«Пуздно, битенька, пыть барджоми»
Лукьяненко, Кронгауз, Быков — о переименованиях
В ЛДПР предложили заменить иностранный термин «президент» на «правитель» или «глава государства», пока название должности «не укоренилось окончательно». “Ъ” спросил лингвистов, филологов, писателей и учителей, кого или что бы они хотели переименовать.
Евгений Ямбург, заслуженный учитель РФ, академик РАО, директор московской школы №109:
— Не надо уже никого и ничего переименовывать, кроме названий в честь какого-нибудь упыря. В казачьей станице я видел практически рядом поставленные памятники — Казачьей славы и Свердлову, прославившемуся расказачиванием. Наблюдать за таким процессом интересно: это напоминает археологические раскопки, когда открываются слой за слоем и мы видим отражение сути эпохи. Но нельзя забывать, что на протяжении всей нашей истории уходили от решения более насущных проблем, делая акцент на таких вопросах.
Ведь чаще всего вопрос не в названии, а в сути. Если вспомнить о нашем языке, то еще Пушкину в «Евгении Онегине» пришлось остроумно «оправдываться» за свой «бедный слог» и галлицизмы: «Но панталоны, фрак, жилет — всех этих слов на русском нет».
Дмитрий Быков, писатель:
— Ни в какие русифицированные переименования я не верю, потому что почти никаких заимствований в русской политической жизни не осталось. О том, что РФ — федеративная республика, давно не вспоминают: она Отечество, Родина, матушка и т. д. Парламент — Дума, президент — отец, бургеров давно не продают.
Я верю в другую эволюцию языка, предсказанную в моем давнем романе «ЖД»: там государство ввело монополию на язык, берет деньги за употребление большинства слов, и, чтобы этого избежать, люди меняют в них по одной букве — образуются новые слова, не учтенные в госреестре, и пользоваться ими можно бесплатно. У нас есть сейчас слова, употребление которых небезопасно. Их вполне можно скорректировать, и никто ничего не докажет: вуйна, мыр, персидент, Уптин, агрыссия, анниксия, помпардировка, нассылие, судизм.
Впрочем, если даже употребленные вами слова будут формально неподсудны, вас теперь можно посадить за выражение лица, так что словесные искусства уже неактуальны. Пуздно, битенька, пыть барджоми.
Максим Кронгауз, лингвист, доктор филологических наук, профессор РГГУ и НИУ ВШЭ:
— Переименование стало уже расхожим приемом, который используют и власть, и бизнес. Например, милиция была переименована в полицию. Таким образом происходит очищение объекта, который называется этим словом. Именно поэтому мне бы не хотелось ничего переименовывать.
Но предложение переименовать «президента» в «правителя» мне кажется очень любопытным, потому что оно показывает обратный процесс. Здесь более нейтральное слово заменяется на наполненное ассоциациями, эта идея кажется интересной и во многом поэтому неприменимой.
Сергей Лукьяненко, писатель-фантаст:
— Не думаю, что это первоочередной вопрос для обсуждения на государственном уровне. Самое главное, чтобы не потребовалось переименовывать самого Человека, даже если мы научимся корректировать свои гены. Хотя в фантастике существуют или рассматриваются такие термины, как «Человек+» или «человек улучшенный».
Язык, как живой организм, сам принимает в себя новые слова или выбрасывает ненужные: некрасивые, неподходящие или устаревшие. Так всегда было и так всегда будет во всех языках, которые обогащаются и развиваются, заимствуя друг у друга. Если конкретному человеку приятнее быть не уборщиком, а специалистом по клинингу, то пусть так себя называет, но и порядок наводит по высшему стандарту.
Семен Альтов, писатель-сатирик:
— Когда-то у меня была фраза: «От перемены мест слагаемых сумму слегка покоробило». Время не переименований, а попытки вернуть словам первоначальный смысл. Есть же поговорка «Хоть горшком назови, только в печку не ставь».
Лев Соболев, филолог, литературный критик, заслуженный учитель РФ:
— Язык — вещь живая и самодостаточная, он что-то оставляет, что-то выбрасывает по ненадобности. Конечно, ворчащих на «менеджеров» и «брокеров» очень много, потому что любое новшество, особенно в языке, так воспринимается. Были попытки, весьма умные, на мой взгляд, упростить русскую пунктуацию и орфографию, но это сразу вызвало шквал возражений, причем у тех, кто говорит «ложить» и «магАзин».
Давайте оставим язык справляться с тем, что ему навязывают, а мы будем спокойно интересоваться значением новых слов.
Мария Арбатова, писатель, общественный деятель:
— В девяностые я в разных форматах пропагандировала равноправие полов и требовала, чтобы меня титровали как феминистку. Слово прижилось благодаря популярности передачи, в которой я работала. Но если бы можно было заглянуть в будущее, конечно, я титровала бы себя «равноправкой» или «коллонтайкой», как называли деятельниц российского женского движения.
Ольга Зиновьева, президент общества «Россия — Германия», вдова писателя Александра Зиновьева:
— Нашим сверстникам, предкам была свойственна тяга к переименованиям. Терминология переводилась то на русский, то на западный манер, что порой обретало глупый вид. Фортепьяно превращалось в «тихогром», калоши — в «мокроступы». Да, были и другие примеры, когда термины приживались.
Но я категорически против сиюминутных переименований. От того, что мы переименуем прошлое, оно не перестанет быть таким, каким было.
Александр Дугин, философ:
— Это очень серьезная история. Русские футуристы в начале прошлого века предложили программу по переименованию европейских заимствований в славянские, и некоторые новации прижились, такие привычные нам сейчас: «самолет», «летчик». А что-то не было принято обществом.
В принципе, возврат к славянским корням в названии целого ряда явлений — весьма неплохая стратегия. Только этим должны заниматься поэты, писатели, философы, но отнюдь не депутаты.