Триста лет одному из главных мыслителей в истории человечества — Иммануилу Канту

22 апреля исполнилось 300 лет со дня рождения Иммануила Канта (1724–1804). В честь этого грандиозного события в Калининграде — на земле, где родился, жил и умер великий философ,— пройдет Международный Кантовский конгресс. Он станет крупнейшим в череде юбилейных мероприятий, организованных в России в соответствии с указом президента от 20.05.2021 №300 «О праздновании 300-летия со дня рождения Иммануила Канта».

Три периода Канта

Для России фигура Иммануила Канта особенно важна потому, что четыре с половиной года, с 1758 по 1762 год, он был подданным Российской империи. Войска Елизаветы Петровны вошли в Кёнигсберг в 1758 году, в том же году Кант отправил императрице письмо с просьбой назначить его на должность ординарного профессора Кенигсбергской академии. Просьба не была удовлетворена, Кант станет ординарным профессором логики и метафизики только в 1770 году.

Тогда же окончится докритический период его творчества.

Историки философии выделяют три периода в философском развитии Канта: докритический (до 1770), «десятилетие молчания» (1771–1780) и критический период (с 1781). Эта периодизация во многом связана со знаменитым суждением самого Канта из «Пролегомен» о том, что Юм пробудил его от догматического сна — по всей видимости, это пробуждение произойдет в начале «десятилетия молчания» между 1771 и 1772 годами и будет связано с отысканием «скептического метода» трансцендентальной философии. Однако между докритическим и критическим периодом философии Канта нет строгого противоречия. Уже в докритический период Кант размышляет над основными проблемами метафизики, которым посвятит свой главный труд «Критику чистого разума», поэтому было бы опрометчиво называть докритический период догматическим.

Когда М. А. Булгаков в «Мастере и Маргарите» заявляет, что Кант «начисто разрушил все пять доказательств, а затем, как бы в насмешку над самим собою, соорудил собственное шестое доказательство», он имеет в виду докритическую работу Канта «Единственно возможное основание для доказательства бытия Бога» 1763 года. Однако в ней Кант не разрушает пять доказательств, равным образом он не конструирует собственное шестое. Анализируя проблему доказательства бытия Бога, Кант приходит к осторожному выводу, что бытие Бога либо вообще невозможно доказать с логической строгостью, либо это доказательство должно быть онтологическим. Итогом работы оказывается следующий вывод Канта:

«Безусловно необходимо убедиться в бытии Бога, но вовсе не необходимо в такой же мере доказывать это».

Критике необоснованных доказательств, конструируемых спекулятивным разумом, был посвящен и центральный трактат докритического периода — «Грезы духовидца, поясненные грезами метафизики», изданный Кантом анонимно в 1766 году. В нем Кант пытается доказать безосновательность идеалистического учения шведского мистика Сведенборга о возможности общения с духами. Хотя зачастую эта работа воспринимается как насмешка над мистицизмом, позиция Канта, выраженная в трактате, оказывается гораздо более тонкой. В одном из писем Кант указывает, что не оспаривает саму возможность грез Сведенборга, скорее он хочет продемонстрировать, как далеко и беспрепятственно можно продвигаться в философских измышлениях, где данные отсутствуют. В трактате проводится параллель между идеями Сведенборга и взглядами приверженцев спекулятивной метафизики Вольфа, популярной в то время в Пруссии. Если духовидцы — это сновидцы чувств, грезящие в области ощущений, то метафизики — это сновидцы ума, грезящие в области разума. Можно заключить, что настоящей мишенью Канта оказывается не сам Сведенборг, а идеалистическая метафизика, основанная на игре воображения.

«Критика чистого разума»

В 1770 году Кант получает долгожданную должность ординарного профессора логики и метафизики. Прежде чем вступить в нее, Канту нужно было публично защитить инаугурационную диссертацию. Этот во многом случайный текст, составленный специально для новой должности, Кант будет считать истинным началом своей «критической философии». В нем Кант указывает на проблему метода метафизики: она смешивает рассудочные и чувственные понятия. Принципы чувственного познания выходят за свои пределы и касаются деятельности рассудка — на этой ошибке основаны заблуждения метафизики. Итак, Кант замыслил в своей диссертации грандиозный проект по реформации спекулятивной метафизики.

