Петербург отправляется в Ленинград маршрутом Сергея Довлатова

В Петербурге в субботу и воскресенье проходит шестой фестиваль писателя Сергея Довлатова. Он приурочен ко дню рождения писателя. 3 сентября ему исполнился бы 81 год. Идея «Дня Д» принадлежит историку, журналисту и краеведу Льву Лурье. В Петербурге есть фестиваль с похожим названием — «День Достоевского» (который, чтобы не путать, иногда называют «День До», хотя и вторая буква тоже совпадает): он проходит ежегодно в июле. Впрочем, вполне логично, что стилистически это совершенно разные мероприятия. Корреспондент “Ъ” Мария Башмакова обнаружила, что «День Довлатова» чем-то похож на самого Довлатова: веселье как таковое уступает фестивальные площадки некоторой грусти и трудновыразимому ощущению родной души.

«Фестиваля, похожего на наш, я не знаю,— говорит организатор мероприятия Анастасия Принцева, сразу отметая сравнение с "Днем Достоевского", который многие ставят в ряд всемирно известных "брендов" вроде ежегодного "Дня Блума" в честь Джеймса Джойса в Дублине.— Мы брали за основу творчество Сергея Донатовича, готовили выставки его фотографий». Был даже парад фокстерьеров — в честь знакомой каждому читателю и таким образом увековеченной довлатовской Глаши, рассказывает Анастасия. Фактический создатель праздника, 72-летний историк, журналист и краевед Лев Лурье, лично писателя не знавший, но знакомый со многими его близкими, вместе с дочерью Софьей написал путеводитель по Ленинграду Довлатова. «Появились тематические квесты, кинопоказы, лекции, перформансы — и из всего этого родился праздник в стилистике советского Ленинграда 1960–1970-х годов,— говорит Анастасия Принцева.— Смысл фестиваля — не только отразить творчество, но и передать дух времени. А Довлатов — ленинградский персонаж.

Он брал свой материал на улице, из общения с людьми. Мог стоять на остановке на Невском, а все знали, что к нему можно подойти и поговорить. И сейчас на Рубинштейна есть люди, которые его помнят».

3 сентября Сергею Довлатову исполнился бы 81 год — во что само по себе как-то не верится: кажется, что он так и остался навсегда примерно сорокалетним. Даты рождения и смерти в календаре совсем рядом: он умер 24 августа 1990 года, 32 года назад, в Нью-Йорке. Любой, кто держал в руках первый отечественный трехтомник Довлатова, оформленный одним из главных художников-митьков Александром Флоренским, видел там на форзацах фрагменты планов трех главных довлатовских городов: Ленинграда, куда его семья вернулась из эвакуации в 1944 году; Таллина, где он жил и работал в 1972–1975 годах, и Нью-Йорка, куда он приехал в 1979 году.

«День Д» проходит на множестве площадок, но главная, безусловно, родная для Сергея Довлатова улица Рубинштейна, где в доме №23 он жил с родителями в коммунальной квартире с 1944 по 1972 год. В 2016 году ко дню рождения Довлатова на Рубинштейна установили памятник: хмурый бородач в рубашке навыпуск словно выходит из двери на тротуар, а на фасаде дома — мемориальная доска. Еще год спустя бюро Топонимической комиссии согласовало наименование крохотного зеленого островка в нескольких десятках шагов отсюда, между домами №15 и №17 по Загородному проспекту, в сквер Сергея Довлатова. Сквер Довлатова мало похож на собственно сквер, это почти двор, но так выглядит будто бы даже естественней — как минимум с точки зрения читателей и почитателей.

Как нам выйти из пальто Довлатова

Площадки фестиваля разбросаны по всему городу — улица Рубинштейна, Новая Голландия, территория возле тюрьмы «Кресты», «Ленфильм», «Вавилов лофт» на Васильевском острове. В этом году фестиваль посвящен «ленинградским очагам непарадной культуры 1960–1970-х годов ХХ века», хотя очевидно, что далеко не все заявленные локации сегодня идентичны самим себе 60 лет назад, и даже наоборот, почти всюду надо приложить усилие, чтобы представить себе такой перенос во времени.

