Владимир Путин на пресс-конференции показал себя скорее голубем

14 октября президент России Владимир Путин в Астане дал пресс-конференцию, на которой рассказал, что мобилизация закончится через две недели и что он ни о чем не жалеет. Специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников — о том, что на этот раз президент России сообщил гораздо больше новостей, чем на такой же пресс-конференции в Самарканде, а кроме того, иначе, чем тогда, выглядел.

Пресс-конференция началась после скоротечного саммита «Россия — Центральная Азия», который был уже послеобеденным в этот день. Надо отдать должное президенту Казахстана Касым-Жомарту Токаеву: у него не засидишься. Обед подают быстро, блюда меняют расторопно, и еда не становится в какой-то момент самоцелью, как вроде бы неизбежно случается на таких мероприятиях в этих среднеазиатских местах.

Первые два вопроса на пресс-конференции были неминуемы: про СВМДА (саммит вчерашнего дня; Совещание по взаимодействию и мерам доверия в Азии.— “Ъ”) и про СНГ (утренний; Содружество Независимых Государств.— “Ъ”). Ответ на вопрос по повестке дня на таких пресс-конференциях надвигается на тебя неотвратимо, как Касым-Жомарт Токаев, с лицом мрачнее тучи (а глаза-то блистают гневом, как молнии — пламенем), на Александра Лукашенко, когда ему слышится, что президент Белоруссии посмеивается над ним (троллит его, другими словами).

Но уже один из следующих вопросов имел вроде бы отношение к реальной жизни. Он был про роль Германии в конфликте с Украиной и про то, как канцлер Германии Олаф Шольц «пустился во все тяжкие, и с какой-то удивительной легкостью Германия забыла, что сделала Россия для объединения немецкого народа, и сейчас мы видим непредставимые ранее вещи, как из немецких орудий вновь убивают русских людей». Владимиру Путину как специалисту по Германии надлежало прокомментировать этот тезис.

— Это выбор тех людей, которые легитимно пришли к власти в той или иной стране, в данном случае в Германии. Они сами должны определить, что для них важнее: выполнение каких-то союзнических обязательств так, как они это видят, или обеспечение благополучия собственного народа...— ответил российский президент.

Ответ складывался гораздо более мягким, чем вопрос.

— Судя по тому, что вы сказали, были выбраны союзнические обязательства в рамках Североатлантического альянса,— продолжил президент.— Правильно это или нет? Я считаю, это ошибка, и за эту ошибку расплачиваются бизнес, экономика, граждане Федеративной Республики. Впрочем, с ее интересами мало кто считается, иначе не были бы подорваны «Северный поток-1» и «Северный поток-2». Это был элемент надежности: в крайнем случае их можно было бы включить... Хотя там одна ветка, видимо, в рабочем состоянии, правда, решение не принимается и вряд ли будет принято.

Да, похоже, перед нами сегодня был не ястреб, а голубь (он мог ответить на вопрос совершенно иначе — по крайней мере в том же тоне, что этот вопрос был задан). Но это еще предстояло проверить.

На вопрос, появилась ли какая-то определенность насчет поездки на саммит «двадцатки» в Индонезию (и в Таиланд на саммит ОПЕК+), Владимир Путин отвечал так, что стало понятно: нет, не поедет.

— И если поедете, готовы ли там провести переговоры с президентом США Джо Байденом? — спросил корреспондент радиостанции «Маяк» Илья Ежов.

— Надо его спросить, готов он со мной проводить такие переговоры или нет! — смеялся господин Путин, и смех этот подразумевал: я-то в любой момент.

На самом деле нет: через несколько секунд российский президент признавался, что он и сам не видит в них необходимости: «нет платформы».

— Окончательно не решен еще вопрос о моей поездке туда,— продолжил он.— Россия будет принимать участие в работе «двадцатки»... В каком формате, мы еще подумаем. А о прямых переговорах с кем бы то ни было речи пока никакой нет. С кем-то из них мы находимся в постоянном контакте... Вот только что говорили о позиции турецкого президента... Мы с ним постоянно в контакте!

В ответе оказалось такое количество оговорок, что ясно: в таком тоне про мероприятие не говорят, если собираются принять в нем участие.

Можно не сомневаться, что даже собственная служба безопасности президента была бы против такой поездки: это тот случай, когда ничего нельзя гарантировать.

На вопрос корреспондента «Первого канала» Константина Панюшкина, как скажется на проходе судов с Украины информация о том, что взрывчатка, повредившая Крымский мост, была загружена в порту Одессы, господин Путин отвечал тоже ведь сдержанно (и это было уже даже удивительно: все-таки Крымский мост, все-таки святыня):

— Федеральная служба безопасности констатировала, что, скорее всего, этот так называемый груз, а точнее взрывчатка, был отправлен морем из Одессы, но точно не установлено, с помощью зерновозов это сделано или нет. Это вопрос. Ответа на него пока нет.