Во время «десятилетия молчания» с 1771 по 1780 год Кант почти ничего не опубликовал. Информацию о том, что занимало его в этот период, историки философии могут почерпнуть из сохранившихся писем, лекций и черновых записей по метафизике. Хотя сам процесс написания рукописи «Критики чистого разума» занял у Канта около четырех-пяти месяцев, ему предшествовала масштабная подготовительная работа. Значительное влияние на Канта оказала переписка с Ламбертом, и «Критику чистого разума» можно во многом считать продолжением его проекта. Кант даже хотел посвятить ему свой трактат, однако Ламберт умер до публикации «Критики». Среди других авторов, которых необходимо упомянуть в связи с подготовкой «Критики чистого разума»,— Тетенс, 1500-страничный текст которого лежал на столе у Канта, когда он писал «Критику».

Базовая кантовская установка на критику рациональной метафизики была сформулирована на подходящей почве с учетом достижений представителей немецкого Просвещения. Тем интереснее, что первые реакции на «Критику», вышедшую в 1781 году, были далеки от того, на что рассчитывал Кант. Современники посчитали Канта идеалистом и скептиком, а стиль его повествования показался непонятным для подавляющего большинства читателей. В ответ на критические рецензии Кант подготовил «Пролегомены ко всякой будущей метафизике, которая может появиться как наука» 1783 года, в которых изложил основные вопросы «Критики» в более популярной и лаконичной форме. Вершиной и финальной модификацией этого проекта стала публикация в 1787 году главного шедевра Канта — в тот год выходит второе издание «Критики чистого разума».

Часто революцию, проделанную Кантом в философии, называют «коперниканским переворотом» — источником такого сравнения является сам Кант, об этом он пишет в предисловии ко второму изданию «Критики». Кант хочет проверить, не решим ли мы задачи метафизики более успешно, если будем исходить из предположения, что предметы должны сообразоваться с нашим познанием, а не наоборот. Кант, как и Коперник, не открывает новый мир, а предлагает нам встать на принципиально новую точку зрения, и смена перспективы позволяет ему иначе взглянуть на классические проблемы.

В конце «Критики чистого разума» Кант формулирует основные вопросы философии: «Что я могу знать?», «Что я должен делать?», «На что я смею надеяться?». Позднее он добавит к ним четвертый, главный, к которому сводятся все остальные: «Что такое человек?». Ответ на первый вопрос о границах познания дает «Критика чистого разума».

Законы природы — у нас в голове

Главную задачу чистого разума Кант формулирует в виде вопроса «Как возможны априорные синтетические суждения?». Решение поставленной задачи включает в себя ответ на вопросы «Как возможна чистая математика?», «Как возможно чистое естествознание?», «Как возможна метафизика вообще?» и, наконец, «Как возможна метафизика как наука?».

Чтобы разобраться, как возможны априорные синтетические суждения, и ответить на вопрос о возможности метафизики как науки, необходимо уточнить, что означает выражение «априорное синтетическое суждение».

Априорным называется познание, безусловно независимое от всякого опыта и от всех чувственных впечатлений. Его критерии — необходимость и строгая всеобщность. Этим критериям отвечают, например, все положения математики. Синтетическими Кант называет суждения, расширяющие наше знание, предикат которых не заключен в субъекте. Например, в суждении «7+5=12» понятие двенадцати еще не мыслится от того, что я мыслю сумму семи и пяти. Априорные синтетические суждения содержатся не только в математике, но и в естествознании. Учение о наших способностях, благодаря которым возможны такие суждения, Кант называет трансцендентальной философией.

«Мы a priori познаем в вещах только то, что сами в них вложили».

В соответствии с «коперниканским переворотом» мы должны обратить внимание не на вещи, которые мы познаем, а на условия возможности нашего опыта этих вещей. Мир вещей самих по себе (ноуменов) для нас непознаваем, однако он воздействует на нас, и все наши внешние впечатления подвергаются обработке. Например, пространство и время не существуют объективно, они всегда связаны с наблюдателем и являются только условиями существования вещей как явлений. Кант называет пространство и время априорными формами чувственности.

Помимо чувственности, у нас есть и другая познавательная способность — рассудок, в котором также есть априорные условия, регулирующие нашу мыслительную деятельность. Эти способности не могут выполнять функции друг друга: рассудок ничего не может созерцать, а чувства ничего не могут мыслить. По аналогии с априорными формами чувственности Кант выделяет априорные категории рассудка, благодаря которым мы можем мыслить объект созерцания. Из этой части учения Канта есть важное следствие, четко выраженное им в «Пролегоменах»:

«Рассудок не черпает свои законы (a priori) из природы, а предписывает их ей».

