100 лет назад врачи констатировали клиническую смерть Ленина

В 18:50 21 января 1924 года не стало Владимира Ленина, одного из самых прославленных и самых спорных политиков в отечественной истории. Спустя век корреспондент “Ъ” Иван Тяжлов всматривался в обстоятельства, которые предшествовали смерти Ленина, и в некоторые детали его посмертного существования.

…Январь выдался морозный, а в доме было тепло и пахло болезнью: лекарствами, нездоровым телом. Накануне он до полудня сидел в кресле на балконе после дурного завтрака — мучила отрыжка, плохо жевал. Смотрел в черно-белый сад. Чесались глаза. Около трех часов дня был припадок — посинел лицом, кликнули врача, пришел немец-невропатолог Отфрид Ферстер, который провел рядом с пациентом уже полтора года, но к его приходу стало уже лучше. Жена попросила посмотреть глаза: показалось, что он стал плохо видеть. Смотрели вечером, около восьми: оказалось, глазное дно в норме, поле зрения не сужено.

Почти весь день 21 января проспал. Проснулся от позывов в туалет в половине одиннадцатого, сходил, выпил полстакана черного кофе и снова спал до двух. В три подали обед — слабый бульон и еще полстакана кофе. Состояние было вялое, он снова уснул. Проснулся около четырех вечера, надвигались уже январские сумерки,— и опять уснул. Рядом все время был врач, профессор Виктор Петрович Осипов. Около пяти позвали снова Ферстера. Стали смотреть его, сонного, обнаружили небольшое вздутие живота, пульс 86. Ферстер сказал, ничего нового.

В 17:30 дыхание немного участилось, пульс чуть вырос — до 90 ударов. Дали градусник — 37. В 17:40 начался припадок. В шесть его вырвало, врач отметил коматозное состояние. Возник тонус с подергиваниями справа, дыхание стало шумным, он скрипел зубами, прикусил язык (в слюне была кровь), еще несколько раз рвало. В половине седьмого он стал приходить в себя, судороги прекратились, открылись глаза, вздохнул глубоко два или три раза. В 18:40 еще раз дали градусник — на этот раз он показал скачок температуры: 42,3. Лицо побагровело, становилось трудно дышать, и в 18:50 дыхание прекратилось. Он побледнел, голова откинулась. Врачи пытались делать ему искусственное дыхание — без результата. Смерть констатировали врачи Ферстер, Осипов и Павел Елистратов, время поставили — 18:50, понедельник, 21 января 1924 года.

«Свободный художник»

Ленин умер на 54-м году жизни: по меркам своего времени вполне мог быть дедом, но все же позднее советское приторное «дедушка» никак не ассоциируется с его возрастом. Октябрьская революция, им придуманная и сделанная, совершилась, когда ему было 47. В спорной, но популярной двухтомной биографии 1994 года «Ленин» Дмитрий Волкогонов напоминает читателям, что Ленин, по существу, большую часть своей жизни был представителем богемы: учился в университете, был публицистом, много времени провел за границей:

«Почти вся жизнь до 1917 года для Ленина была свободным политическим и литературным творчеством, без каких-либо регламентов, обязательных присутствий, чиновничьего долга, обременительных бытовых и служебных обязанностей… Приехав в революцию 47-летним человеком, он уже имел выработанные привычки и стереотипы жизнедеятельности, более присущие "свободным художникам", нежели высшим государственным чиновникам… Ленин из зарубежного наблюдателя российской государственной жизни и ее ожесточенного критика (что всегда проще) превращается в творца этой жизни. Он перемещается в эпицентр всех драматических и трагических событий огромной страны. Нервная система работает напряженно, с огромными перегрузками. А ведь, судя по ряду косвенных признаков и свидетельств, она никогда не была у него крепкой».

В 30 лет, живя в Лейпциге, Ленин консультировался у местных врачей, специализирующихся в области неврологии и психиатрии. В феврале 1917-го писал сестре Марии: «Работоспособность из-за больных нервов отчаянно плохая». Его раздражали громкие звуки, плохая звукоизоляция стен, скрип половиц. Он, например, чрезвычайно эмоционально воспринимал музыку — до того, что уходил с концерта после первого отделения, физически не в силах слушать еще.