Помочь поймать нужное настроение по идее может «рюмочный путь»: десятки баров, ресторанов и закусочных в эти два дня вводят в свои меню специальный шот «Сережа» за сто рублей, заказать который можно по кодовой фразе «выпьем за Довлатова».

Состав шота каждый бар определяет сам — надо ходить, пробовать и угадывать: только на Рубинштейна для тематического бар-хоппинга доступны как минимум четыре локации. Бар «Пиф-Паф» на канале Грибоедова в фестивальный комплект включает рюмку водки, шпроты, ржаной хлеб и хрен. «В основном водка — волшебный и понятный ленинградцу коктейль»,— шутят организаторы, но всех секретов до конца не раскрывают.

Разумеется, кроме перемещения из бара в бар, для желающих есть и серьезная программа. Вдова писателя Елена с дочерью Екатериной в этом году в силу вполне очевидных сложностей, которые сами по себе напоминают, чем были границы в мире 1970-х, не приедут. Но в празднике участвуют подруга Довлатова Татьяна Никольская и филолог Андрей Арьев, редактор книг писателя. Всего в рамках фестиваля пройдет более 40 мероприятий, среди которых кинопоказы, презентации книг, лекции, экскурсии, чтения, прогулки, новые граффити и даже показы мод: участницам обещано «перевоплощение в модниц с обложек журналов 1970-х годов», а также гадание по полному собранию сочинений Довлатова.

Улица Рубинштейна в честь дня рождения писателя нарядится: на табличках гости фестиваля прочтут знакомые цитаты. Около дома писателя поставят столик с водкой и закуской, что позволит подкрепить силы и не замерзнуть: погоду обещают ленинградскую, хмурую. Трезвенники поздравят писателя чаем из бойлеров. Философов ждет шахматный турнир в Новой Голландии.

Участвует в фестивале даже Дворцовый мост: 3 сентября его разведут под классику джаза, который любил писатель.

Организаторы обещают несколько спектаклей-маршрутов в постановке студентов Института сценических искусств: к этим мероприятиям может присоединиться бесплатно любой желающий.

В «Вавилов лофте» художники нарисуют граффити в честь Довлатова. Там же можно будет закусить шпротами, поиграть в настольные игры, увидеть инсталляцию с березовыми вениками «Обдай-ка» под фрагмент из «Соло на ундервуде». Колючая проволока лофта станет сценографическим элементом в одном из спектаклей-бродилок о юности Довлатова, отчислении с филфака, службе в войсках охраны на зоне в Коми и романе с Асей Пекуровской. Студентка РГИСИ Надежда Новикова хотела поставить в «Крестах» спектакль «Записки забытого надзирателя» по мотивам «Зоны», но не удалось согласовать акцию с УФСИН. В результате представление пройдет возле «Крестов».

Желающие смогут помериться с Довлатовым ростом.

— Его рост был 194 см,— рассказывает Анастасия Принцева.— Но в некоторых источниках говорится: 196. Я написала его дочери, Кате, и она сказала: «Мы с мамой решили: пусть будут разночтения и по поводу роста, и по поводу размера обуви: 45-й или 46-й!» Почувствовать себя в шкуре писателя получится в магазине винтажной одежды: желающим позволят примерить пальто и пиджак Довлатова и сфотографироваться, а вырученные средства пойдут в благотворительный фонд помощи онкобольным «Адвита». Анастасия говорит: «доброе» пальто Довлатова, в отличие от «злой» шинели Гоголя, должно помогать людям. Пальто организаторам «Дня Д» передали из Нью-Йорка.

