Дом, который построил и потерял Пьер
Алексей Васильев о Пьере Кардене, который превратил в себя весь мир
В ограниченный прокат выходит документальный фильм «Дом Пьера Кардена», который создавался и был выпущен на экран еще при жизни великого модельера, умершего в декабре 2020-го. Фильм Дэвида Эберсоула и Тодда Хьюза рассказывает о том, как их герой, изобретая моду, изобрел современность
Недавно в Китае были обнародованы результаты опроса малышей, проводящегося при поступлении в начальную школу, чтобы определить их уровень знаний. На вопрос о том, кто президент Франции, большинство ответило: Пьер Карден. Это и немудрено: в стране, где по лицензии парижского модельера продукцию выпускает свыше 100 заводов и фабрик, его подпись таращится отовсюду, не только с одежды и аксессуаров, но и с телефонов, табуреток, даже бутылок минеральной воды. Все началось в 1979-м, через три года после смерти Мао, когда Китай едва только продохнул от «Культурной революции» — а Карден уже был на Великой стене в компании знаменитой модели, а ныне — директора Дома моды haute couture Pierre Cardin Марис Гаспар. В платье мини она выглядела радужным облачком среди униформ, заставляя вспомнить легендарную фразу из «Касабланки»: «Немцы были в сером, вы — в голубом».
В СССР тоже шили одежду по лицензии Pierre Cardin 30 заводов от Минска до Владивостока. Шили из местных материалов, которые сами сотрудники Кардена сравнивали с картоном. Гуру моды в очередной раз нарисовался на Красной площади, едва мир узнал слово «перестройка»,— в апреле 1986-го Карден вышагивал под ручку с четырьмя советскими манекенщицами перед толпами уныло одетых граждан. Ох, как же скверно были мы тогда одеты! Этот выглядящий немыслимо сюжет из тогдашней программы «Время», как и сцена с Гаспар на Китайской стене, в качестве обязательных номеров программы вошли в документальную ленту «Дом Пьера Кардена» — фильм о модельере, никогда не скрывавшем своей сексуальной ориентации, сняла американская мужская супружеская пара Дэвид Эберсоул и Тодд Хьюз.
Но что же тогда имела в виду знаток французского экрана киновед Ирина Рубанова, когда в статье о Жанне Моро писала, что ее связывают с Карденом не только дружеские отношения? И если все эти точеные наряды для молчаливых проходов Моро, пиджаки без воротников и брюки-дудочки для «Битлз» придумал Пьер Карден, чье имя с придыханием произносили что Майя Плисецкая (еще одна его муза), что героиня Лии Ахеджаковой в «Служебном романе»,— то, как логотип Pierre Cardin мог появиться на пенсионерских рубашках в голубую полоску, какими торгуют в грошовых парижских универмагах Tati?
Снять эти и прочие мнимые противоречия, выстроить факты в единственно возможной последовательности, очевидно, и ставили своей целью Эберсоул и Хьюз. И справились блестяще. Для начала снимается вопрос, почему в качестве героя они выбрали именно Кардена и почему Карден, при всех своих возможностях и связях, подпустил к себе их — парочку подпольных киношников, словно сбежавших из ранних фильмов Альмодовара. В 1990-х Эберсоул снимал короткометражные гей-оммажи вроде «Смерть в Венеции, Калифорния», а Хьюз — забористый комедийный трэш про серийных убийц-лесбиянок, пока в 2008 году они не встретили друг друга и не стали снимать неигровое кино, где их интересы сошлись на андерграундных дивах вроде совершенно безбашенной ударницы группы Hole Патти Шемель и совершенно безмозглой секс-бомбы 50-х Джейн Мэнсфилд. В прологе фильма Эберсуола и Хьюза на задниках из оранжевых кругов и сиреневых завитушек позируют герлз в жокейских шапочках, платьях без рукавов и сапогах-чулках и бойз в зеркальных очках, мотоциклетных шлемах и волосатых торсах: весь этот поп-арт, «Блоу-ап» и соответственно вступительные титры альмодоварских «Женщин на грани нервного срыва» — тоже карденовских рук дело. А дальше «Дом Пьера Кардена» рассказывает историю человека, который раздвигал границы моды все дальше и дальше во все пределы жизни. Как именно это произошло и что для этого понадобилось, Карден успел прояснить в фильме лично, а дополнить его смогли интервью сотрудников, родственников и знаменитостей — от очевидных, как Кэндзо, Жан Поль Готье и Наоми Кэмпбелл, до пикантно-неожиданных, как Филипп Старк, от предсказуемых, как Шарон Стоун и Дайонн Уорвик, до не лезущих ни в какие ворота, как Элис Купер.
