйдет опять к 150 тыс. руб. за 1 кВт?

Я считаю, что преференциальные тарифы для ВИЭ надо отменять. Если кто-то хочет строить «ветер», то пусть строит в рамках текущих параметров. С моей точки зрения, это не является какой-то стратегической целью для электроэнергетики России.

— С Vestas вы хотели работать только в России?

— Мы с Vestas обсуждали несколько проектов. Первый — прошедший в 2020 году отбор с заявкой по Ленинградской области. Мы получили от поставщика весьма комфортное ценовое предложение. Если бы на этом конкурсе сформировались адекватная цена и прочие инвестиционные условия, мы бы проектом занимались. Обсуждали развитие за рубежом, в частности в Сербии. Мы с 2018 года активно прорабатываем проект строительства ветровой электростанции мощностью до 200 МВт. Из-за коронавирусных ограничений работа двигается не так интенсивно, как нам бы хотелось.

— Учитывая интерес партнеров «Газпрома» к водороду, есть ли у «Газпром энергохолдинга» планы по его производству?

— Мы не участвуем в совещаниях в ПАО «Газпром» в области водорода. Самостоятельно рассматриваем возможность строительства пилотного проекта на базе водорода, уже есть варианты площадок, где можно его реализовать. Готовим материалы для нашего руководства.

— Технологию строительства ТЭС «Пеледуй» на 456 МВт для Восточного полигона выберут на технологически нейтральном аукционе. Вы планируете участвовать?

— Да, если экономические условия проекта будут отвечать нашим инвестиционным требованиям.

— А с каким проектом вы бы хотели туда пойти — угольным или газовым?

— Сейчас очень сложно отталкиваться от каких-то параметров. Договорились, что, когда будут сформулированы условия конкурса, посмотрим более предметно.

— Вы намерены участвовать в отборе на строительство блоков на экспериментальных российских газовых турбинах?

— Да, мы планируем принять участие в отборах по ГТУ. Сейчас «Силовые машины» двигаются активно с производством турбин 60–160 МВт, ОДК — с ГТД-110М. Мы зарезервировали точки поставок по турбинам 110 МВт и находимся в продвинутой стадии переговоров.

— Где вы хотите их ставить и в каком количестве? Не опасаетесь, что ГТД-110М будет постоянно ломаться, как предыдущая версия?

— У нас есть несколько проектов, но по понятным причинам сейчас не можем раскрывать площадки. Риски невыхода оборудования на требуемые показатели существуют, но, как и в любом виде деятельности, важно правильно их оценить и четко описать акционерам.

— Слабая представленность «Газпром энергохолдинга» на отборах по модернизации ТЭС — это сознательный выбор или вы проигрываете в конкуренции? «Интер РАО», имеющее сопоставимые объемы генерации, получает гораздо больше.

— При отборах проектов модернизации не были учтены многие замечания генераторов. В результате сложилась парадоксальная ситуация, при которой в модернизации нуждаются ТЭЦ, обеспечивающие электроэнергией и теплом города, а модернизация в первую очередь была направлена на энергоблоки с большой установленной единичной мощностью. На сегодняшний день около 70% всей отобранной квоты приходится на ГРЭС. Страна в текущей ситуации не нуждается в таком объеме модернизации на станциях, работающих в конденсационном цикле, а нуждается в инвестициях в ТЭЦ.

По результатам прошедших отборов сделаны правильные выводы, и я уверен, что механизм будет изменен. В «Совете производителей» разногласий по необходимым изменениям нет. Мы нашли общий подход.

Но изменения требует не только механизм отбора проектов модернизации. Надо возвращаться к вопросам изменения подходов к долгосрочным инвестициям в тепло. Мы всегда очень осторожно подходили к истории «альтернативной котельной», когда она принималась. В результате на сегодня в периметр «альткотельной» вошло не более 20 городов, еще столько же примерно на рассмотрении в правительстве РФ. Но проблемы теплоснабжения шире и по географии, и по причинам возникновения, и предлагаемая модель «альтернативной котельной» не способна охватить их все.

— Почему?

