В Кремле их опять выстроили в линеечку

4 декабря президент России Владимир Путин принял участие в церемонии вручения верительных грамот в Кремле, а специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников старался понять, что от кого зависит, чтобы все кончилось и началось снова. И многое прояснилось.

В такой день жалеешь, что стал журналистом. Дело не в том, что проход на ВДНХ через КПП-1 и КПП-2, анонсированный накануне, был для прессы закрыт. Между тем от этих КПП до павильона 75, куда должен был приехать Владимир Путин, метров, может, 300. Как и до Центра аккредитации. И ты его хорошо видишь.

Но аккредитация — в другом павильоне, куда не пройти без аккредитации. Туда можно попасть только через КПП-3 на улице Сергея Эйзенштейна. Это новая для нас точка на карте этого дня. До нее от КПП-2 — километра полтора в начинающуюся опять метель под чавканье снега, льда и грязи под ногами. Но это все ерунда для нас, журналистов, работающих в поле. Проблема в том, что когда ты проберешься все-таки почти что к тому же КПП-2, но с другой стороны, то есть ко входу в Центр аккредитации, то для начала поймешь, что туда так просто не войти. Просто некуда поместиться. Каждый сантиметр пространства небольшого зала внутри занят теми, кто и так давно внушает смешанные чувства, то есть прежде всего журналистами. Они не то что дышат друг другу в затылок. Они приросли друг к другу в очередях сердцами, руками и ногами по направлению к пунктам оформления аккредитаций этого дня (общая аккредитация на выставку не поможет).

Ты понимаешь, что все эти люди обречены на неуспех и просто обречены. Во-первых, тебе расскажут, что с утра сломалась система, которую время от времени чинят (это система проверки ПЦР-тестов; как будто нельзя выписывать аккредитацию по предъявлению справки), что сотрудники работают в основном вручную, а это пока не получается, и что в час проходят три человека, не больше (в очередях стоят не меньше 400). И до начала мероприятия с участием президента России никто тут не успеет, конечно. И вообще, сгоряча тебе кажется, что теперь ты знаешь, как выглядит ад.

Во-вторых, люди обречены просто потому, что если среди них есть хоть один с положительным ПЦР-, ОРВИ- или грипп-тестом (а такие тут, без сомнения, есть), то назавтра в такой обстановке «плюсанут» все. А тебе этого не надо, и ты успеваешь в самую тихую гавань дня — на Кутафью башню, где очередей нет и откуда прямой путь в БКД, в Георгиевский зал, где уже начинают собираться на вручение верительных грамот все тому же президенту России иноземные послы.

Послы расположились ближе ко входу в Георгиевский зал. Здесь для них созданы условия: кофе, печеньки.

Все успели рассесться, кроме трех человек, которые, видимо, хотели что-то обсудить между собой и остались стоять. Это послы Швеции, Германии и Великобритании. Видно, что им уютно в зале лишь друг с другом. И по-человечески это понятно.

Впрочем, в какой-то момент они, конечно, становятся жертвами журналистов. Послы переспрашивают, откуда журналисты, но отвечают так или иначе всем, даже тем, кто не отвечает им. Впрочем, нас тут не много. Даже, может, почти никого.

И вот я спрашиваю посла Великобритании Найджела Кейси, который только что говорил, что для него «честь быть послом Великобритании в России, несмотря на сложившиеся обстоятельства и на разногласия по поводу Украины»:

— Разве не является такая работа в такое время для дипломата лучшим вызовом в жизни?

— Это самая интересная работа, что может быть сейчас! — он и правда вроде оживляется.— Это действительно самый большой вызов в профессиональной карьере! Именно поэтому я решил вернуться в Россию (действительно, он уже работал здесь.— А. К.) в такое тяжелое время.

Да, ему нравится мысль про вызов. Ведь он же человек, который его принял.

Но ведь это в конце концов правда.

— А как вы думаете, закончится ли война на Украине, пока вы работаете послом? — интересуюсь я.

— Это не зависит от меня,— качает он головой.

— Разве? — переспрашиваю я.— А может, все же и зависит?

