На вокзалах случай сводит людей, которые в обычной жизни никогда бы не встретились. У таких встреч есть магическое свойство переписывать жизненные расписания пассажиров. Этим они сродни фильмам: кино мы любим за то, что оно тоже заставляет своих героев сойти с накатанной колеи

Молодая белокурая женщина с аккуратным личиком примерной ученицы приведена в полное соответствие с требованиями моды-1987: красный широкоплечий пиджак, тугая коса, схваченная у основания массивным черным бархатным бантом. На перроне станции Бордо она дожидается суженого — молодого перспективного врача, получившего место в здешней клинике под началом видного хирурга. Когда прибудет поезд из Парижа, врач сойдет на платформу, обнимет невесту — все у этой пары благополучно, все понятно и предсказуемо в этой встрече на вокзале. Но вскоре из того же состава выйдет совсем другая девушка — в безразмерном свитере, армейского кроя брюках, заправленных в сапоги, бесформенной шерстяной шапке. Она окинет врача восхищенным взглядом, который, при виде его подруги, сменится такой привычной и беззлобной досадой — ну, да, такие парни не про мою честь. Но как бы девушка ни была неухожена, она выглядит настоящей кинозвездой — да и то сказать: это — Настасья Кински. И этого достаточно, чтобы в первые же минуты великой мелодрамы «Болезнь любви» (Жак Дере, 1987) мы, зрители, знали наверняка: кто бы ни ждал героя на перроне, с кем бы он ни обнимался, нас сегодня ждет история про него и про ту, что сейчас одна волочет свою сумку к подземному переходу. И вот он уже обернулся, и на секунду его взгляд застыл вслед незнакомке, лишь мелькнувшей в толпе прибывших.

Когда в 1913 году немецкий поэт Райнер Мария Рильке писал «На станции унылой кто-то вдруг кивнул кому-то. Легкое движенье — и кажется, обласкан ты, как друг», кинематограф был еще слишком молод, чтобы открыть в себе это вокзальное качество: менять судьбы. Но предвидел его почти с самого рождения. 50-секундное «Прибытие поезда» братьев Люмьер — нехитрая немая лента — отразило нарядный ажиотаж публики курортного городка на Лазурном берегу, встречающей долгожданный состав, хмельное состояние отпуска, в котором прибывший в поезде фатоватый господин сходит на перрон и сразу не может сориентироваться в праздной толпе незнакомцев, а заодно там ли он вообще сошел и если да, то зачем.

Всего через каких-то 66 лет была создана знаменитая итальянская картина «8 1/2» (Федерико Феллини, 1963), показавшая, что фильмы могут уже не просто рассказывать истории, но и делать понятным поток сознания. Это была первая и главная картина о том, как и из чего рождается кино, и автор в ней, разумеется, не обошелся без поклона фильму-первенцу — сцены прибытия поезда в крошечный курортный городок. В фильме режиссер (Марчелло Мастроянни) вызвонил сюда, где он не только лечится на водах, но и запускается с новым фильмом, свою любовницу (Сандра Мило). Однако с прибывшего поезда сходит старушка, затем врач — и все. Режиссер облегченно вздыхает: сам Феллини, когда журнал «Эспрессо» попросил его составить списки «Я люблю» и «Я не люблю», начал список «Я люблю» словами: «Вокзалы, Матисса, ризотто, ждать, придя на свидание, в надежде, что тот, кого ждешь, не придет (даже если это очень красивая женщина)». Однако в фильме складывается иначе: поезд уходит — и на противоположной платформе возникает, идет танцующей походкой его зазноба, с муфтой в одной руке и шляпной коробкой в другой, с пятью чемоданами, которые грузит на тележку носильщик. Это похоже на сон и одновременно легко объяснимо — просто она вышла с противоположной стороны тамбура.

Но до этой очаровательной путаницы между сном и явью, реальностью и кино еще 66 лет. А вот как о своем первом, детском киновпечатлении, случившемся в шесть лет в маленьком зале гостиницы «Метрополь», вспоминал основатель московского Театра кукол Сергей Образцов: «Серый поезд остановился, из него стали выскакивать люди и, мелко дергаясь, побежали по платформе. Мне очень понравилось. Когда вернулись домой, я показывал маме и няне "синематограф": бегал по комнате и дергался, как припадочный».