— Сейчас, например, в Твери очень большие проблемы с теплоснабжением. Они чудом проходят ОЗП, им просто везет, если говорить честно. Там есть три ТЭЦ компании «Тверская генерация». Чтобы привести систему теплоснабжения Твери в нормальное состояние, в ТЭЦ и тепловые сети нужно вложить, по разным оценкам, 35–40 млрд руб. При этом даже после модернизации ТЭЦ не станут конкурентоспособными на рынке электроэнергии и мощности и всегда будут работать в убыток.

Мы провели консультации совместно с ФАС, Минэнерго и Минстроем. Предлагаем сделать там долгосрочную модель тарифного регулирования. Только так можно переломить ситуацию, а она беспрецедентно тяжелая. Много городов в России имеют значительный уровень износа теплосетевой инфраструктуры, и необходимо предусмотреть несколько разных моделей, которые позволят изменить ситуацию.

— Особый тарифный режим для угольной Новочеркасской ГРЭС будет действовать до 2026 года. Что вы будете делать с этой станцией дальше — собираетесь когда-нибудь с рынка выводить или переводить на газ?

— Мы рассматриваем разные сценарии, в том числе переход на газ. Но это вопрос долгосрочной перспективы. В среднесрочной перспективе ГРЭС будет работать на угле. В целом она должна и дальше использовать твердое топливо, что позволит сохранять социальное спокойствие в регионе. Новочеркасская ГРЭС потребляет до 50% угля, добываемого в Ростовской области, и для сохранения рабочих мест должна продолжить работу.

— Но нельзя же бесконечно получать с рынка повышенные тарифы?

— Если Новочеркасская ГРЭС не будет потреблять уголь, то что будет с сотрудниками угольных компаний? Сколько денег Ростовская область должна будет вложить в то, чтобы обеспечить работой людей и их семьи? Насколько вырастет себестоимость угля при уходе такого крупного потребителя, как Новочеркасская ГРЭС? Этот же уголь пойдет на небольшие котельные, и, как следствие, цена для них вырастет кратно. При этом для рынка надбавка существенной роли не играет.

— То есть вы полагаете, что кроме механизма вынужденной генерации другого выхода для поддержания станции в работе нет?

— Я считаю, что угольная генерация в центральной части России должна иметь такой же тариф на мощность, как и вторая ценовая зона (Сибирь). Это будет справедливо. Не будут закрываться угольные станции, и появится перспектива у угольных компаний. Это очевидно.

Мы хорошо знаем, кто активнее всех говорит о высоких тарифах на электроэнергию, и точно понимаем, что они преследуют только интересы собственного бизнеса, совершенно не задумываясь о социальных последствиях, которые, как обычно, предлагают решать государству. Вот есть очень показательный пример с продажей в пользу En+ Ондской ГЭС (станция в Карелии, продана в 2014 году.— “Ъ”). Было обещание «Русала» сохранить алюминиевый завод, что компания сумеет добиться синергетического эффекта от включения в его состав ГЭС. И что? Завод закрыли через несколько лет после покупки ГЭС. Просто никто и не собирался выполнять эти обязательства. «Газпром энергохолдинг» полностью выполнил правительственные поручения, а обещания En+ остались на словах.

— Учитывая отсутствие больших инвестиций в программу модернизации, вы в ближайшие годы будете покупать новые генерирующие активы? У ЛУКОЙЛа, например?

— Нам интересны и активы ЛУКОЙЛа, и активы «Квадры», если найдем общие подходы к оценке.

Мы рассматриваем множество сделок по слиянию и поглощению, компания имеет достаточно большой инвестиционный потенциал.

На сегодняшний день долг к EBITDA «Газпром энергохолдинга» ниже 1, мы прошли острую инвестиционную фазу, расплатились почти по всем кредитным обязательствам, платим дивиденды в размере 50% от чистой прибыли по МСФО.

Если мы в течение одного-двух лет не используем инвестиционный потенциал, финансовые результаты значительно снизятся из-за окончания ДПМ-контрактов. Поэтому смотрим на два направления: первое — сделки по слиянию и поглощению в электроэнергетике, их никто не отменял, мы где-то в более активной фазе переговоров, где-то в менее активной. Но также смотрим на сектор машиностроения.

— Вы говорили, что в сентябре-октябре вы вернетесь к переговорам по продаже теплосети Санкт-Петербурга городу, это произошло?

