«Джентльмены»: образцовый Гай Ричи в восьми сериях

Netflix выпустил сериал Гая Ричи «Джентльмены» — авторемейк одноименного фильма 2020 года, отменное развлечение и плевок в спину «доброй старой Англии».

Текст: Татьяна Алешичева

Красавец-капитан в камуфляже разруливает мелкие ДТП на сирийско-турецкой границе — по его солдатскому виду сразу и не заподозришь, что он английский аристократ. В подлинном обличье мы застаем Эдварда (Тео Джеймс) уже в поместье, где умирает его отец. Против ожиданий, папаша-герцог завещает это самое поместье, все имущество и титул не старшему сыну, непутевому наркоману Фредди (Дэниел Ингс), а нашему Эдварду. Солдатская выучка и умение держать лицо тут же пригождаются ему при знакомстве с оборотной стороной наследства: оказывается, покойный герцог Халстедский получал немалый доход с плантации марихуаны, которая спрятана среди семейных угодий. Она принадлежит крупному наркодилеру Бобби Глассу (Рей Уинстон) — старик временно чалится на нарах, а бизнесом заправляет его смышленая дочь Сьюзи (Кая Скоделарио).

Именно к ней вынужден обратиться Эдвард, чтобы выручить балбеса Фредди из критически опасного затыка: тот задолжал крупную сумму отмороженной ливерпульской мафии. Но идея «порешать вопросы» с одними бандитами с помощью других тут же оборачивается для Эдварда полным погружением в криминал — и вот он уже ездит на стрелки, угоняет машины и вызывает «чистильщика» прибраться в замке, где кое-кому прострелили голову, забрызгав кровищей подлинник Гейнсборо.

Честный офицер, который поневоле ради семьи втягивается в мафиозные дела,— классическая коллизия «Крестного отца». Ветеран войны Майкл Корлеоне тоже не хотел становиться бандитом — до первого собственноручного убийства. Вот и Эдвард рассматривает свое участие в воровских налетах как временное. «Мы должны дистанцироваться от преступного бизнеса»,— бубнит он Фредди прямо во время угона. «Став преступниками?» — парирует тот. Уж на что этот Фредди дурной кокаинщик (в семье Корлеоне тоже был бестолковый старший брат Фредди!), но даже он понимает, что коль скоро коготок увяз — всей птичке пропасть. Историю увязшего коготка Гай Ричи уморительно аранжирует, перекладывая «Крестного отца» на свой излюбленный мотив «гоп-стопа».

Гая Ричи не принято называть визионером или постмодернистом, хотя, по сути, он является и тем и другим. Достаточно вспомнить его программную короткометражку из сборника «BMW напрокат» (2001): его тогдашняя жена Мадонна играет в этой короткой истории пародию на саму себя и одновременно олицетворяет поп-культуру как таковую. Нахальный водитель (читай: сам режиссер), сажает звезду в шикарное авто и катает по кочкам так, что она выпадает после бешеной езды на красную дорожку в мокрых штанах. Чем не метафора постмодернизма: берем поп-культурный канон и делаем с ним все, что хотим и умеем. Кажется, веселые бандитские истории Гая Ричи, где бычат, боксируют и матерятся, напрочь лишены содержания и представляют собой просто отвязное развлечение. Но если присмотреться, можно обнаружить в них бездну смысла. Ричи создал собственный визионерский проект, где из картин криминального дна начисто выхолощен пафос бандитской саги вроде «Крестного отца». Вместо драмы и героических типажей, преследуемых роком, тут царит комедия и действуют клоуны, гонимые собственным идиотизмом.

В «Джентльменах» Ричи вдобавок взялся высмеивать еще один культурный фетиш — «добрую старую Англию» старинных поместий и высокородных господ, с головы до ног одетых в твид. В поп-культуре сформировались два канона изображения «британскости»: горестные приключения простолюдинов, героев рабочего класса и люмпенов, как в сериале «Голяк» или у Шейна Медоуза, и истории благородных графьев, ровно в пять предающихся чаепитиям на лужайке, которую аккуратно стригли триста лет подряд, как в бесконечных экранизациях Джейн Остен и у Джулиана Феллоуза. В «Джентльменах» Гай Ричи объединил эти две Англии и обе высмеял: теперь по условному аббатству Даунтон время от времени пробегает стадо гопников. «Вот два изображенья: вот и вот. На этих двух портретах лица братьев»,— говорил принц Гамлет, имея в виду, что один брат хороший, а другой плохой, и надо же, какой контраст случился. У Гая Ричи никакого контраста нет: аристократ и бандюк отныне один и тот же человек — герцог Эдвард Халстедский, два мира — одна сатира. «Он годится для нашего дела,— говорит умница Сьюзи папаше-наркодилеру,— в стране 24 герцога, но только он убивает без зазрения совести». В самом названии «Джентльмены» слышится издевка: язык той несуществующей страны, которую придумал Гай Ричи, на котором без малейших затруднений ведутся здесь уморительные диалоги, в равных пропорциях состоит из бандитского кокни и изысканного английского. Вожделенная «британскость», фетиш, который обожают и которому подражают,— смесь того и другого, гибрид паба и парламента. А костюм из твида «гусиная лапка» одинаково хорошо сидит на любом, кто может его себе позволить,— будь ты хоть герцогом, хоть помешанным на «старых деньгах» заезжим мафиози из Америки.