Умер Жан-Поль Бельмондо

На 89-м году жизни умер Жан-Поль Бельмондо — единственный европейский актер, ставший абсолютной звездой и радикально авторского, и оголтело коммерческого кино. И единственный француз, безусловно заслуживший звание народного артиста СССР.

В Ленинграде 1980-х первые видеопираты записывали для друзей «Профессионала» (Жорж Лотнер, 1981), ампутируя финал, где пуля-дура находила-таки спину наемного авантюриста Жосса Бомона. Вандализм они объясняли просто: пацаны плачут, когда Бельмондо — во Франции его кликали Бебелем — умирает, зачем их лишний раз расстраивать. Среди пацанов были рок-звезды, включая Майка Науменко, и будущие «тамбовские» терминаторы. Но все они относились к Бебелю, как мальчишки 1930-х — к Чапаеву.

Чапай не тонет, Бельмондо пуля боится и штык не берет.

Мы узнавали Бельмондо, так сказать, в обратной последовательности. В 1970-х на СССР обрушился ливень фильмов с Бебелем, в которых, на взгляд просвещенной французской публики, он растрачивал на пустяки свой гений. Но нам-то он независимо от места и времени действия казался прямым потомком шалого Д’Артаньяна. Да он и был великим продолжателем традиции плаща и шпаги, романов-фельетонов. Недаром его последняя выдающаяся роль — главный каторжник Франции Жан Вальжан в «Отверженных» Клода Лелюша (1995).

Рядовой Дюфурке («Человек из Рио», Филипп де Брока, 1964) успевал за неделю увольнительной обежать полземли в поисках украденной статуэтки, ключа к кладу бразильских индейцев мальтеков, и поспевал в казарму ровнехонько к вечерней поверке. Благородный разбойник Картуш («Картуш», де Брока, 1962) приносил клятву мести, держа на руках бездыханное тело возлюбленной Венеры (Клаудия Кардинале). Незадачливый мастер детективной халтуры Мерлен воображал себя суперагентом Бобом Сен-Клером («Великолепный», де Брока, 1973). Немногословный «Охотник» шел по пятам убийцы-социопата «Ястреба» («Частный детектив», Филипп Лябро, 1976). Безработный каскадер («Чудовище», Клод Зиди, 1977), обряженный в обезьянью шкуру, похищал любимую из-под носа своего звездного двойника.

Попади тогда в СССР «Стависки» (Ален Рене, 1974), и его бы мы проглотили как очередной фильм о неотразимом авантюристе. Между тем не было во Франции более интеллектуально требовательного режиссера, чем Рене. Именно Бельмондо понадобился автору «Хиросимы, моей любви», чтобы сыграть местечкового афериста, скупившего в 1920-х всю политическую элиту Франции и спровоцировавшего натуральную попытку переворота в 1934-м. Не просто ретро-куклу в смокинге — символ коррумпированной, беременной фашизмом эпохи.

Стихийное, мальчишеское обаяние, цирковая пластика, видимая легкость экранного карнавала опьяняли настолько, что легко было не заметить, как в проходных фильмах — на доли секунды — по лицу Бельмондо пробегала тень отстраненного ужаса перед кровавым гиньолем.

Как озорные глаза туманились печалью, унаследованной от тех героев, что прославили его на заре карьеры.

Ведь помимо Рене Бельмондо играл в фильмах Луи Маля, Жан-Пьера Мельвиля, Франсуа Трюффо и самого гуру мирового театрального авангарда Питера Брука. Прекрасно зная цену своего обаяния, усмирял его, играя жизнь души: интеллигент Микеле, расстрелянный фашистами, в «Чочаре» (Витторио Де Сики, 1961) и молодой кюре, столь же искренний в своем католицизме, как Микеле в коммунизме, в «Леоне Морене, священнике» (Мельвиль, 1961). Да даже и прибандиченные молодчики из фильмов Мельвиля («Стукач», 1962) и Клода Сотэ («Взвесь весь риск», 1960), не просто убивавшие и умиравшие, но искавшие грань между добром и злом в беззаконном мире.

Намертво, навсегда его имя связано с Жан-Люком Годаром: Бебель был верным сообщником режиссера, изменившего саму грамматику кино.

Лицо его Мишеля Пуакара («На последнем дыхании», 1959), мелкого жулика, нечаянного убийцы, подражавшего Богарту и умиравшего с пулей в спине на парижской мостовой, стало лицом и «новой волны», и всего молодого кино 1960-х. Хохмач Пуакар был «распят на слишком большом для него кресте»: сочетание его ничтожности и ужаса постигшей его трагедии предательства и смерти предвещало слепое, стихийное и безобразное бунтарство, еще лишь вызревавшее в реальности.

Вершина творчества Бебеля — Пьеро («Безумный Пьеро», 1965). Современный Кандид, клоун и мученик, отыгравший всю палитру жанров, которые сконцентрировал в одном фильме Годар. Поэт и разбойник, демиург и игрушка беспощадных сил истории, совершал сюрреалистическое самоубийство: выкрасив лицо в красный и синий цвета, обматывал голову динамитными шашками. Выйдя с премьеры, старый поэт Луи Арагон не мог найти слов, чтобы описать увиденное, и твердил одно: я знаю только, что это красиво нечеловеческой красотой. Сыграв Пьеро, Бельмондо вышел за пределы кино: его расписное лицо — такое же событие ХХ века, как живопись Пикассо или музыка Шостаковича. После этого он мог сколько угодно бегать по крышам, стрелять по-македонски и пленять советских мальчишек.

Михаил Трофименков