Как биографы, так и читатели биографий поражаются: человек с такой тонкостью восприятия готов был отправлять на смерть сотни и тысячи людей ради достижения политической цели. Проявлять добродушие, смеяться от души, возиться с детьми или щенками — и принимать решения, ведущие к жертвам, порой огромным, или меняющие карту страны.

Жалобы Ленина на снижение работоспособности усиливаются зимой 1920–1921 годов, потом — следующей зимой. Он все чаще берет отпуска. В конце марта—начале апреля 1922-го он в последний раз руководит съездом партии: подводит итоги первого года нэпа, говорит, что уступки частнохозяйственному капиталу закончены…

В ночь на 26 мая 1922 года у него первый инсульт. Врач — невролог, профессор Василий Крамер — посмотрит его только 28-го. Из собранного им анамнеза следует, что вечером 25-го Ленин нормально поужинал рыбой, вовремя лег спать, но не мог заснуть и потому вышел прогуляться. Во время прогулки он бросает камешки в соловья, мешавшего уснуть,— и вдруг чувствует слабость в правой руке. Возвращается, снова ложится — но в четыре утра просыпается от сильной головной боли; у него приступ рвоты. Утром он чувствует слабость правых конечностей; не может высказать своих мыслей теми словам, какими хочет. Это состояние длится около часа, потом наступает восстановление; но к вечеру он снова хуже говорит. 27 мая утром все будто бы проходит — но во второй половине дня наступает «очень глубокое расстройство речи», сопровождающееся головной болью и слабостью справа.

«Не может усвоить смысл прочитанного»

С записи от 28 мая начинается дневник, который до смерти Ленина вели трое врачей — Василий Крамер, Виктор Осипов и Алексей Кожевников. Этот дневник сначала просто пропал, потом полвека пролежал в секретном фонде и был полностью (с некоторыми изъятиями по этическим причинам) опубликован только в 2020 году усилиями Валерия Новоселова. В записи от 28 мая говорится, что пациент не может говорить сложными фразами, не в состоянии назвать многие предметы; читает, но «не может усвоить смысл прочитанного», не может писать, не может считать ни в уме, ни на бумаге. Через несколько дней, 30 мая, врачи предлагают ему умножить 12 на 7, вспоминала сестра Ленина Мария Ульянова. Он не может, он очень этим подавлен, после ухода врачей он тратит на решение этой простейшей задачи три часа — и наконец находит решение путем сложения.

Когда читаешь эти материалы, остро чувствуешь испуг, который не мог не навалиться на него в эти дни. По некоторым данным, в эти дни Ленин обсуждает с генеральным секретарем ЦК Иосифом Сталиным вариант самоубийства с помощью цианистого калия. Ленин и его супруга вернутся к этой просьбе еще как минимум один раз, в марте 1923 года; но тогда врачи дадут надежду на выздоровление, а политбюро не захочет этой надеждой пренебречь.

Любой человек к 52-м годам успевает хорошо освоиться со своим организмом, знает его хронические слабости и возрастные отклонения. Но паралич, пусть и временный, утрата способности говорить, писать, считать, а главное — думать,— как обвал на пути сильно разогнанного локомотива. Стоит май 1922-го: впереди денежная реформа, план электрификации, предложение законодательно урегулировать террор, не отказываясь от него, и предложение в некоторых случаях заменять смертную казнь высылкой за границу — это коснется части все еще не уехавшей интеллигенции… Впереди спор со Сталиным о принципах вхождения автономий в состав РСФСР и создание Советского Союза. В собраниях его сочинений есть раздел «Последние работы»: это целая папка — «Лучше меньше, да лучше», «О кооперации», «Как нам реорганизовать Рабкрин», «Письмо к съезду».

Все это очень трудно соотнести с бесстрастным описанием состояния Ленина после удара в мае 1922 года, за которым ясно видна трагедия человека, на полном ходу столкнувшегося с беспощадным диагнозом.

Собственно, о диагнозе много лет ведется дискуссия, которая не будет завершена до окончательного рассекречивания всех документов, относящихся к болезни и смерти Ленина. Основной предмет спора — причина поражения сосудов головного мозга. Часть медиков — таковые, видимо, находились и среди тех, кто наблюдал и лечил Ленина в последние месяцы его жизни,— исходили из предположения, что поражение мозга носило инфекционный характер и могло быть связано с так называемым приобретенным нейросифилисом. Врачи, которые этого предположения придерживались, отмечали, что подтвердить эту гипотезу пробами было сложно (во всяком случае по состоянию на начало 1920-х годов). Среди препаратов, о которых известно, что их давали Ленину, были средства, направленные на терапию нейросифилиса.

