«У всех банков есть планы на случай "часа Ч"»
Факторы устойчивости российских банков: адаптивность, технологии, интеллект управленцев
Санкционный кризис российские банки прошли относительно безболезненно и многому научились. О том, как им это удалось и что их ждет в ближайшем и чуть более отдаленном будущем, «Ъ-Банк» рассказала генеральный директор рейтингового агентства «Эксперт РА» Марина Чекурова.
«Российская банковская система развивалась методом проб и ошибок»
— Как бы вы оценили устойчивость российской банковской системы?
— Если говорить о системе в целом, она достаточно устойчива. В первую очередь это связано с тем, что на протяжении уже почти 30 лет Центральный банк ведет активную работу по ее очищению — сейчас, правда, не столь активно, как раньше, поскольку основная прополка уже проведена, сорняков осталось не так уж и много.
Второй фактор: банки научились хорошо управлять своими рисками, они уже пережили столько кризисов, что неплохо понимают, чего ожидать от клиентов в разных ситуациях. То есть каждый прошедший стресс прибавлял им новые знания с точки зрения выстраивания процессов принятия рисков. И если раньше они, условно говоря, на некоторые позиции смотрели если не закрыв, то по крайней мере прищурив глаза, то теперь огромное количество параметров рассматривают очень пристально, используют самые разные инструменты, в том числе искусственный интеллект и внешние компетенции, например оценки рейтинговых агентств и иную стороннюю аналитику.
Профиль
Марина Чекурова окончила аспирантуру экономического факультета МГУ имени Ломоносова, кандидат экономических наук, сертифицированный директор Британского института независимых директоров. Имеет большой опыт работы в государственных структурах: Российском фонде федерального имущества, Агентстве по реструктуризации кредитных организаций, Минфине. В разные годы входила в советы директоров ряда банков и страховых компаний. С 2022 года — генеральный директор—председатель правления рейтингового агентства «Эксперт РА».
В-третьих, использование банковских продуктов становится все более и более массовым, а значит, эти продукты становятся все более и более типовыми. Скажем, сейчас портфели однородных ссуд огромные, а портфель однородных ссуд — это типологизация рисков по ним и в итоге снижение общего риска по кредитному портфелю, это чисто математическая закономерность.
— Сразу вспоминается 2007 год, когда в США после повышения ставки ФРС и, соответственно, выплат по закладным портфели однородных ипотечных ссуд subprime одновременно обесценились и начался мировой финансовый кризис.
— Да, пример резонный. Но портфель однородных ссуд выравнивает риск только внутри портфеля. Общий же риск снижается за счет следующего уровня — диверсификации по типам вложений и категориям клиентов. Сейчас у российских банков в основном довольно неплохая диверсификация с точки зрения набора таких разнотипных портфелей — по крайней мере по нашим оценкам. Причем это реализуется на базовом уровне, на уровне управления вложениями.
И это тоже результат горького опыта. Еще не так давно многие банки пытались выбрать некую специализацию, развиваться как монопрофильные, чтобы за счет концентрации усилий добиваться максимальной эффективности в какой-то одной сфере, например на ипотечном рынке или в автокредитовании. Но в 2020 году начался коронакризис, и автокредитование практически умерло, монолайнерам, работающим в данном сегменте, пришлось срочно сокращать бизнес, распродавать портфели. Выводы были сделаны: сегодня в России практически не осталось более или менее крупных монопрофильных банков — кредитные организации понимают, что риски надо диверсифицировать.
— Это довольно очевидные соображения, почему ими не руководствовались раньше?
— Задним умом — да, очевидные. Но нужно учитывать, что все-таки российская банковская система достаточно молодая, она развивалась методом проб и ошибок. Кстати, я ее довольно давно наблюдаю, причем с самых разных позиций: и как частный клиент, и как сотрудник государственных финансовых структур, и работая в банках, и сейчас, с точки зрения аналитической службы. И должна сказать, что она очень хорошо учится: там работают высокоинтеллектуальные люди, они хорошо понимают, что происходит, умеют очень быстро принимать решения, учитывать предыдущий опыт. 2022 год как раз это и показал: думаю, что, если бы не было опыта кризисов 2008 и 2014 годов, ситуация складывалась бы гораздо драматичнее. Сейчас в принципе у всех банков есть планы на случай «часа Ч», и они в целом понимают, что в каких случаях нужно делать, потому что они уже это когда-то делали в подобных ситуациях. Более того, они понимают, чего в этих ситуациях делать не следует — это не менее важный опыт. И наличие таких компетенций существенно повышает надежность и устойчивость банковской системы.