В 1945-м Карден 23-летним юношей пришел с рекомендацией в парижский дом Paquin, где на его удачу в тот момент шил костюмы для «Красавицы и чудовища» Жан Кокто. Мир геев тогда был очень замкнут: Кокто представил его Маре, Маре — Висконти, Висконти — Диору. «Я был хорошеньким, и все хотели со мной переспать»,— говорит в фильме старик Карден. Уже в 1950-м у Кардена был собственный Дом. Мир моды был не менее закрытым: горстка гениальных закройщиков и оглушительно богатых аристократок-клиенток не подпускали к себе никого. Карден начал разгонять этот мирок до космических масштабов. Буквально — в 1970-м он разрабатывал дизайн костюмов уже для NASA. За 20 лет, отделяющих эти два события, многое было придумано им впервые.
Собственную коллекцию pret-a-porter для продажи в универмагах первым из кутюрье сделал Карден: «Я хочу видеть нарядной не только герцогиню Виндзорскую, но и консьержку».— «У нас есть несколько фотографий, где вы с герцогиней Виндзорской, но ни одной, где вы в обществе консьержки».— «Значит, фотографы охотятся не за мной, а за герцогиней».
Цветных манекенщиц тоже ввел в дефиле Карден. «Тогда вместе с платьем рекламировали и образ жизни, и цвет кожи»,— комментирует Наоми Кэмпбелл, одетая в точную реплику платья, которое рекламировала у Кардена в 1960-х миниатюрная японка Хироко Мацумото: с ней Кардена во время его первого визита в Токио в 1958 году познакомила Ханаэ Мори, еще одна собеседница Эберсоула и Хьюза. Именно Хироко с ее андрогинной фигуркой стала пропагандистом всех этих мини-платьев без рукавов, стрижек каре и жокейских касок — стиль, который советские обыватели связывали с Мирей Матье, а киноманы — с годаровскими актрисами. На самом же деле это Матье и Анна Карина бросали есть, чтобы быть под стать японке.
Дизайнерская мебель — Карден. Тут он на короткое время и взял на работу Старка, но их пути разошлись: «Карден хотел изготавливать один предмет мебели за миллион франков, а я — миллион предметов по одному франку. Он — капиталист, я — коммунист».
Одежда унисекс — это Карден. Свободной посадки платья и костюмы — Карден. Массовое превращение очков из уродующего протеза инвалидов по зрению в инструмент бахвальства и украшения — тоже Карден.
В христианской культуре изображение фаллоса — хулиганский оскорбительный рисунок на стене. Возвращение ему древнеримского статуса объекта поклонения — и это Карден: в форме эрегированного мужского члена он отлил флакон легендарного одеколона 1972 года, а американская телереклама конца 1980-х показывала, как слетает крышка с его головки и жидкость брызжет, подобно шампанскому.
Открытая гей-жизнь — разумеется, Карден. Он и его верный друг Андре Оливье спокойно засыпали друг у друга на плече перед папарацци и комментировали телерепортерам свою личную жизнь, чему свидетельство — фрагменты черно-белых интервью.
Сексуальная революция с ее свободой от половой принадлежности и ориентации — тоже Карден: да, про Жанну Моро — все правда!
Депардье — Карден: он уговорил дать статисту, чей голос услышал между репетициями, роль в компании Жанны Моро и Дельфин Сейриг в спектакле, который ставили в его театре Espace Cardin, на углу площади Согласия.
В 1961 году тут же, на площади Согласия, Кардена не пустили в ресторан «Максим», потому что он пришел в водолазке, что не соответствовало дресс-коду. 20 лет спустя он вернулся в «Максим», чтобы купить его с потрохами, и в фильме проводит к своему столику на правах хозяина Барбру Стрейзанд после премьеры ее режиссерского дебюта «Йентл».
И наконец, торговля логотипом — это Карден. Дизайнерское — всё, весь мир. Вот почему чайники Pierre Cardin закипали и в Букингемском дворце, и в коммунистическом Китае. Кстати, в фильме Карден подчеркивает, что цвет, форма, узор, размер данных изделий должны быть согласованы с ним, прежде чем он поставит на них свою подпись, и показано совещание, на котором он страшно ругается, что в продажу пошло уже откровенное тряпье с его именем на спине.
Однако остановить этот процесс ему не удалось, и в этом было его, может быть, единственное поражение. Уследить за выпуском всех чайников, лимузинов и шуб, сделанных по разошедшимся по миру лицензиям, было невозможно. Белорусские рубашки из картона и турецкие куртки из поддельной кожи победили бренд, его дизайнерская составляющая исчезла, а сам он остался на рынке люкса лишь в очень ограниченном числе стран. Китайские дети считают Пьера Кардена президентом Франции, но итальянские или американские, скорее всего, о нем не слышали.
Пожалуй, единственное, в чем Карден не был первым,— так это в том, чтобы прожить в добром здравии почти 100 лет. На вопрос, что для это нужно, он отвечает в кадре: «Работать!» Но как раз работать ему уже было не с чем. Весь мир, как он и хотел, стал модой. Мир стал тем, чем стал,— калейдоскопом видимостей, силуэтами будущего, застрявшими в настоящем. «Пожалуй, нескоро кому-то еще удастся совершить за свою жизнь столько революций»,— сетует в финале одна из старейших сотрудниц Кардена. «Мир стал слишком унифицированным, монотонным и политкорректным». И это тоже — Пьер Карден.
В прокате с 25 февраля