Он опять качает головой, но, мне кажется, уже в сторону Александровского зала, где вскоре должен появиться президент России.
Мы еще не знаем, что это не вскоре.

Есть, конечно, здесь послы из дружественных стран. Самый дружественный, похоже,— посол Казахстана Даурен Абаев (а, нет, потом же я увидел и посла Туркменистана в России Эсена Айдогдыева).

— Как вам повезло стать таким послом? — спрашивал я его.

— Доверие в первую очередь президента (Касым-Жомарта Токаева.— А. К.),— откровенно поделился он сокровенным.— Ну и не секрет — это большая ответственность.

— А где вы до этого несли ответственность? — продолжал интересоваться я.

— Прямо до того, как приехать в Москву, я был заместителем генерального секретаря СНГ,— рассказывал господин Абаев.— До этого был министром культуры и спорта Казахстана, работал в администрации президента, был министром информации и коммуникаций. И был пресс-секретарем Нурсултана Абишевича (господина Назарбаева, первого президента Казахстана.— А. К.).

Ах вот оно. Пресс-секретарем.

— А что же тогда для вас новая должность? — не могу удержаться я.— Повышение или понижение?

— Я это расцениваю и как повышение…— отвечает он, помедлив.— И как…

— Понижение,— киваю я.

Да, так ведь тоже может быть.

— Нет! И как повышение, и как ответственность! — не сдается он.

— А вы прочитали новую книгу Нурсултана Абишевича? — спрашиваю я.
— Нет еще,— слишком поспешно для человека, который еще не прочитал, отвечает Дарен Абаев.

— Слышали, наверное, что она предельно откровенная?

— Да! — сразу говорит он, и ясно, что имеет в виду: такой человек, как Нурсултан Назарбаев, способен на откровенность и имеет на нее полное право.

— А с чем связана такая искренность в рассказе о личном? — продолжаю все же я.— Почему он вдруг решил все рассказать, не знаете?

— Я думаю, что это связано в том числе и с тем, что у Нурсултана Абишевича появилось время, когда он может поразмышлять. Вспомнить…

— И может быть, возникло желание…— предполагаю я.

— И это, конечно, тоже. Это без сомнения,— соглашается Дарен Абаев.

Посол Кувейта в России Рашед Аль-Адвани рассказывает мне, что учился в Советском Союзе, и я прошу уточнить, в каком вузе.

— В Киевском государственном университете,— разъясняет он.

Ого.

— Международные отношения…— добавляет господин Аль-Адвани.— Закончил диссертацию в Дипакадемии МИД России!

Нет, не нужно оправдываться. Оправдываться не в чем.

Похоже, господин Аль-Адвани знает жизнь и сегодняшний смысл ее получше иных.

Как-то послы не очень охотно общаются не то что с журналистами, а друг с другом. Душой компании тут, похоже, является по всем признакам посол Германии в России Александр Граф Ламбсдорф. Да, это очень жизнерадостный человек. Только что он поговорил с одним журналистом, который попытался напомнить ему на английском языке, что Запад решил воевать до последнего украинца, и предательски не справился со своим английским.

— Мой русский не очень,— предупредил его господин Ламбсдорф.— Но лучше попробуйте на русском.

Он был великодушен.

— И мой английский тоже…— признался журналист и был пойман на противоходе.

— На немецком? — снисходительно уточнил посол.

— Нет, еще хуже,— вздохнул корреспондент.

— А, тогда, значит, французский! — просиял посол.

— Нет. Плохой русский,— совсем упал духом журналист.

Пришлось его потом даже утешать.

Так вот, к господину Ламбсдорфу был лишь один вопрос: отчего такая странность в фамилии?

И он вдруг рассказал, что его предок Матвей Ламсдорф верой и правдой служил российскому императору в первой половине XIX века.

— Да неужели? — удивляюсь я.

Тут уже информацию взяли на вооружение телекорреспонденты, через несколько минут в зале появляется сотрудник БКД и культовый экскурсовод Марина Михайлова. Ей нужна пара минут, чтобы обнаружить в Георгиевском зале выбитую позолоченную табличку с именем и фамилией: «Матвей Ламздорф». Под самыми сводами зала, слева от входа.