«Вот история, так будет кондрашка»

История последних полутора лет жизни Ленина — это история мучительных попыток восстановления после серии ударов. После первого инсульта в мае 1922-го он бьется над простейшими примерами на сложение, но уже в июне снова вовлечен в работу и активную политику. Политбюро подбирает для него врачей — лучших отечественных и иностранных (сразу же после смерти НКВД заинтересуется, кто, как и сколько им платил).

Сам Ленин недоволен новыми врачами, особенно немцами: «Покорнейшая просьба освободить меня от Клемперера (Феликс Клемперер.— “Ъ”). <…> Убедительная просьба избавить меня от Ферстера (Отфрид Ферстер.— “Ъ”). Своими врачами Крамером (Василий Крамер.— “Ъ”) и Кожевниковым (Алексей Кожевников.— “Ъ”) я доволен сверх избытка»,— пишет он Сталину.

Врачи, как местные, так и иностранные, приходят к выводу, что первое, что необходимо сделать,— это изолировать пациента от политической жизни. Он снова жалуется Сталину: «Они растерялись от сильного припадка в пятницу и сделали сугубую глупость — пытались запретить политические совещания, сами плохо понимая, что это значит. Я чрезвычайно рассердился и отшил их. В четверг у меня был Каменев (Лев Каменев, в 1922 году — член политбюро ЦК, председатель президиума исполкома Моссовета, расстрелян в 1936-м.— “Ъ”). Оживленный политический разговор. Прекрасный сон, чудесное самочувствие. В пятницу паралич. Я требую вас экстренно, чтобы успеть сказать, на случай обострения болезни. Только дураки могут тут валить на политические разговоры. Если я когда и волнуюсь, то из-за отсутствия своевременных и компетентных разговоров».

Ленин боится, как в такой ситуации боится любой.

Боится, что следующий временный паралич окажется постоянным. 14 июня после короткого спазма говорит доктору Кожевникову: «Вот история, так будет кондрашка». Через несколько месяцев, уже зимой 1923-го, вдруг рассказывает Крамеру и Кожевникову также после приступа: «Мне уже много лет назад один крестьянин сказал: "А ты, Ильич, помрешь от кондрашки". И на мой вопрос, почему он так думает, ответил: "Да шея у тебя больно короткая"». Он шутит с врачами, но в этих шутках видны страх, ожидание, что врачи скажут успокоительное: нет, что вы, никаких признаков.

Еще больший страх — сойти с ума. Как-то он прямо спрашивает врача, вызванного после жалоб на бессонницу и навязчивые состояния: «Ведь это, конечно, не грозит сумасшествием?»

Смех сквозь слезы

Летом 1922-го приступы паралича происходят с периодичностью раз в несколько дней, иногда застают его на ходу. Наблюдение врачей, ставшее постоянным, раздражает и смущает его, он часто смеется «без меры», но близкие замечают, что это смех сквозь слезы. Новый сильный приступ врачи фиксируют 4 августа — Ленин на некоторое время утрачивает подвижность, на несколько часов — речь: удается произнести только «да-да», «нет-нет» и «а, черт».

Он восстанавливается почти мгновенно: на следующий день у него Сталин, еще через день — Енукидзе (Авель Енукидзе, секретарь Всероссийского центрального исполкома (ВЦИК), после создания СССР — ЦИК СССР, расстрелян в 1937-м.— «Ъ»), 7 августа — Орджоникидзе (Серго Орджоникидзе, первый секретарь Закавказского крайкома РКП(б), по ряду версий застрелился в 1937 году, факт самоубийства официально не установлен.— «Ъ»), Петровский (Григорий Петровский, будущий председатель ЦИК СССР от Украины.— «Ъ») и Крестинский (Николай Крестинский, полпред РСФСР в Германии, расстрелян в 1938-м.— «Ъ»). 9 августа — снова Сталин.