Немудрено, что ситуацию сборов курортников в ожидании поезда так полюбили комедиографы и использовали на протяжении десятилетий. В итальянской комедии «Фантоцци против всех» (Нери Паренти и Паоло Вилладжо, 1980) в горное местечко Ортизеи отправляется кататься на лыжах коллектив конторских работников, от спорта весьма далеких. Возникает веселая неразбериха с почти акробатическими трюками.

Невозможно не заразиться радостным возбуждением детей, вешающихся друг другу на шеи на пражском вокзале, когда трое их папаш—закадычных приятелей впервые взяли потомство на свою холостяцкую дачу в горах, и нетерпеливый свисток паровоза гарантирует: ожидания не будут обмануты — в чехословацкой комедии «С тобой меня радует мир» (Мария Поледнякова, 1982) маленьких лыжников ждет потеха высшей пробы. Правда, к лыжам она будет иметь мало отношения — больше к незатушенным в постели сигарам и прочим мужским слабостям, но ведь из такой ерунды и складываются самые незабываемые воспоминания детства.

Герои комедий, обыгрывающих суматоху вокзальных сборов, едут туда, где снег. Голливуд — тот прямо-таки настаивает, что на заснеженных крохотных станциях было оставлено — и оживает — детское фантазерское сердце людей, его сотворивших. Фильм «Лайф» (Антон Корбейн, 2015) представляет собой экранизацию легендарной фотосессии, запечатлевшей киноидола Джеймса Дина зябнущим под мокрым снегом Таймс-сквер в дни мартовской премьеры его первого хита «К востоку от рая». Дин (Дэйн Де Хаан) зовет фотографа Денниса Стока (Роберт Паттинсон) съездить в Индиану, где он вырос, увидеть «настоящую жизнь». По колено в снегу встретят их родные Дина, и вокзал Фермонта будет обещать домашний уют и тепло старорежимными закругленными торцами и кружевными занавесками в окнах. Здесь Сток увековечит для потомков Дина подлинного, каким экран его не покажет: в роговых очках, читающего комиксы с племянником, в высоких резиновых сапогах, играющим на конго коровам, в деревенских кепке и телогрейке, верхом на тракторе.

На вокзале Буффало в 1980-х — уже казенные плитка и бетон. Но так же, как навстречу Дину, спешат к только что поженившимся прославленным голливудским сценаристам (Голди Хоун и Берт Рейнольдс) в комедии «Лучшие друзья» (Норман Джуисон, 1982) два старичка, и нет для героини Голди Хоун, привыкшей к солнцу и славе, большей радости, чем мерзнуть здесь с ними, любоваться оранжевым на белом — привезенными из Калифорнии апельсинами на фоне буффаловского снега — и слушать про катаракты и инсульты, и идти так в лучшее место на свете, домой в сопровождении шумных голубей, гужующихся под сводами зала ожидания.

Музыку и песни к «Лучшим друзьям» написал французский композитор Мишель Легран, чьей самой знаменитой мелодией стала та, что сопровождала проводы на вокзале в мюзикле «Шербурские зонтики» (Жак Деми, 1964). Катрин Денёв, чья слава началась с «Зонтиков», не просто провожает любимого на вокзале — действие этой сцены относится к ноябрю 1957 года, когда Франция воевала в Алжире, и этот путь по дождливому перрону может стать для героя Нино Кастельнуово дорогой в один конец. У молодых разрываются сердца — а буфетчица буднично протирает бокалы: жизнь идет своим чередом. У киномюзиклов особая стать — ритм песен, мелодия должны прийти в унисон с пластикой движения в кадре. Потому так к лицу мюзиклу вокзалы: тронувшийся поезд, пара, идущая вдоль движущегося состава, он, вскочивший на подножку, она, оставленная камерой далеко позади.

Французское кино подвержено ностальгии. Уже в нашем веке возникли мюзиклы, вскормленные поэтикой «Шербурских зонтиков». В одном из них, «Возлюбленных» (Кристоф Оноре, 2011), Катрин Денёв провожает уже не возлюбленного, а дочь и не на войну, а всего лишь в Реймс, к мужу-жандарму. Роль дочери, в чью жизнь пришла безответная любовь, исполняла дочь Денёв, Кьяра Мастроянни. Она пела о килограммах чувств, опустившихся тяжестью на сердце. А Денёв, с лихвой хватившая потерь и разочарований и научившаяся жить дальше, в юбке с индейским орнаментом по моде 1990-х — действие сцены происходит в 1997 году,— помахивая сигареткой, которой актриса давно отгородилась от ударов судьбы, давала урок дочери, распевая о преимуществах оставаться легкомысленной девчонкой, признавая, впрочем, что беды не будет, «коль ты позволишь напускную грусть».