«Словно осколок в глазу»

Интересуются Сергеем Довлатовым люди разного возраста. Среди волонтеров (а их на празднике больше 40) возрастной разрыв серьезный — и 18, и 50. Многие волонтеры участвуют в фестивале годами, приходят подготовленными. А новенькие хотят узнать побольше. Волонтеры следят за оборудованием, координируют мероприятия. Есть среди них и опытные экскурсоводы, как, например, филолог Татьяна Мучник. Она проводит экскурсии на «Дне Д» каждый год.

— Не могу сказать, что для меня Довлатов — любимый писатель,— говорит Татьяна.— Отношусь к нему без излишнего пиетета, но с уважением. На экскурсии по Довлатову собирается человек восемьдесят. Чаще люди среднего возраста, есть и молодежь. Когда писатель — практически твой сосед, а для кого-то и современник, конечно, определенной части читателей интересно все, что с ним связано. Мне важны не столько перипетии личной жизни Довлатова, сколько события в жизни страны, которые сделали его писателем.

Татьяне как филологу интересны особенности авторского метода Довлатова: Довлатов был прежде всего устным рассказчиком. Его произведения «вроде бы о нем», и всегда хочется понять, насколько буквально надо воспринимать его тексты. Герой-повествователь произведений Довлатова, конечно, не равен автору, зато многие узнают в нем свои черты, потому они и берут за душу.

Отсюда и курьезы, и желание современников поймать тень кумира: Татьяна вспоминает, как экскурсант ходил за ней с томом Довлатова, тыкал пальцем в строчку рассказа и уверял, что это написано о нем. А во время экскурсий на улице Рубинштейна к группе регулярно выходит местный ханурик лет сорока и сообщает, что «выпивал с Серегой».

— Мне 55 лет, мой взгляд на ту действительность не розовый, но и не мрачный, как у Довлатова,— говорит Татьяна не без горечи.— У него, как у андерсеновского Кая, словно осколок в глазу. Вот все мы цитируем «Заповедник». Я побывала в Пушкинских Горах через год после Довлатова, видела то же, что видел он, но глазами тринадцатилетней девочки. Эта поездка, рассказы экскурсовода стали сильнейшим потрясением, во многом определившим круг чтения, а потом и выбор жизненного пути. Если бы мнение о Пушкинских Горах у меня складывалось на основе «Заповедника», я бы никогда туда не поехала. Довлатов дает нам яркую и правдивую картину советской жизни, только она не всеобъемлюща. Он начал жизнь как беженец (Сергей Довлатов родился в Уфе, куда его родителей эвакуировали из блокированного немцами Ленинграда.— “Ъ”) и закончил как политический эмигрант. Сегодня эта биографическая деталь особенно остро воспринимается.

А 19-летнюю Олесю, будущего искусствоведа из Академии русского балета имени А. Я. Вагановой, «многое в Довлатове приводит в восторг». Она уточняет: «Довлатов ставил себе формальные задачи в тексте. Не писатель шел за вдохновением, а вдохновение шло за ним». Олеся тоже перечитывает «Заповедник», но находит там «тему вечности, ностальгии и общего предубеждения».

По словам организаторов, в этом году помимо волонтеров-«ветеранов» к фестивалю подключились новички, кого-то привели знакомые.

— Волонтер учится в процессе работы на фестивале, но, конечно, обязательны инструктаж и беседа,— рассказывает Анастасия Принцева.— Для нас главное, чтобы у волонтера был интерес и чувство юмора. В первые два года Лев Лурье читал волонтерам лекцию про Довлатова. Я на встречах волонтеров обычно рассказываю им байки с прошлых фестивалей или абсурдные и невероятные истории, которые происходят постоянно во время подготовки. Их всегда много, и в этом тоже магия «Дня Д». В этом году, например, я сидела в кафе после интервью про Довлатова и выбирала анекдоты про него для публикации, и мимо меня прошла дочь Довлатова Александра с сыном (мать Александры — таллинская жена писателя Тамара Зибунова.— “Ъ”). Я пригласила ее на фестиваль, ее сын Костя — вылитый дедушка в детстве.