Похоже, что сентябрь 1922-го становится для Ленина одним из последних месяцев относительно приемлемого самочувствия: во второй половине месяца лечащие врачи фиксируют только визитеров, а не изменения в состоянии здоровья. Среди визитеров есть фотографы, которые снимают Ленина с детьми, и представители Армении и Грузии: дело идет к подписанию договора о создании СССР, председатель Совнаркома не может позволить себе быть не в курсе деталей — тем более что в Грузии сложный кризис между местными большевиками во главе с Поликарпом Мдивани и представителями центра в лице Сталина, Орджоникидзе и наркома внутренних дел Феликса Дзержинского. Ленин на стороне Мдивани; он с удовольствием возвращается к активной работе; 3 и 10 октября ведет заседание Совнаркома. Жалоб нет, только почти все время хочется плакать.

В октябре Ленин переезжает из Горок в Москву, полностью возвращаясь к рабочему графику. Каждый день в 9:30 он приступает к чтению газет в кабинете, в 10:45 принимает доклад секретаря, с 11 до 14 проводит встречи, совещания, заседания, разговоры по телефону. С 14 до 18 он работает в своей кремлевской квартире, потом снова возвращается в кабинет и снова интенсивно работает, в том числе ведет заседания Совнаркома со сложнейшей повесткой.

5 ноября судороги и параличи возвращаются, но 13-го он произносит часовую речь по-немецки на Конгрессе Коминтерна.

Зал в восторге; Ленин после выступления говорит с доктором Кожевниковым, спрашивая, заметил ли тот повтор в его речи. Кожевников повтора не заметил и заявил, что не видит препятствий для двухчасового программного выступления на съезде Советов, который должен открыться в Москве 30 декабря.

«Вот речь, речь надо поправить»

На съезде его не будет. Последним публичным выступлением Ленина станет речь на пленуме Моссовета 20 ноября 1922-го. 12 декабря он последний раз работает в кремлевском кабинете — вернется сюда Ленин лишь один раз, осенью 1923-го, за три месяца до смерти.

С конца декабря 1922 года его состояние начинает стремительно ухудшаться. 16 декабря у него второй инсульт. Он переносит несколько временных параличей, но все еще диктует практически каждый день: это его последние публицистические и политические выступления. С 24 по 26 декабря он диктует стенографисткам знаменитое «Письмо к съезду»: «Я советовал бы очень на этом съезде предпринять ряд перемен в нашем политическом строе…»

Съезд, на котором создается Советский Союз, избирает отсутствующего Ленина своим председателем, но письмо там не читают, его прочтет только в мае 1924 года Надежда Константиновна Крупская на XIII съезде РКП(б). Сталин, которого Ленин в письме довольно резко критикует, подаст в связи с этим в отставку с поста генерального секретаря, но она не будет принята делегатами. Еще через несколько лет этот текст будет объявлен фальшивкой, а его распространение приравняют к контрреволюционной агитации.

За год до смерти Ленин диктует 30 минут в день, иногда больше. Он еще читает, но жалуется на спутанность мыслей — и периодически плачет.

Последняя диктовка — 2 марта. В это время он все еще очень вовлечен в текущие дела, его крайне волнует конфликт в Грузии.

По некоторым данным, днем 5 марта Ленин говорил с женой о Сталине, и Крупская сообщила мужу о своем недавнем телефонном разговоре со Сталиным, который довольно грубо требовал от нее поменьше говорить с Лениным о делах. На Ленина этот рассказ производит сильное впечатление: он в гневе и диктует секретную записку Сталину, требует от него взять все сказанное Крупской назад и извиниться либо «порвать с ним отношения». Сталин получит это письмо и напишет довольно бесцеремонный ответ, который в Горки придет или накануне, или сразу после нового сильного удара.

Последняя короткая записка Ленина Мдивани — «Всей душой слежу за вашим делом, возмущен грубостью Орджоникидзе и потачками Сталина и Дзержинского. Готовлю для вас записки и речь» — датируется 6 марта. Из записок врачей следует, что в этот день он почти ничего не говорит, кроме «ах, черт, ах, черт». Правда, к вечеру речь улучшается. Но рано утром 9 марта Крупская снова вызывает врачей: Ленин заговаривается, бредит, говорит несуразные вещи. Врачи говорят о третьем инсульте.

Когда врачи входят, он спрашивает с вымученной улыбкой: «Что вы в такое неурочное время приехали, чтобы констатировать мое сумасшествие?» Он говорит одни слова вместо других, сам этого не замечая, но просит врачей: «Вот речь, речь надо поправить».