— Какие подобные компетенции банкиры приобрели в 2022–2023 годах?
— Из новых ключевых — две. Первая: навык очень быстрой перестройки системы расчетов — раньше такого опыта на международном уровне у них не было. Вторая — правда, это напрямую не связано с санкционным кризисом: очень многие банки научились использовать разного рода системы искусственного интеллекта для оценки заемщиков — этого тоже не было как массово применяемого инструмента, а сейчас становится общим местом. И очень хорошо помогает первичному отсеву нежелательных клиентов.
— Это сказывается на оценках рисков при присвоении рейтингов?
— Да, конечно. И не только при оценках рисков, поскольку это еще и увеличивает эффективность бизнес-процессов: первичный отсев позволяет существенно сократить трудозатраты на, например, формирование клиентской базы по кредитным продуктам, а также повышает качество принятия решений.
— А как сказывается на банках, их устойчивости и кредитных рейтингах отмена регуляторных послаблений ЦБ, принятых в 2022 году?
— На данный момент у некоторых кредитных организаций остаются индивидуальные пруденциальные преференции в различных проблемных зонах, однако для основной массы банков практически все послабления, введенные Банком России для поддержки сектора в сложный кризисный период, уже закончили свое действие. Окончание действия послаблений не оказало существенного влияния на финансовую устойчивость кредитных организаций, поэтому и в 2023-м — начале 2024-го резких изменений в нашем банковском рейтинг-листе не происходило. На данный момент у банков осталась возможность проводить планомерное резервирование заблокированных активов до 2032 года. Разумеется, у всех банков их объем разный: банки, которые попали в первую волну санкционных ограничений, пострадали сильнее других. Тем не менее, по нашим оценкам, значительная часть кредитных организаций может позволить себе опережающие темпы резервирования данных активов.
Отмечу, что еще на пике кризиса в 2022 году мы ожидали, что бОльшая часть наблюдавшихся негативных тенденций, в том числе реализация валютных и процентных рисков, а также проблемы ряда банковских заемщиков, будет иметь временный характер. Поэтому массовых понижений рейтинговых оценок мы не производили, и этот подход оправдал себя.
«Для небольших и средних банков остро стоит проблема технологического отставания»
— После прошлогодних рекордных показателей многие, в том числе эксперты вашего агентства, ожидали, что в этом году темпы роста российской банковской системы замедлятся, упадет прибыль. Однако пока этого не наблюдается…
— Действительно, финансовый результат за первый квартал 2024-го немного превзошел первый квартал прошлого года — 899 млрд руб. против 881 млрд руб. Тем не менее, согласно нашим прогнозам, по итогам года прибыль сектора составит 2,8–3 трлн руб., что несколько ниже 3,3 трлн руб. рекордного 2023-го. Снижению прибыли будут способствовать постепенное восстановление стоимости риска до среднего исторического уровня, а также гораздо меньший эффект валютной переоценки. Мы также по-прежнему ожидаем снижения темпов роста кредитования по сравнению с 2023-м, поскольку действующий уровень ключевой ставки делает кредиты дорогими для заемщиков. Кроме того, сворачивание льготной ипотеки после 1 июля и повышение коэффициентов риска по розничным кредитам оказывает дополнительное давление на темпы увеличения розничных портфелей. Тем не менее рынок все равно будет находиться в зоне роста.
— А каковы ваши прогнозы относительно темпов и характера развития российской банковской системы в среднесрочной перспективе, какие рыночные ниши наиболее перспективны?
— Мы ожидаем, что в 2024 году темпы роста во всех сегментах кредитного рынка будут ниже показателей прошлого года, дальнейшая же динамика кредитования будет во многом зависеть от динамики ключевой ставки. Наиболее активно растущим сегментом останется малый и средний бизнес — там по причине структурных изменений в экономике продолжает увеличиваться количество субъектов. Также отмечу, что в последнее время активно развиваются банки при маркетплейсах, в том числе потому, что уход многих иностранных брендов привел к повышению товарооборота на данных площадках. Можно ожидать, что этот тренд сохранится и в среднесрочной перспективе: такие банки будут постепенно увеличивать клиентскую базу, а также расширять перечень предлагаемых операций.
— Как сказывается поднятие ключевой ставки ЦБ на финансовых показателях банков?