Сейчас, наверное, следовало показать уже наконец свою легендарную жесткость, но господин Путин и теперь не стал этого делать:

— Но если гуманитарный коридор для поставки зерна в беднейшие страны, а под этим предлогом была организована эта работа, хотя оно туда и не идет... Если выяснится, что гуманитарный коридор используется для совершения террористических актов, то, конечно, это поставит под большой вопрос дальнейшее функционирование этого коридора. Но пока таких данных у нас нет.

— Но ответ прорабатывается? — нашел в себе силы уточнить корреспондент.

— Ответ-то простой: закроем, и все! — произнес в конце концов желанное для Константина Панюшкина Владимир Путин.— Но надо сначала это установить достоверно. Такой информации нет.

То есть российский президент повторил последнюю фразу три раза. А мог вообще не произносить.

— На днях мужчину оштрафовали в Москве за то, что он слушал украинскую музыку,— рассказал Владимиру Путину теперь уже корреспондент Life Александр Юнашев.— Так скоро и фильм «В бой идут одни старики» можно запретить, потому что там есть украинские мотивы, и Гоголя... Ведь если фашисты слушают народные песни, то они от этого фашистскими не становятся. Как вы думаете?

Наконец-то пресс-конференция выбрала свойственный времени тон, подумал я. Расчет ведь, наверное, был на то, что слово «фашисты» по отношению ясно к кому будет любо господину Путину и с него слетит уже эта милейшая невозмутимость.

— Мы все время возмущаемся попытками закрыть русскую культуру, отменить ее... Бред, чушь...— констатировал президент России.— Как один из наших музыкантов пел: «Дураки какие-то...» Вот и все. Ну мы... как это… не должны вести себя таким же образом... К тому же в Крыму украинский язык — государственный наряду с крымскотатарским и русским. Поэтому само по себе это неправомерно. К тому же почти 3 млн граждан, проживающих у нас,— украинцы. Ну как же мы можем запретить?.. Да у нас и в голове такого нет. Я понимаю, с чем это связано: это эмоциональная реакция... Но во многих семьях, я уверен, знают и любят украинскую песню. Еще в Советском Союзе были популярны хиты на украинском языке (а это эталон.— А. К.).

— Про мобилизацию... Сейчас многие компании не понимают, кого из сотрудников возьмут, кого — нет,— прозвучал еще один вопрос.— И ожидать ли вторую волну мобилизации... Будет ли всеобщая мобилизация?.. 300 тыс. человек, о которых говорил министр обороны,— это еще актуальная цифра или нет?

Вопросы становились все гуще. Этот попал, казалось, совсем уже куда надо. Не перелет или недолет.

— Минобороны сначала называло другую цифру,— разъяснил Верховный главнокомандующий.— Не 300 тыс. (то есть цифра 300 тыс. для него стала новостью после объявления о частичной мобилизации? Он полагал, что Сергей Шойгу озвучит другую? — А. К.). Это первое. Второе: ничего дополнительного не планируется.

Да, вот это было пока главное. Потому что это сказано и не забудется никем из тех, кто слышал. Прямую трансляцию слышали все.

— Никаких предложений от Минобороны на этот счет не поступало,— господин Путин на всякий случай снял с себя ответственность за потребности, к тому же выросшие, в мобилизации.— И в обозримом будущем я не вижу никакой необходимости.

Все-таки прозвучало «в обозримом будущем». А это понятие предательски субъективно.

— Бестолковщина, о которой я сказал, связана со старыми формами учета,— добавил российский президент,— которые не обновлялись десятилетиями. И вот когда начали проводить эти мероприятия мобилизационные, выяснилось, какого они качества. Эта мобилизационная база сейчас обновляется на современной основе, и она будет максимально достоверной.

Впрочем, кому-то это уже не поможет.

— Хотя должен сказать, что эта работа уже заканчивается,— неожиданно произнес президент России то, чего от него и не ждали.— Сейчас в войсках находятся 222 тыс. мобилизованных из 300 тыс. Думаю, что в течение примерно двух-трех недель все мобилизационные мероприятия будут завершены.

Теперь главной новостью пресс-конференции была эта.

— Мы в Казахстане находимся, здесь, как мы знаем, очень много людей, которые уехали после объявления о частичной мобилизации,— сообщил корреспондент программы «Вести» (Алексей Головко.— “Ъ”).— Определенное количество их находится и в соседних странах (и очень, очень большое.— А. К.). Предлагалось даже изымать у них автомобили... А вот как вы лично относитесь к тем, кто уехал из страны после 21 сентября?

Так прозвучал еще один основной вопрос.

— Я предпочитаю давать не эмоциональные, а юридические оценки. Нужно давать в каждом случае правовую оценку конкретного гражданина,— произнес Владимир Путин.

Вот теперь это был тот Владимир Путин, который принял решение 24 февраля.

Он ведь мог сказать, что все они, уехавшие и оставшиеся, граждане одной страны и останутся ими, несмотря ни на что. Я надеялся, что он так и скажет. И даже очень надеялся.

Но он предпочел на время ответа стать тем Владимиром Путиным, которого мы видим последние восемь месяцев.