Иными словами, законы природы, которые открывает наша наука, содержатся не в самой природе, а в нашем рассудке. Мы ничего не можем сказать о природе самой по себе и изучаем те законы, которые были вложены в природу нашим рассудком.

В «Критике чистого разума» Кант отдельно выделяет третью познавательную способность, основанную на деятельности рассудка,— разум. Если рассудок создает единство явлений посредством правил, то разум есть способность создавать единство правил рассудка по принципам:

«Все наше знание начинается с чувств, переходит затем к рассудку и заканчивается в разуме».

Именно разум, согласно теории Канта, в силу самого своего устройства, постоянно пытается выходить за пределы всякого возможного опыта и склонен к ошибочным умозаключениям. На этих неизбежных, хотя и не непреодолимых иллюзиях основаны три типа метафизических наук, последовательно критикуемых Кантом.

Прежде всего, Кант критикует рациональную психологию — науку о душе, в которой происходит необоснованное «гипостазирование» сознания. Нашему разуму свойственно воспринимать душу как субстанцию, обладающую независимым от тела существованием, однако доказать субстанциальность души невозможно. Во многом благодаря Канту сегодня на место классической психофизической проблемы о соотношении души и тела встала «mind-body problem» о соотношении сознания и тела.

Вторая метафизическая наука, критикуемая Кантом,— рациональная космология. Здесь Кант предлагает свое знаменитое учение о четырех антиномиях, из которых особенный интерес представляют последние две.

Категорический императив

Согласно Канту, мы можем доказать одновременно существование и отсутствие в мире свободы (3-я антиномия) и необходимого существа (4-я антиномия). Ключ к решению антиномий — трансцендентальный идеализм — учение о том, что предметы опыта есть лишь явления, а не вещи сами по себе. В мире феноменов нет ни свободы, ни необходимого существа. При этом Кант не отрицает их существование, а относит его к ноуменальному миру:

«Природа и свобода могут без противоречия быть приписаны одной и той же вещи, но в различном отношении: в одном случае — как явлению, в другом — как вещи самой по себе».

Третья метафизическая наука, критикуемая Кантом,— рациональная теология. Кант показывает, что все существующие в мире доказательства бытия Бога можно свести к одному из трех типов: онтологическое, космологическое и физикотеологическое, а они в конечном итоге сводятся к главному — онтологическому. Критикуя его, Кант покажет, что бытие нельзя ставить в один ряд с остальными божественными совершенствами: от добавления, что вещь существует, к ней ничего не прибавляется. Важно, что здесь Кант повторяет свой тезис из докритического периода: онтологический аргумент все еще составляет единственно возможное основание для доказательства. Итак, Кант утверждает, что все попытки применения чисто спекулятивного разума в теологии бесплодны. Рациональная теология может существовать только в том случае, если положить в ее основу моральные законы.

Свой моральный закон — категорический императив — Кант впервые формулирует в период работы над вторым изданием «Критики» в трактате «Основоположение к метафизике нравов» 1785 года. Категорический императив — главный и единственный моральный закон, который касается не содержания и последствий поступков, а формы и принципа, из которых следует поступок. Категорический императив может быть сформулирован по-разному, но наибольшей популярностью пользуется следующая практическая формулировка:

«Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству».

Часто категорический императив трактуют как призыв к альтруистическому поведению, согласно которому нельзя относиться к другим людям как к средствам. Однако важно обратить внимание на саму формулировку: Кант говорит, во-первых, о ценности всего человечества, в том числе о ценности самого человека, который совершает поступок, и во-вторых, он допускает отношение к человечеству одновременно как к средству и как к цели. Недопустимо отношение к человечеству только как к средству. На практике следование категорическому императиву выражается, например, в бескомпромиссном отказе от всяких оправданий для лжи.

Гениальность учения Канта была признана уже при его жизни. Среди современников, удостоенных аудиенции Канта, был российский писатель и историк Н. М. Карамзин, изложивший обстоятельства встречи в своих «Письмах русского путешественника»:

«Домик у него маленький, и внутри приборов немного. Все просто, кроме... его метафизики».

По-прежнему Кант считается одним из величайших философов в истории. Его тексты продолжают оказывать колоссальное воздействие на читателей, и наиболее ярко об этом высказался Шопенгауэр:

«Учение Канта производит в каждом уме, его постигнувшем, такой великий и коренной переворот, что его можно считать духовным возрождением».

Наталья Чепелева, кандидат философских наук, кафедра истории зарубежной философии философского факультета МГУ им. М. В. Ломоносова