Речь, увы, поправке не поддается. Ситуация ухудшается обвально — 23 марта врачи отмечают расстройства движений и восприятия: «Временами кажется, что у него зрительные галлюцинации… Когда вечером ему дали сухари, он долго не мог попасть рукой в блюдце, а все попадал мимо… Сегодня такое впечатление, что все что говоришь Владимиру Ильичу, до него не доходит, может быть усилились явления сенсорной афазии, и он не понимает того, что ему говорят, или быть может мысли заняты другим». В официальном бюллетене о здоровье Ленина в этот день сообщается: «Процесс болезни имеет неизбежно длительное течение; ввиду этого бюллетени будут издаваться с сего числа только по мере надобности».

«Теперь, товарищи, пора перестать»

Хороших новостей и нет. Ленин полупарализован, периодически совершенно отказывается есть, произносит в основном односложные слова или нечто нечленораздельное, хотя порой словно прорываются отдельные связные фразы. «Ай, ай-ай, боже мой,— говорит он врачам при осмотре 18 апреля.— Я еще живу». 19 апреля сидя показывает куда-то пальцем и произносит: «Теперь, товарищи, пора перестать» — и смахивает слезы. Когда при нем говорят о возможном выздоровлении, он явно сердится и отрицательно мотает головой.

Ленин почти не говорит: «вот-вот», «веди», «вези» — почти весь доступный ему теперь запас слов; но Крупская, не жалея сил, день за днем пытается заново учить его произносить простые слова — «мама», «папа», «няня». В одном из майских писем Крупская пишет: «Живу только тем, что по утрам Володя бывает мне рад, берет мою руку, да иногда говорим мы с ним без слов о разных вещах, которым все равно нет названия». Ленин почти неподвижный инвалид, он то лежит, то сидит в кресле-каталке. Крупская просит для него грифельную доску, на которой он мог бы пытаться писать относительно подвижной левой рукой с помощью мела.

Надежда Крупская вспоминала позже, что до июля состояние Ленина неизменно ухудшалось, но во второй половине лета появились признаки улучшения. Восстанавливается относительная свобода движений, он снова произносит слова и даже считает. Длиннее стали прогулки и списки повторяемых слов, он начал писать буквы и даже слова, больше людей, присутствие которых он мог терпеть. Ему явно заметно лучше. В сентябре Крупская и врачи говорят при нем о возможной поездке в Крым — правда, врачи полагают, что волнения, связанные с поездкой, могут свести на нет всю пользу от благотворного крымского воздуха. Тогда заходит речь о переезде или хотя бы поездке в Москву. Идею переезда врачи отклоняют, а вот двухдневная экскурсия в итоге состоится.

18 октября он приходит — судя по записям, ковыляет сам, без кресла-каталки,— в гараж, садится в машину и отказывается покидать ее, пока Крупская, врачи и охрана не соглашаются везти его в Москву. В Кремле он с трудом поднимается в свой кабинет, берет книги, тетрадки, бумаги; заходит в пустой зал заседаний Совнаркома… Он ночует в кремлевской квартире и утром едет смотреть Всероссийскую выставку сельскохозяйственной и кустарно-промышленной продукции — но льет дождь, и они возвращаются в Горки.

Туда теперь почти никто не приезжает – для вчерашних соратников он уже превратился в символ, в абстракцию.

Только врачи, Крупская и сестра Мария находятся в доме почти неотступно. Под конец года Ленин в сравнительно хорошем настроении: он продолжает самостоятельно ходить, в какой-то момент требует перо, чтобы писать. «Каждый день у него какое-нибудь завоевание,— пишет Крупская в одном из писем.— Но все завоевания микроскопические, и все как-то продолжаем висеть между жизнью и смертью. Врачи говорят, все данные, что выздоровеет, но я теперь твердо знаю, что они ни черта не знают, не могут знать».

«Внезапно произошло резкое ухудшение»

В заключении о смерти, написанном в Горках после вскрытия 22 января 1924 года, в качестве причины смерти указаны «усиление нарушения кровообращения в головном мозгу и кровоизлияние в мягкую мозговую оболочку в области четверохолмия». Анатомический диагноз сформулирован так: «Распространенный артериосклероз артерий с резко выраженным поражением артерий головного мозга; артериосклероз нисходящей части аорты; гипертрофия левого желудочка сердца; множественные очаги желтого размягчения (на почве склероза сосудов) в левом полушарии головного мозга в периоде рассасывания и превращения в кисты; свежее кровоизлияние в сосудистое сплетение мозга над четверохолмием; костная мозоль левой плечевой кости; инкапсулированная пуля в мягких тканях верхней части левого плеча (результат покушения в 1918 году на заводе Михельсона.— “Ъ”)».