Почему он не сказал иначе? Потому что решил, видимо, сказать так, как на самом деле думает. Уехавшие останутся, без сомнения, гражданами страны. Но только после правовой оценки в каждом случае.

Ну вот и все. Никто не поедет обратно. Дураков нет.

— Кто-то уехал, потому что чего-то боится,— тем не менее еще и разъяснил президент России.— Кто-то уехал, потому что хочет уклониться от мобилизации. Кто-то еще по каким-то соображениям. Нужно давать правовую оценку. И действовать в отношении этого человека только на этом основании… По-другому невозможно поступить,— признался президент.

Он именно что признался. Он, может, и хотел бы сказать другие слова и поступить бы по-другому. Да не сможет заставить себя. Может, и заставлял. Но уже не смог.

Корреспондент «Аргументов и фактов» Глеб Иванов задал свой вопрос, и если бы он не прозвучал, то, может, и стыдно было бы за эту пресс-конференцию. Но он прозвучал:

— Сейчас начинают приходить первые данные о погибших мобилизованных. В Челябинской области власти заявили, что погибли несколько мобилизованных. Сегодня в Москве хоронят мобилизованного 23 сентября сотрудника мэрии Москвы. У него не было военной подготовки и не было военного опыта. Как так получается? При объявлении о мобилизации вы сказали, что все мобилизованные пройдут военную подготовку. Как так получается, что люди оказываются на фронте, и еще даже трех недель не прошло с момента объявления мобилизации, и там погибают?

Владимир Путин, такое впечатление, разволновался.

— Линия соприкосновения — 1100 км. Поэтому держать ее войсками, сформированными исключительно из контрактников, тем более что они принимают активное участие в наступательных операциях, практически невозможно,— сказал он.

Это было похоже даже на оправдание.

— Вот с этим связана мобилизация,— продолжил президент.— Это первое. Второе. Все граждане, попавшие под мобилизацию, должны пройти военную подготовку. И она складывается следующим образом. Я сказал 222 тыс. сейчас находятся в войсках. Точнее сказать, в так называемых частях-формирователях. Там первичная подготовка от пяти до десяти дней. Затем поступают непосредственно в зависимости от учетно-военной специальности в боевые части. И там подготовка от пяти до 15 дней. Затем, следующий этап, поступают непосредственно в войска, ведущие боевые действия. И там боевое слаживание. И если посмотреть в целом... то это возможно.

Он имел в виду: научиться воевать.

— 33 тыс. мобилизованных уже находятся в подразделениях, и 16 тыс.— в подразделениях, привлекаемых к выполнению боевых задач. Но если такие вопросы возникают (что люди погибают, не научившись держать оружие в руках.— А. К.), я дополнительно дам поручение Совету безопасности... Там есть люди в Совете безопасности, ранее служившие в Министерстве обороны, знающие свое дело, специалисты высокого уровня и класса (интересно, кто такие? — А. К.)... Дам им поручение, чтобы они провели инспекцию того, как осуществляется подготовка мобилизованных граждан.

В ответе сразу возникли Совет безопасности, специалисты высокого класса... Президент России, похоже, не хотел подать вида, что на него произвела впечатление эта информация, однако она произвела.

— После всего Украина сможет существовать как государство? А Россия? И второй вопрос: Владимир Владимирович, вы ни о чем не жалеете? — спросил я.

— Нет,— сразу ответил Владимир Путин.— Я хочу, чтобы было понятно: то, что происходит сегодня, малоприятно. Мягко говоря. Но это все то же самое мы получили бы позже, только в худших для нас условиях. Мои действия правильные. И своевременные.

Это была, судя по всему, с его точки зрения, чистая правда.

И он в самом деле ни о чем не жалеет.

Я думал, Владимир Путин не скажет и этого. Но он сказал.

Я повторил вопрос про Украину.

— Мы не ставили перед собой задачу уничтожения Украины,— он пожал плечами.— Вот в Крыму проживает 2,5 млн человек... 2400 (тыс.— “Ъ”)... Взяли и воду отрубили там... Ну вот... Войскам пришлось зайти и открыть воду в Крым. Вот как просто пример логики наших действий! Не сделали бы этого действия — не было бы других противодействий. Взорвали Крымский мост — и теперь нам нужно десять раз подумать: а обеспечение сообщения Крыма с территорией (Донбасса.— А. К.) — насколько это важно для Российской Федерации? Понимаете? Вот.

Он имел в виду, что важно, и очень.

И тут содержалась угроза.

Кроме того, ведь он объяснил, если кто не заметил, почему Херсонская и Запорожская области стали территорией России.

Напоследок Владимир Путин высказался о возможности участия войск НАТО в войне с Украиной. То есть о возможности прямого столкновения.

— Это очень опасный шаг,— произнес он,— который может привести к глобальной катастрофе. Надеюсь, хватит ума-разума у тех, кто говорит об этом, чтобы этих опасных шагов не предпринимать.

То, о чем сейчас шла речь, было опять самое главное, о чем я думал всю пресс-конференцию.

Нет, он не похож на человека, который может решить применить ядерное оружие.

Причем решить может.

Применить — нет.

Андрей Колесников, Астана