«13-й год» датской компании Signa в Гамбурге

В гамбургском Schauspielhaus, в арендованном театром цехе бывшего завода, прошли показы иммерсивного перформанса супругов Сигны и Артура Кёстлер «13-й год». Пять часов среди жителей затерянной в горах деревушки на правах подростка провела Алла Шендерова.

Цифру, прозванную чертовой дюжиной, никто не жалует. Неудивительно, что Сигна Кёстлер, не признающая табу, назвала свой очередной перформанс «13-й год». Перформанс, он же тотальная инсталляция, начинается с того, что у зрителей отбирают пальто и личные вещи. Происходит это на холоде, у входа в театр. Собрав слегка обескураженную публику в небольшом лекционном зале, на стену проецируют слайды: автобус, ползущий среди окутанных туманом гор, хвойный лес — хорошая местность для начала триллера.

Текст на слайдах предупреждает, что в перформансе могут участвовать те, кто принимает предлагаемые обстоятельства: всем нам идет 13-й год, мы отправились на экскурсию в горы, во время которой автобус сломался, а шофер исчез, бросив детей в незнакомом месте. Когда лектор, наводя на меня указку, спрашивает, сколько мне лет, я, запнувшись, отвечаю «12». Он кивает.

Спектакль идет на немецком, перевод исключен — это на самом деле не спектакль и не инсталляция, а будто маленькая жизнь. Выйдя из зала, мы оказываемся в лощине. В воздухе — мутная взвесь: взглянув наверх, едва различаешь, что над головой не сумеречное небо, а натянутое полотно. Возможно, за ним скрываются остатки заводского цеха. Но Сигна, сама оформляющая свои работы, превратила его в низкое небо, словно давящее на деревушку, спрятанную между гор: с грязными домишками, узкими проходами, лужей-прудом, над которым сидит совсем уже жуткая личность. Уловив ее взгляд, я кидаюсь назад. Но из домишек уже вываливают обитатели: только что за тюлевыми шторами они казались растрепанными куклами с гипсовыми лицами и вот уже вклиниваются в толпу «потерявшихся детей» и разбирают их по семьям.

Услышав, как я мямлю по-немецки, моя будущая сестра хочет сбагрить меня соседям, но их дом полон. И она тащит меня к матери: маленькой женщине с нежным, всегда испуганным лицом. За фанерной стенкой спит глава семьи, страдающий после встречи с каким-то зверем. Его руки обвязаны тряпками, из гипсового рта несутся стоны — куклы тут почти неотличимы от актеров. Я и еще три зрительницы вынуждены раздеваться в его «присутствии» до белья — нам выдают новую одежду, то есть обноски. На мне окажутся хлопковые колготы, два свитера и ботинки. Я указываю «старшей сестре» на свои ноги, пытаюсь тянуть свитер вниз, и она выдает мне брюки.

В этом наряде, не уберегающем от сырости, я проведу пять часов. Буду слушать гонг, при ударах которого обитатели деревни застывают, а некий голос сверху объявляет время, согласно которому здешние сумерки то бледнеют, то темнеют. Слушать пьяные крики соседей, дерущихся у единственного источника воды. Ходить строем в туалет, чистить картошку: обед будет из этой картошки и чуть присоленной воды. Соль здесь в цене: ею посыпают вход в дом, чтобы отогнать чудище. Собственно, из-за него все и живут в страхе, даже моя старшая сестра — хулиганка, ночью утаскивающая нас на сейшен, где ребята и девушки (им вроде уже 16 лет) играют в бутылочку и распивают спиртное.

Перевоплощаясь в испорченных подростков, молодые актрисы и актеры умудряются не переходить грань: наблюдать за их нервными юношескими объятиями не стыдно, но интересно, как интересно наблюдать за мастерски сыгранной ролью. При этом общая безысходность мирка кажется вовсе не игрой, а реальностью. Единственное яркое пятно здесь — то ли гадалка, то ли торговка краденым (Сигна купается в этой роли, от души куражась над зрителями), прочие же боятся любого шороха.

В Гамбурге Сигна работает второй раз. В 2021-м на старой почте показывали ее перформанс «Покой». Оба раза — с местными перформерами. Также в 2019-м работала она и в Петербурге, где на тогда еще существовавшем фестивале NET были сделаны «Игрушки», провоцировавшие зрителей заступаться за девушек, становившихся жертвами манипуляций, абьюза и харассмента (подробнее — см. “Ъ” от 5 декабря 2019 года). Общий язык с российской командой Сигна нашла легко, зрителям мешало лишь то, что они порой узнавали в перформерках питерских актрис.

Нечто подобное случилось и с «13-м годом»: спеша к ночному поезду, я узнала от одной из зрительниц, что ее пригласила подруга-участница — студентка актерского факультета. Другой попутчик, пожилой берлинец, приехавший в Гамбург специально ради Сигны, оказалось, знает про «Игрушки». Оба сразу спросили меня, какой из спектаклей круче. Ответить было непросто. «Игрушки» остались в той реальности, где самым отвратительным казался харассмент и абьюз, где каждая из участниц мечтала получить наследство и сбежать в большой свободный мир. О том, что абьюз может сопровождаться вечным сумраком, безвременьем и отсутствием перспектив просто потому, что мир сузится до одной огромной, злобной, тотально несчастливой деревни, мы тогда не догадывались.