«21 января в состоянии здоровья Владимира Ильича Ленина внезапно произошло резкое ухудшение,— говорилось в официальной публикации от 22 января.— В 5 1/2 дня дыхание стало прерывистым, наступило бессознательное состояние, появились общие судороги. В 6 часов 50 минут Владимир Ильич скончался при явлениях паралича дыхательного центра. Произведенное 22 января в 2 часа дня вскрытие тела обнаружило резкие изменения кровеносных сосудов головного мозга и свежее кровоизлияние мягкой головной оболочки в области четверохолмия, что послужило причиной смерти».

Под оригинальным протоколом вскрытия в Горках — десять подписей, включая Отфрида Ферстера, Алексея Абрикосова, Бориса Вейсброда, Владимира Обуха, Павла Елистратова, Владимира Розанова, Виктора Осипова, Виктора Бунака, Александра Дешина и наркома здравоохранения Николая Семашко. Под официальным сообщением есть еще подпись лечащего врача Ленина Федора Гетье.

«Не устраивайте ему памятников»

Во вторник, 22 января, в Москве прошел пленум ЦК РКП(б). В постановлении значились, среди прочего, меры по предотвращению паники в стране. Днем похорон назначается суббота, 26-е (дату почти сразу перенесут на один день, похороны пройдут в воскресенье), местом прощания — Дом Союзов на Охотном ряду. Президиум ЦИК СССР формирует Комиссию по организации похорон Ленина под председательством Феликса Дзержинского. В составе комиссии — Николай Муралов (командующий войсками Московского военного округа, расстрелян в 1937-м.— «Ъ»), Михаил Лашевич (командующий войсками Сибирского военного округа.— «Ъ»), многолетний помощник и фактически секретарь Ленина Владимир Бонч-Бруевич, Климент Ворошилов (командующий войсками Северо-Кавказского военного округа.— «Ъ»), Вячеслав Молотов (секретарь ЦК РКП(б).— «Ъ»), Исаак Зеленский (ответственный секретарь Московского губкома РКП(б), расстрелян в 1938 году.— «Ъ») и Авель Енукидзе. Сталин рассылает телеграммы о смерти Ленина по всей стране и в частности находящемуся на лечении в Сухуми Льву Троцкому (председатель Реввоенсовета, убит в 1940 году в Койоакане, Мексика.— «Ъ»).

По всей стране начинаются траурные митинги. Собираются тысячи людей, многие плачут. Одновременно распространяются слухи: что Ленин умер уже полгода назад, но большевики скрывали, что Ленин и Троцкий скрылись за границей, что Ленина убили, потому что он хотел отменить налоги.

23 января на Павелецкий вокзал прибывает траурный поезд: паровоз У-127, почетным машинистом которого Ленина назначили несколько месяцев назад, во время одной из ремиссий, тянет за собой единственный багажный вагон с гробом. От вокзала до Дома союзов гроб сопровождают десятки тысяч людей. Его несут Иосиф Сталин, Михаил Калинин (председатель ЦИК СССР от РСФСР), Николай Бухарин (член ЦК, расстрелян в 1938-м.— «Ъ»), Михаил Томский (председатель ВЦСПС, покончил с собой в 1936-м.— «Ъ»), Лев Каменев, Вячеслав Молотов. Гроб ставят в убранном черным крепом Колонном зале. На прощание отведено три полных дня.

27 января гроб с телом Ленина помещают во временный деревянный мавзолей на Красной площади, наскоро сооруженный по проекту Алексея Щусева.

Во время работ по его сооружению рабочие случайно пробивают канализационную трубу, что дает повод находившемуся под следствием патриарху Тихону произнести ставшие знаменитыми саркастические слова: «По мощам и елей».