— Да, у нас идет активная работа с правительством Санкт-Петербурга. Они выделили в 2019 году 1,5 млрд руб., в 2020 году — 3 млрд руб., на 2021 год стоит 2,5 млрд руб. дополнительных инвестиций (через допэмиссию.— “Ъ”). То есть мы уже реализуем наш пакет акций в адрес правительства Санкт-Петербурга.

К сожалению, есть позиция компании «Фортум», которая против продажи или за, но с такими условиями, на которые не пойдем ни мы, ни Санкт-Петербург. Поэтому работаем в плотном контакте с городом, постепенно они увеличивают долю. Если не договоримся с коллегами из «Фортума», то контроль перейдет постепенно, в рамках допэмиссии.

— «Фортум» не предлагает альтернативных схем?

— «Фортум» примерно три года назад заявил, что в течение двух недель вернется к нам с предложением лучше, чем правительство Санкт-Петербурга. Никаких предложений мы до сих пор не услышали.

— Идут ли еще переговоры о покупке «Т Плюс» или можно считать их закрытыми?

— Переговоры с «Т Плюс» не идут на протяжении двух лет. Сближение позиций остановилось: мы обозначили ценовой диапазон, в котором видим сделку, их это не устраивает. Поэтому, если будет предложение вернуться к переговорам, спросим разрешения у руководителей и сможем вернуться. Но на сегодняшний день переговоров нет.

— Были еще какие-то разногласия, кроме цены?

— Да, мы расходимся в понимании роли миноритарного акционера в управлении компанией. Мажоритарный акционер должен иметь права в соответствии со своей долей, а когда решения на 90% зависят от миноритария — такого быть не может, особенно в нашей отрасли.

— Они хотели большинство мест в совете директоров?

— Дело не в том, сколько нас в совете директоров, а в том, сколько голосов принимает решение — две трети, три четверти и так далее. В первый раз сделка остановилась именно от несогласования данных позиций. С моей точки зрения, у нас позиция была абсолютно здравая, но я не буду более подробно говорить на эту тему.

— Угольные активы En+ вам предлагали купить?

— На уровне разговоров. Подробного анализа не делали. В целом у нас много предложений о приобретении активов.

— Например?

— Почему вы думаете, что «Газпром энергохолдинг» — это только электроэнергетика? Например, мы приобрели «РЭП Холдинг» (производитель энергетического оборудования.— “Ъ”), который мы сейчас не только реорганизуем в завод по производству оборудования, но и формируем сервисный бизнес по обслуживанию оборудования на весь жизненный цикл. Пилотным проектом будет контракт с «Газпром трансгаз Томск», и далее планируем заключить договоры практически на все оборудование, произведенное «РЭП Холдингом» и установленное на объектах ПАО «Газпром».

— Зачем вообще вы покупали непрофильный «РЭП Холдинг» и как планируете вывести его из хронических убытков?

— Очевидно, что «РЭП Холдинг» обеспечен заказами на десятилетие вперед. Мы в конце 2020 года уже заключили среднесрочный контракт на поставку (газовых турбин.— “Ъ”) «Ладога» с «Газпром инвестом» на три года. Кроме того, предприятие с первого года перехода в собственность «Газпром энергохолдинга» демонстрирует сильные финансовые результаты, будем и далее их улучшать.

— А какой был убыток раньше?

— В 2019 году убыток был около 3,5 млрд руб.

— Вы будете доводить локализацию «Ладоги» до 100%? Какова она сейчас?

— Есть комплектующие, которые мы можем производить в России, но тогда они стоят дороже. Мы закупаем их за рубежом, потому что там дешевле, например в Китае, Италии. Под локализацией мы понимаем возможность производить 100% оборудования на территории РФ. Но в моменте закупки могут производиться и у иностранных компаний. Если говорить о том, на сколько процентов мы на сегодняшний день в состоянии произвести «Ладогу», то это 60–70%. Задача довести до 100% будет решена в течение двух лет.

— Baker Hughes, исходно владевшая лицензией на «Ладогу», уже дала согласие? Когда заканчивается действующая лицензия?

— С Baker Hughes сейчас ведем переговоры о продлении лицензии, мы согласовали практически все параметры продления контракта. Лицензия заканчивается в 2024 году.