— Это он,— повторяет потрясенный посол.— Это же он!..

Он, наверное, сейчас заплачет.

Может, он и заплакал.

Несколько минут назад он, улыбаясь, говорил о том, что его предок был награжден орденом святого Георгия, и вдруг когда-нибудь найдется этому свидетельство в России. Оно уже нашлось, черт возьми.

Выясняется, что в зале высечены пережившие времена и реконструкции имена всех кавалеров ордена святого Георгия. То есть 11 509. И я, например, никогда не обращал на это внимания.

— Да, 24-я доска… Я составила электронную таблицу, по которой легко найти любого,— говорит Марина Михайлова.— Между прочим, всего Ламздорфов здесь три. Но Матвей — один! Это он. Тот, кого искал Александр Ламздорф.

Немецкий посол, мне кажется, первый человек из побывавших здесь за последние годы или, может, десятилетия, у которого с Георгиевским залом такие родственные связи. Бывает же, как говорится.

— Исторически,— рассказывает Марина Михайлова,— у нас исторически во дворце был телефон, был бинокль, закрепленный именно за нашим залом. В 1924 году они еще были по описи… После этого мы их не видим… А бинокль был нужен именно для этого: рассматривать, искать фамилии.

Потом я выясню, что здесь высечены фамилии еще и не таких удивительных людей. Например, «прапорщик британской армии Гей». Да, имя утеряно, да и зачем?

— Представляю, сколько бы волокиты было у немцев, обратись к ним русские с подобной просьбой…— говорю я.

— У нас тоже все непросто,— успокаивают меня.— Мы же это в виде исключения делаем. Потому что Владимир Владимирович опаздывает.

Да, церемония на ВДНХ затягивается, потому что тоже все никак не начиналась.

Но вот и это случилось.

— Я прошу вас отнестись с пониманием к тому, что нам пришлось сдвинуть немного нашу торжественную церемонию вручения верительных грамот,— говорит господин Путин.— В первой половине дня мне нужно было принять участие в публичных мероприятиях, в том числе и прежде всего речь идет о посещении выставки на ВДНХ. Рекомендую найти пару часов вашего времени, съездить посмотреть. И вы сможете на наглядных примерах посмотреть, как развивается Россия, чем она живет — страна, в которой вам предстоит работать и прожить несколько лет.

Назидательно.

Было бы, конечно, странно, если бы послы не услышали:

— Главная тенденция в том, что на смену прежней, однополярной системе приходит новый, более справедливый многополярный миропорядок. Полагаю, что это уже для всех стало абсолютно очевидным.

Нет, не для всех. Примерно, я посчитал, для половины выстроившихся по линеечке в Александровском зале послов.

— Как бы кто ни хотел, наша активность в мировых делах будет только нарастать,— с удовлетворением констатирует Владимир Путин.— В наступающем 2024 году России предстоит выполнить целый ряд важных внешнеполитических функций. Нам выпало первыми председательствовать в расширенном объединении БРИКС. И мы сделаем все возможное, чтобы помочь новым участникам объединения гармонично встроиться в режим работы этой организации…

Многообещающе.

Особенно для Эфиопии, которую решено было в последнюю секунду принять в БРИКС, причем во многом усилиями министра иностранных дел России господина Лаврова, стоявшего сейчас в Александровском зале рядом с помощником президента Юрием Ушаковым.

Господин Путин переходит к отношениям со странами, представленными здесь послами. Бурунди, Мали…

— Недавно республике (да, Мали.— А. К.) была безвозмездно направлена крупная партия российского зерна… Кстати, хочу сказать, в шесть стран направляются суда с российским зерном в качестве помощи этим странам, которые нуждаются в продовольствии,— исключительно кстати поясняет господин Путин.— Некоторые суда уже разгружаются, некоторые находятся сейчас в море, некоторые грузятся в российских портах…

А вот пошли недружественные:

— Как известно, двусторонние отношения России и Республики Корея переживают, к сожалению, не лучшие времена. Еще несколько лет назад эти отношения развивались самым конструктивным образом и носили обоюдовыгодный характер, особенно в экономической сфере… Мы вместе работали и над политико-дипломатическим урегулированием ситуации на Корейском полуострове…

Что же такого случилось?.. Ах, да…

Но зато:

— Связи России с Республикой Гамбия носят стабильный и конструктивный характер! — рассказывает Владимир Путин.— Имеются все возможности, чтобы придать им дополнительную динамику!