— В прошлом году высокие ставки сработали для большинства банков в плюс с точки зрения финансового результата, хотя и в сочетании с рядом других эффектов. Безрисковое размещение средств на депозитах и в иных инструментах Банка России дает относительно высокую реальную ставку, и пока такая ситуация сохраняется. Вместе с тем стоит иметь в виду, что в прошлом году ставки резко взлетели только осенью и по итогам года динамика кредитования оказалась сильной как в рознице, так и в корпоративном сегменте. Едва ли мы увидим столь хорошие показатели и в этом году.
— В 2022 году российский банковский сектор выживал в кризис, в 2023-м восстанавливался. Какие основные вызовы стоят перед ним сегодня, что в фокусе внимания?
— В 2022 году импульс для развития получили средние банки за счет возможности проведения международных расчетов и перетока клиентов из крупных подсанкционных банков. Тем не менее санкционное давление постепенно распространяется и на менее крупные банки, что лишает их данного конкурентного преимущества. Однако те кредитные организации, которые смогли обеспечить комфортный сервис, смогут удержать часть клиентов и остаться для них в качестве второго или третьего обслуживающего банка.
Если говорить о вызовах, сейчас для небольших и средних банков остро стоит проблема технологического отставания от лидеров рынка. После шоков 2022 года крупнейшие банки вернулись к активному росту за счет более низких кредитных ставок и высокого уровня диджитализации своих услуг, который требует существенных инвестиций и недоступен большинству небольших игроков. Небольшие же банки, не имеющие устойчивых ниш на рынке, пока могут зарабатывать за счет высоких ставок, поскольку поддерживают высокий запас ликвидных активов, однако долгосрочные стратегические перспективы таких банков туманны.
— Почему?
— Дело в том, что при низких ставках для эффективной конкуренции нужны инвестиции в кредитный конвейер, IT-инфраструктуру, привлечение клиентов и т. д., в то время как при высоких реальных процентных ставках можно получать хорошую прибыль просто за счет размещения активов в инструменты ЦБ и на межбанковском кредитном рынке. По мере снижения ставок банковского рынка соответствующие задачи развития снова станут актуальными, и кризис бизнес-моделей небольших банков обострит «проблему «уставших собственников».
Поэтому в среднесрочной перспективе мы будем наблюдать продолжение консолидации сектора, в том числе за счет сделок M&A, а также повышение доли топ-10 банков как по активам, так и по прибыли.
— Из сказанного вами складывается впечатление, что у небольших банков перспективы не туманны, а вполне определенны: у них вообще нет шансов на выживание…
— Нет, почему же. Прежде всего у малых банков пока, в период высоких ставок, есть возможность безрискового размещения средств в ЦБ — они на этом заработают минимальную маржу, но тем не менее выживут и удержат клиентов. Более того, получат возможность расширить клиентскую базу. Сейчас растет достаточно большой класс заемщиков из числа компаний малого и среднего бизнеса, этот рост заметен. Он возникает, во-первых, в силу повышения эффективности бизнеса МСП в связи с разного рода налоговыми послаблениями, а во-вторых — в связи с тем, что растущая потребность в продукции ряда крупных компаний некоторых секторов экономики требует участия в производственном процессе небольших компаний-контрагентов и субподрядчиков.
— Речь в основном о компаниях ОПК, машиностроения и их субподрядчиках и поставщиках?
— Да, но есть и косвенные эффекты. Возникает спрос населения на продукцию и услуги малого бизнеса в регионах, где его раньше не было в силу малых доходов населения. И в последние полтора года мы наблюдаем рост именно таких заемщиков. Им обычно нужно краткосрочное финансирование, и их устраивают высокие ставки – как в силу коротких сроков заимствований, так и потому, что они в принципе привыкли к высоким ставкам. К тому же они работают на потребительском рынке, а значит, высокий процент по кредитам компенсируется для них за счет инфляционных эффектов. Таким образом, рост ключевой ставки ЦБ не приводит для них к столь драматичному, как у крупных корпораций, росту стоимости обслуживания долга. И это типичные клиенты небольших банков.
В дальнейшем же, когда со снижением ставок технологическая эффективность вновь выйдет на первый план, возможны различные сценарии. Например, мы надеемся, что все-таки будет какая-то помощь со стороны регулятора и будут созданы некие, условно говоря, коммунальные технологические платформы общего пользования для относительно небольших банков, что позволит несколько сгладить конкурентные преимущества крупных игроков.