Подробности

Место дирижера

В 1900-е годы Рахманинов начал выступать как дирижер — сперва его пригласила капельмейстером частная опера Мамонтова, а потом и Большой театр. В Большом он проработал только два сезона, но успел за это время совершить настоящую революцию. До того времени дирижер располагался в оркестровой яме не там, где сейчас, а у самого края сцены, перед суфлерской будкой: оркестранты видели его только со спины. Именно Рахманинов, следуя тогдашнему опыту западных театров, решился разместить дирижерское место привычным нам образом. Певцы протестовали, заявляя, что теперь они не видят дирижерской палочки, но быстро смирились.

Понимание духовной музыки

Рахманинов не создал ни одной многоактной оперы, но зато оставил два монументальных хоровых цикла, из которых известнее всего его «Всенощное бдение» (1915). Сознание Серебряного века часто тянулось если не к религиозности как таковой, то по крайней мере к ее древним, первозданным художественным формам. Вот и рахманиновское «Всенощное» в подавляющем большинстве номеров построено на подлинной мелодике старинных одноголосных распевов. Но при этом композитору удалось создать произведение стопроцентно авторское, оригинальное по языку и стилю, органично воспринимающееся и вне связи с литургическим контекстом. А потому «Всенощное» и стало самым исполняемым в мире большим опусом русской духовной музыки.

Переосмысление старины

Диалог с прошлым многое определял для Рахманинова, но собеседниками в этом диалоге были не только титаны романтизма (как в случае Рапсодии на тему Паганини). В его фортепианном наследии есть, например, транскрипция ми-мажорной скрипичной партиты Баха. А также, разумеется, знаменитые Вариации на тему Корелли (1931), где тема на самом деле даже не принадлежит великому барочному скрипачу и композитору Арканджело Корелли — все еще древнее и глобальнее. Это анонимная «фолия», на которую еще с позднего Возрождения авторские вариации писались мириадами. Именно в рахманиновское время интерес к старой музыке и старинным исполнительским практикам становится заметной частью модернистской культуры.

Проницаемость для популярных жанров

В поздней рахманиновской музыке совершенно не случайно различимы джазовые краски — композитор любил джаз, был знаком с Гершвином и восторженно отзывался о его музыке, сам не считал зазорным музицировать в джазовой манере для собственного развлечения. Для тогдашней критики все это было симптомом «поверхностности» и «несерьезности» Рахманинова. Но «поверхностность» не мешала этой музыке основательно захватывать массовую аудиторию. Еще при жизни композитора его произведения в популярной обработке то и дело звучали на эстраде. То же продолжилось и потом — от Синатры до современных поп-исполнителей: никому из академических композиторов ХХ века не досталась такая любовь со стороны масскультуры.