«Я его просто возненавидел, а сейчас опять вернулся к нему»

Студент филфака СПбГУ Янур Василиев — поэт. Ему 19 лет, Довлатова начал читать в 15. Как волонтер участвует на фестивале второй раз. Обязанности просты: проверить билеты, перенести реквизит, провести квест.

— Я увлекся Довлатовым, в какой-то мере он меня даже воспитал,— говорит Янур.— «Чемодан», «Компромисс» не просто показывают жизнь в то время, но и дают некоторое понимание того, как следует жить сейчас. Довлатов научил легче воспринимать обстоятельства. Он относится к некоторым явлениям как неизбежным. Довлатов пишет про Россию, русского человека. С улыбкой смотрит на жизненные перипетии. Порой бывает слаб, и это нормально. Его «улыбка разума» позволяет легче смотреть на вещи, это повышает качество жизни. Его Ленинград завораживает. Но главное — за его текстами мы видим живого человека. Пьющий депрессивный неудачник может быть обаятельным. Успех у читателей, к которому он пришел в итоге,— доказательство силы слабого человека.

Инженер Андрей Котов на «Дне Д» — фотограф. Ему 51 год, работает менеджером по продажам. Детство Андрея прошло на Разъезжей, у Пяти Углов:

— Довлатов очень созвучен моему характеру, единственное — я не пью,— говорит Андрей.— Но Довлатов со мной давно по жизни идет. Он пишет для народа из народа, все ситуации и характеры узнаваемы, будь то сосед по коммуналке или чиновник-бюрократ. Гоголь, Зощенко, Довлатов для меня на одной ступени. Люблю «Ремесло», а вот «Зону» перечитывать бы не стал — совсем грустно.

Когда математик Наталия Вахлова пришла на «День Д» впервые, выиграла приз от ЛФЗ с сувенирным чемоданчиком и фарфоровой чашкой. Она нежно отзывается и о Довлатове, и о празднике, на который приходит теперь уже как волонтер: «Это мой писатель, он пишет, как будто это мои собственные мысли». Переводчик Валерий Дымшиц, участник «Дня Д», считает, что Довлатов находится «на той сложнодостижимой грани, когда качественная словесность существует не в ущерб ее популярности».

-– В школе литературу преподавали так, что отбивали охоту к чтению. А в 13 лет мне дали книгу Довлатова: такая простота и легкость! — вспоминает 43-летний режиссер Павел Володин, отношение которого к писателю с годами сильно изменилось.— Я и Бродского полюбил через него. Я такой же, как он: и любил, и ненавидел, и в алкоголизме себя узнавал. Я был пацаном, когда в 1993 году издали трехтомник Довлатова, я поехал за ним в Москву. Отстоял огромную очередь. Купил. Сажусь в поезд, а со мной села барышня. Она о Довлатове не слышала. Всю дорогу ей читал. А потом подарил ей этот трехтомник и сказал: «Ты прочитай. А если встретишь человека, который не читал Довлатова, отдай ему». Теперь на день рождения мне друзья дарят собрание Довлатова, вышедшее в этом году. А я нахожу симпатичного человека, который никогда Довлатова не читал, и дарю. И так продолжается двадцать лет. А сейчас у меня снова издание с митьковскими иллюстрациями. Но я эти книжки никому не отдаю. Когда началась «цоемания», я возненавидел Цоя. Так и с Довлатовым. Началась истерия с фестивалями и спектаклями, когда студенты наклеивали себе бороды, изображая спившегося Довлатова,— это же пошло. Его нельзя поставить ни в кино, ни в театре. В какой-то момент я даже стал видеть в Довлатове хитрожопого чувака, который записывал за людьми на пьянках шуточки. А потом люди за голову хватались. Книги Довлатова всегда читал, когда хреново: читаешь те моменты, когда он после пьянки,— и легче становится. Потом я много лет не пил, а Довлатов ассоциировался с богемными посиделками, и я его просто возненавидел. А сейчас опять вернулся к нему. У каждого свой Довлатов.