Разумеется, без сцен встреч и расставаний на вокзале не могут обойтись индийские фильмы, являющиеся мюзиклами априори — в них всегда есть песни и танцы. Абсолютный рекорд по длительности кинопоказа — пять лет без перерыва в крупнейшем бомбейском кинотеатре «Минерва» — поставил фильм «Непохищенная невеста» (Адитья Чопра, 1995). Это трехчасовая хроника встреч и расставаний на вокзалах двух влюбленных студентов в исполнении Шахрукха Кхана и Каджол в разных концах света — Лондоне, Швейцарии, Пенджабе. Вокзалы и отправляющиеся/прибывающие поезда знакомят их, ссорят, сближают, разлучают, казалось бы, навсегда и так же навсегда сводят вместе. Причем в непредсказуемом порядке, и то, что начинается как сцена прощания, оборачивается сценой обретения. Иные из них становятся музыкальными эпизодами, и самый пронзительный — тот, где они расстаются на лондонском вокзале, но всю дорогу домой, в музыкантах в подземных переходах, в уличных гитаристах они видят друг друга и слышат из уст этих пригрезившихся двойников слова о любви.

Не забывайте, что проводы — это в принципе далеко не всегда горькая вещь. Порой тот, кто уезжает, сбегает с облегчением из обрыдшего быта и от любви, ставшей обузой, навстречу своей собственной мечте. Как делает это посреди кондитерской пышности вокзала австрийского Граца под щелчками фоторепортеров, флагами, напутствиями и поздравлениями Брэд Питт в фильме «Семь лет в Тибете» (Жан-Жак Анно, 1997). Никогда больше, ни до, ни после, он не был так хорош собой, как здесь, когда с целеустремленностью выпущенного снаряда бежит от Ингеборги Дапкунайте, опостылевшей ему настолько, что он готов залезть на непокоренную восьмикилометровую гималайскую вершину Нанга-Парбат.

Другой киноидол, Кэн Такакура, «японский Ален Делон», в прологе одного из лучших своих фильмов «Станция» (Ясуо Фурухата, 1981), напротив, будет спроваживать свою жену и маленького сына с заснеженной платформы вокзала северного Саппоро 1968 года — но по тем же причинам: якобы они мешают его спортивным амбициям, он тренируется в олимпийской сборной стрелков. На самом деле незадолго до принятия им столь жесткого решения на его глазах был убит его наставник и коллега и герой Такакуры, который служит в полиции острова Хоккайдо, винит в происшедшем себя. Он одержим идеей разыскать убийцу, и семья здесь ему может стать серьезной помехой. Действие будет перебрасываться из десятилетия в десятилетие, из одной криминальной интриги в другую, и железнодорожные станции — название фильма выбрано неслучайно — будут играть в судьбе Эйдзи и сюжете фильма роль смысловых узлов. Олимпийская карьера пойдет крахом, убийца наставника так и не будет пойман, а трупы невинных, напротив, будут множиться, и в канун нового 1980 года он решит, что сделал неверный выбор и почувствует тягу к семейному очагу.

Тогда он сойдет с поезда на перроне приморского поселка Масике и заметит на вокзале встречающую поезд женщину в красном. Ее играет Тиэко Байсё, чьи героини в конце 1970-х одомашнили вечных якудза и беглецов Такакуры. Вот и здесь бег фильма на какое-то время остановится. Но когда она пойдет его провожать, вокзал укажет ему убийцу, которого он упустил 12 лет назад. Понятно, что с возрастом мужчина, чья жизнь кажется ему серией промахов, начинает сожалеть о совершенных ошибках, о попранном семейном счастье. Но фильм как раз о том, что собственный выбор мужчины, каким бы неверным он ни казался на протяжении лет,— это и есть его истинная судьба. Многие линии крученого сюжета еще сойдутся к финалу на станциях. На одной из них герою, наконец осознавшему, что те 12 лет путаницы и были его путем к победе, камера позволит уйти. Точнее — уехать на поезде.

В зимней ночи красный огонек удалится вдоль перрона, и поедут титры этого самого вокзального, пронзительного и вдохновляющего в мире фильма. Этим финалом он утверждает: встречать и провожать поезда — удел и изначально выбранная судьба кинокамеры, а значит, и зрителя.

Текст: Алексей Васильев