— А стоимость лицензии какая?

— Этого я не могу сказать. У нас переговоры фактически финализированы, и остался только один незначительный вопрос, который мы постараемся решить в течение одного-двух месяцев.

— Повлиял ли затянувшийся выход «Силмаша» из совместного предприятия с Siemens по газовым турбинам (СТГТ) на планы «Газпром энергохолдинга» по сотрудничеству с немецким концерном?

— СТГТ сегодня нам неинтересен. Был интересен два-три года назад, когда шла подготовка к конкурсу по газовым турбинам. Мы действительно считаем, что нужно было локализовать машину SGT-2000E. Опять же, возвращаясь к истории, почему это не было сделано раньше, не очень понятно. Сейчас доля в СТГТ нам неинтересна, потому что предприятие не успеет попасть в те конкурсные процедуры (по программе модернизации ТЭС.— “Ъ”), которые уже проводятся. Но принято решение, что в «Газпром энергохолдинг» переходят дополнительные активы из «Газпрома» — это компании «Газэнергосервис» и «Тюменские моторостроители», мы выкупаем эти компании у «Газпрома», они войдут в контур «ГЭХ Индустриальные активы». И на базе них мы будем осуществлять ремонт значительной линейки газоперекачивающих агрегатов.

— «Газпром энергохолдинг» заявлял о намерении локализовать одну из турбин Ansaldo. Актуальны ли эти планы и о какой конкретно машине идет речь?

— Ansaldo выражала заинтересованность в сотрудничестве с «Газпром энергохолдингом» по локализации производства турбин большой мощности, предлагала различные варианты и схемы реализации взаимодействия с трансфером технологий производства газовых турбин АЕ64 и АЕ94.

— Многие госкомпании сейчас обновляют стратегии на 2025–2030 годы. Вы будете актуализировать свою?

— Да. Мы уже подготовили новую стратегию до 2035 года. Пока она проходит согласование внутри подразделений. Кроме того, «Газпром энергохолдинг» с конца 2020 года отвечает за компанию «Газпром теплоэнерго», поэтому и по этой компании также разрабатывается новая стратегия развития.

— А опционные программы там предусмотрены?

— Мне кажется, что пока происходят сложные процессы в экономике страны, связанные с последствиями коронавирусной инфекции, не стоит говорить о каких-то опционных программах. А когда экономика выйдет на устойчивый тренд развития, наверное, можно будет, если руководство сочтет это целесообразным и правильным. Сейчас, мне кажется, рассматривать это некорректно.

— У ОГК-2 есть пакет «Мосэнерго», у «Мосэнерго» — ОГК-2. Их планируется продавать?

— У нас есть понимание о цене продажи этих акций, есть согласованная с «Газпромом» позиция о цене, в частности, акций ОГК-2, находящихся на балансе «Мосэнерго». Однако, исходя из того, что у нас на сегодняшний день значительный свободный денежный поток, а необходимости в значительных инвестициях нет, нет и экономического смысла в продаже.

— Можно ли в какой-то перспективе ожидать решения по переходу дочерних структур «Газпром энергохолдинга» на единую акцию?

— Таких планов в текущий момент у нас нет.

— В вашей предыдущей стратегии были большие планы по экспансии на внешние рынки, но сейчас мы видим только Сербию. С чем это связано?

— Пока в активной фазе только Сербия. Есть несколько проектов, которые мы активно обсуждаем, разрабатываем технико-экономические обоснования. Но каких-то прорывных проектов в настоящий момент нет.

— Когда вы достроите ТЭС в Панчево? Предусмотрены ли там штрафы за задержку?

— Нет, штрафов там не предусмотрено. Мы приложим все усилия, чтобы ввести станцию до середины года. Перенос сроков связан с коронавирусными ограничениями в Сербии и Китае.

— Какую-то еще генерацию планируете строить в Сербии?

— Да, планируем. Рассматриваем еще три проекта аналогичной мощности. Видим хороший потенциал в проекте ветряной генерации мощностью около 200 МВт.

— А Сербия вам готова дать окупаемый тариф?

— Необходимо финально встретиться с сербскими коллегами и этот вопрос обсудить.

Интервью взяла Татьяна Дятел