А вот и обращение к земляку:

— С Федеративной Республикой Германия,— говорит Владимир Путин,— на протяжении более полувека нам удавалось развивать прагматичное деловое сотрудничество! Оно приносило выгоду обоим государствам, да и, пожалуй, не только нам, но и всему европейскому континенту. Причем привлекательной сферой двустороннего взаимодействия всегда была энергетика. Наша страна десятилетиями надежно, без сбоев снабжала Федеративную Республику Германия по доступным, приемлемым ценам и экологически чистым газовым топливом, и нефтью, и другими энергетическими товарами, другим энергетическим сырьем.

А здесь-то что стряслось? Да, точно…

— И это сотрудничество,— говорит господин Путин,— в буквальном смысле слова было подорвано, в том числе диверсией на «Северных потоках». Нынешнее замороженное состояние отношений с Россией — причем не по нашей инициативе, хочу это подчеркнуть — невыгодно ни нам, ни вам!

Он вдруг смотрит на Александра Графа Ламбсдорфа и обращается лично к нему (и больше так за всю церемонию ни разу ни к кому не обращается.— А. К.).

— Но прежде всего, на мой взгляд, Германии! — оговаривается, конечно, господин Путин.

Посол выдерживает взгляд.

Но вот снова ведь все хорошо:

— С Республикой Сингапур все последние десятилетия поддерживались продуктивные связи с особым акцентом на их экономическую составляющую! Успешно развивались контакты по линии деловых кругов!..

Эх, следующая — Швеция:

— Приходится с сожалением констатировать, что в отношениях с нашим соседом по Балтике, Королевством Швеция, полностью отсутствуют политические контакты, свернуто торгово-экономическое взаимодействие, культурные и гуманитарные связи. Разумеется, каждое государство само определяет оптимальные пути обеспечения своей безопасности. Но отказ Стокгольма от проводившейся на протяжении 200 лет политики неучастия в военных блоках не может не вызывать вопросов! Такая политика — и это всем очевидно — приносила шведской стороне бесспорные дивиденды, играла важную роль в формировании общей атмосферы безопасности и стабильности в североевропейском регионе. Нынешняя же ситуация в двусторонних делах, понятно, не отвечает истинным интересам ни наших стран, ни региона, ни Европы в целом…

Да, особенно обидно за Швецию. Все так хорошо у нее шло.

Словения… Нет, лучше не надо…

Люксембург… Ах, оставьте…

Но Пакистан!

Но Алжир!

Австралия… Ну сами виноваты…

— Отношения с Исламской Республикой Мавритания выстраиваются на основе равноправия и взаимной выгоды с учетом сложившихся традиций дружбы и взаимопонимания! — отмечает Владимир Путин.

Турция — да!

Ох, тут как назло Великобритания…

— Нынешнее состояние дел в диалоге с Лондоном общеизвестно…— а что еще тут скажешь?

Туркменистан!

Греция. Доминиканская Республика…

В целом скорее да, чем нет.

— К сожалению, по санитарным соображениям мы не можем поговорить подробнее, пообщаться, заканчивает Владимир Путин (и даже грамоты послы складывают при входе в Георгиевский зал, как и год, и два назад.— А. К.).— Надеюсь, настанут лучшие времена не только в политике, но и в сфере здравоохранения, и мы сможем это сделать.

Церемония закончена. На выходе я спрашиваю Сергея Лаврова, есть ли среди принимавших участие в церемонии послов люди, больше других близкие ему.

— Это интимный вопрос,— не скрывает господин Лавров.

— А станут ли, как вы думаете, все эти люди еще здесь, в Москве, пока работают, свидетелями восстановления отношений России и Запада?

— От них зависит,— пожимает он плечами, и я вспоминаю ответ английского посла.

— А от нас?

Тут уж он ничего не отвечает.

Выходит, от нас уже ничего не зависит.

Андрей Колесников