Решение об отказе от обычных похорон формально принимается на политбюро 24 января, на следующий день после прибытия траурного поезда в Москву, и автором инициативы, опять-таки формально, становится Михаил Калинин. Существуют версии, согласно которым решение оставить тело Ленина в склепе, открытом для посещения, было принято за несколько месяцев до его смерти. У Крупской нет возможности возражать — она только публикует 30 января в «Правде» полное горечи письмо: «Большая у меня просьба к вам: не давайте своей печали по Ильичу уходить во внешнее почитание его личности. Не устраивайте ему памятников, дворцов его имени, пышных торжеств в его память и т. д.: всему этому он придавал при жизни так мало значения, так тяготился всем этим…» Крупская пришла в Мавзолей только в мае 1924-го и не частила с визитами.

«Тут бы надо цитаткой подкрепить»

Бальзамирование тела Ленина заняло четыре месяца. В мае 1924 года первый, временный Мавзолей Ленина заменят вторым, а в октябре 1930 откроется нынешний, из железобетона, мрамора, гранита, лабрадора и порфира.

«Мумия, возможно, случайна,— пишет Дмитрий Волкогонов, полагая, что решение о сохранении тела в общедоступном склепе могло быть и не принято.— Но идол Ленина закономерен». Владимир Ленин оказался человеком уникальной судьбы — не только прижизненной, но и посмертной.

По частотности употребления слово «Ленин» в Советском Союзе было, вероятно, сопоставимо со словом «мама» — но «маму», как правило, не использовали столь обильно в своих речах высокопоставленные руководители.

Федор Бурлацкий (1927–2014), в 1970-х завкафедрой марксистско-ленинской философии в Институте общественных наук при ЦК КПСС (Международная ленинская школа), вспоминал, как он принес члену Политбюро ЦК КПСС Михаилу Суслову текст программного выступления, чтобы получить его одобрение. Суслов, читая, заметил: «Тут бы надо цитаткой подкрепить из Владимира Ильича. Хорошо бы цитатку. Это я сам, сейчас сам подберу». С этими словами Суслов «шустро побежал куда-то в угол кабинета, вытащил один из ящичков, которые в библиотеках стоят, поставил его на стол и стал длинными худыми пальцами быстро-быстро перебирать карточки с цитатами. Одну вытащит, посмотрит — нет, не та. Другую начнет читать про себя — опять не та. Потом вытащил и так удовлетворенно сказал: «Вот, эта годится».

«Используя подходящие цитаты из Ленина, вырванные из контекста, Суслов мог представить любые, даже крутые изменения политического курса как примеры поступательности и неизменности линии партии»,— комментирует мемуариста американский антрополог, исследователь позднего СССР Алексей Юрчак. Отметим, что Ленин, которого видевшие его иностранцы характеризовали как самого циничного оппортуниста, едва ли удивился бы такому обращению с цитатами.

«Ленин с нами»

В то же самое время Ленина поминали в бесчисленных шутках и анекдотах, пересказываемых в том числе в школьном туалете — и если при Сталине это грозило очень серьезными последствиями, то в позднем СССР соседство высокого пафоса и абсурдного, циничного юмора стало нормой.

Автор этих строк до сих пор помнит выученное в детском саду стихотворение Самуила Маршака «Знамя»:

У Кремля, в гранитном Мавзолее

Он лежит безмолвен, недвижим,

А над миром, как заря алея,

Плещет знамя, поднятое им.

Мне хорошо запомнилось мое изумление по поводу зари-аллеи — представлялась березовая аллея в закатном свете, но интуитивно было понятно, что аллея ни при чем.

5 ноября 1985 года Михаил Горбачев открыл на Октябрьской (ныне Калужской) площади в Москве памятник Ленину работы Льва Кербеля и Владимира Федорова: вождь и сейчас смотрит в перспективу Садового кольца с гранитного цилиндра весом 360 тонн, который доставили с помощью специальной 128-колесной тележки. Эти цифры так поразили воображение нашей учительницы начальных классов, что как-то раз вместо уроков мы поехали полюбоваться на новый памятник.

Свой Ленин стоял у нас в школе — бюст на импровизированном постаменте, обтянутом алой тканью, добытой кем-то из бережливых родителей на избирательном участке для голосования за нерушимый блок коммунистов и беспартийных, украшал площадку третьего этажа на парадной лестнице. Когда нерушимый блок стал на глазах разрушаться, дерзкие школьники возложили к бюсту две траурные гвоздики – и чуть не поплатились за это: демарш был совершен 22 апреля, в ленинский день рождения.