«Он научился рассказывать простые истории»

— Сергей Довлатов не просто писатель, а культурный феномен, создатель личного мифа, легенды,— говорит Игорь Сухих, доктор филологических наук, профессор кафедры истории русской литературы СПбГУ, автор книги о творчестве Довлатова.— В этом качестве из писателей второй половины ХХ столетия с ним сопоставим, мне кажется, только автор поэмы «Москва—Петушки». При этом Довлатов опирается на важные для всей русской литературы концепты: смех сквозь слезы и образ лишнего человека. Он наполнил это школьное клише собственным чувством и смыслом.

Игорь Сухих не обходит стороной неизбежную в разговоре о Сергее Довлатове и его персонажах тему алкоголя и видит прямую связь между ней и трагедией «лишнего человека» в довлатовском прочтении. Он убежден — слово «алкоголик» в бытовом смысле не подходит к довлатовскому герою: алкоголик не может быть таким остроумным и внимательным к миру, это скорее много пьющий неудачник. Сам Довлатов печально шутил: «Алкоголизм — излечим, пьянство — нет». «Последние лет десять я пишу на одну-единственную тему, для русской литературы традиционную и никогда никем не отменявшуюся — о лишнем человеке,— размышлял Довлатов в письме 1985 года.— При том что, по моему глубокому убеждению, все люди — более или менее лишние, а все проблемы — в принципе неразрешимые». К слову, сочинение на вступительном экзамене в ЛГУ в 1959 году Сергей Довлатов тоже писал про лишнего человека.

«Мастер устного рассказа, переложенного на бумагу анекдота, Довлатов старался писать так, чтобы слова в предложении начинались с разных букв,— говорит Игорь Сухих.— Но этот прием появился не сразу, в ранних произведениях, включая "Зону", его еще нет. За этим формальным приемом я вижу большой смысл: тщательную, филигранную работу с текстом. Бродский замечал о его рассказах: "Они написаны как стихотворения"».

Не секрет, что Сергея Довлатова далеко не все готовы превозносить и относить едва ли не к классикам. Период, когда буквально все взахлеб читали довлатовские повести и рассказы, пересказывая их друг другу, передавая книжки и пытаясь подражать героям, давно остался в прошлом, сменился ровным, устойчивым интересом. Многим из тех, кто поймал довлатовскую волну в начале 1990-х, самим теперь кажется, что восторг был несколько чрезмерным. Но до Довлатова не было писателя, так просто, доброжелательно и не без грустного юмора говорившего о таких же людях, как читатель, его родители и их соседи. Его герой, обаятельный мужчина, переживает неудачи, пьет, влюбляется, во всем этом простодушно признается.

Сегодня Сергей Довлатов наверняка мог бы быть популярным блогером.

Образ его героя отчасти, конечно, литературная мистификация автора, которого читатели не всегда корректно соотносят с персонажем. Но довлатовский смех без злобы и желчи заразителен, понятен и, как выясняется, проходит проверку временем.

«То, что мы называем популярностью, имеет разные истоки, причем сила и разнообразие творчества здесь не единственный аргумент,— объясняет Игорь Сухих.— С 1989 года, когда тексты Довлатова появились в нашей стране, он приобрел множество поклонников. Его и сейчас много переиздают и читают. То, что у него есть не только почитатели, но и не менее яростные критики, может тоже считаться частью популярности. Утверждали, что Довлатову просто повезло подняться на волне эмигрантской "возвращенной" литературы, а вообще-то он средний писатель. Один из тех же русских писателей-эмигрантов называл его "проектом Иосифа Бродского". С этим я не согласен. Да, Довлатов — писатель одной темы с повторяющимися приемами. Однако он всю жизнь учился — и научился! — рассказывать простые истории, превращать пестрый сор жизни в лирику, элегию. В этом умении с ним мало кто сравнится».