А еще через год гогочущие старшеклассники тащили тяжеленный бюст в кладовку: вдруг он стал неуместным, и все пересказывали друг другу телеэфир, в котором музыкант-авангардист Сергей Курехин и телеведущий Сергей Шолохов с невозмутимым видом доказывали, что Ленин — это гриб. Алексей Юрчак позднее разбирал курехинскую «провокацию» как частный случай «деконструкции образа Ленина».

Но эта деконструкция началась, кажется, задолго до 1991 года.

Ленин занимал какое-то невероятное место в советской системе координат.

Он господствовал на самых верхних, пафосных регистрах, как в песне композитора Серафима Туликова на стихи Льва Ошанина «В каждом счастливом дне». Но такую песню мог во весь голос запеть, присев в три часа ночи к пианино, до изумления пьяный человек, и высокая патетика сразу разрушалась. Вместо самого верха «включался» самый низ, где встречались шутки про трехспальную кровать «Ленин с нами».

Дети по всей стране учили наизусть песню о встрече с Лениным – «Улыбалось солнышко лучистое, радуясь беседе с Ильичом»; играли в «брыкаску» и выпиливали лобзиком подарок к маминому дню рождения, усвоив образцы из бесчисленных книг о Ленине в детстве и Ленине на елке в Сокольниках — и те же дети придумывали грубые шутки с вечно обгрызенными пионерскими галстуками: «Любишь Ленина? Молодец, люби дальше!»

Сама безгранично разросшаяся ленинская биография была полна полуанекдотами-полуапокрифами — например, как зимой 1919 года его служебную машину остановили в Москве вооруженные грабители, требуя отдать кошелек; удостоверение не произвело на них впечатления, тогда Ленин вышел из машины, оставил им пальто и пошел пешком в Сокольники с бутылкой молока для жены.

Ленин для миллионов людей был знаменем в самом высоком значении этого слова — как был он и заклятым навеки врагом для других. Сначала Ленину клялся в верности Сталин. Потом к Ленину апеллировали при развенчании культа личности Сталина. Потом выяснилось, что Ленин был адептом массового террора, агентом немецкой разведки и вообще грибом. Потом Ленин оказался в центре вечно возобновляемой дискуссии о необходимости его перезахоронения. Ленин до сих пор замыкает пятерку деятелей прошлого, с которыми у россиян ассоциируется страна, уступая Пушкину, Петру I, Сталину и Ломоносову.

Если бы покойники переворачивались в гробу при каждом их упоминании, Ленин вращался бы, как турбина ГЭС — но он лишен такой возможности, потому что большую часть времени выставлен на всеобщее обозрение как туристическая достопримечательность Красной площади.

Мавзолей работает пять дней в неделю, кроме понедельника и пятницы, с 10 до 13 часов — как если бы это все еще были часы приема председателя Совнаркома. Когда Мавзолей закрывают на несколько недель, тело Ленина подвергают обработке сотрудники специального научного учреждения, отвечающего за его сохранность. Они давно освоились в специфической реальности, которую мог бы придумать писатель Виктор Пелевин, если бы она не существовала на самом деле.

В результате попытки сделать из Ленина центр этической системы, которая задумывалась как вечная, Ленин стал карикатурой после того, как эта система рухнула — а отчасти еще и до этого. Парадоксальным образом это превращение ничуть не убавило, а может, и сгустило туман, который клубился вокруг фигуры Ленина, когда ее в своих интересах мифологизировали большевики. У официального поклонения всегда есть обратная сторона в виде неофициальной насмешки — над объектом поклонения, над теми, кто придумал поклоняться, и над собой, принявшими навязанное. Но и поклонение, и насмешка одинаково мешают разглядеть реального человека.

Ленин — пока единственный глава российского государства, чьи книги в переводе по сей день можно найти в книжной лавке любого уважающего себя университета как в дружественном, так и в недружественном зарубежье. Призрачный шанс есть еще у одного-двух текстов Сталина и, возможно, у писем Екатерины II, но это, скорее, редкость. А ленинский «Империализм как высшая стадия капитализма» — классика. Чтобы утверждать это, нет необходимости быть ленинцем, коммунистом, марксистом и даже вообще леваком. Возможно, однажды и в России станет понятно, что о Ленине можно не только шутить или спорить с пеной у рта. И для этого, в общем, совершенно не принципиальна физическая сохранность его телесной оболочки.