Ректор Сколтеха Александр Кулешов — о жизни в условиях санкций, технологических достижениях и новых возможностях

— Ваш проект был задуман как международный, а сейчас вы под санкциями. Как изменилась стратегия Сколтеха?

— Мы повернулись на Восток, и я жалею, что не сделали этого раньше. У нас несколько совместных лабораторий с институтами и университетами Китайской Академии наук, совместные лаборатории с университетами Эмиратов. Например, Лаборатория биомедицинского искусственного интеллекта (BIMAI-Lab) Сколтеха работает с университетом Шарджи, в частности над проблемой, как, грубо говоря, по слюне определить заболевание. «Мокрая» часть делается в Шардже, «сухая» — у нас, то есть эксперименты ставят наши партнеры, мы делаем расчеты и аналитику на базе искусственного интеллекта. Результаты этого проекта запатентованы на международном рынке и планируются к госпитальному применению.

— А как с публикациями в иностранных изданиях? Есть сложности?

— Если исследователями получен интересный результат, проблем с его публикацией нет. Правда, исследования с аффилиацией Сколтеха стали отказываться публиковать, например, Американское химическое общество и журнал Nature. Но журнальный бизнес очень конкурентный. Есть Nature, а есть Science. Если Nature не публикует исследование, я обращаюсь в Science, который только рад взять качественный материал, потому что научные журналы живут на импакт-факторе. Грубо говоря, это число цитирований. Журналы заинтересованы в том, чтобы поддерживать свой импакт-фактор, потому что это живые деньги и научная репутация.

— Число публикаций не снизилось?

— Сложности есть, но выросло число значимых публикаций в отдельных областях. В прошлом году было 36 публикаций в конференциях А* по компьютерным наукам и в области ИИ, а в этом уже 50+. Многие наши научные статьи принимаются на топовые конференции не только для публикации, но и для устных докладов или постерных сессий. Это значит, что наши ученые едут туда и представляют свои разработки очно.

— Публикации без указания принадлежности авторов к Сколтеху?

— Чаще всего принадлежность к Сколтеху скрывать не приходится. Однако порой наши ученые вынуждены публиковаться как независимые исследователи. Например, у нас до сих пор продолжаются совместные работы с MIT, хотя официально они отказались с нами сотрудничать. Но результат получен совместно профессорами MIT и Сколтеха! Тогда я разрешаю в аффилиациях указать «независимый исследователь». Драмы из этого мы не делаем.

— Сколтех позиционирует себя как фабрика технологий. Но вы еще и институт, образовательное учреждение. Какой в этом смысл?

— Сейчас все высшие учебные заведения называются университетами, а слово «институт» сохранилось в названиях преимущественно академических или отраслевых научных учреждений. Мы называемся институтом, и в каком-то смысле это действительно отражение содержания. Я люблю приводить в пример дерево: корни — это образование, древо — наука, плод — технологии. Сегодняшние технологии без глубокой, серьезной науки невозможны. Занимаясь образованием, мы готовим кадры высокой квалификации, которые будут развивать науку и создавать технологии для страны, для инновационной индустрии. И оставляем у себя лучших выпускников для наших научных исследований.

— Конкурс большой?

— Этим летом у нас было 46 500 заявлений из 157 стран мира примерно на 450 мест. На самом деле это проблема. Из такого числа аппликантов крайне сложно выбрать самых достойных. Это во многом рулетка.

— Вы готовите специалистов, способных конкурировать на мировом рынке. А как сделать так, чтобы они остались в стране?

— У нас есть KPI — мы должны оставлять в стране 70% выпускников, и мы вроде с этим справляемся. 20% наших студентов — иностранцы, и многие из них тоже остаются в России.

— Как вам это удается?

— Понимаете, это история очень персональная. К каждому нужно найти свой ключ. На стандартную академическую зарплату выпускника не убережешь, если он что-то собой представляет. Интересная работа, своя лаборатория, собственный стартап и надежда развить его до большого предприятия — очень много людей этим держится. Думают: «Возможно, я стану не хуже Павла Дурова». Короче говоря, тут нет массовых решений. Нужно работать с людьми.

— Сумеем ли мы сохранить достаточно людей, способных решать технологические задачи, стоящие перед Россией? Хватит ли нам квалифицированных кадров?

— С кадрами, конечно, катастрофа. Но лично я смотрел бы на это чуть шире. В этом году в Китае окончили высшие учебные заведения 11,8 млн человек, большинство в области STEM (естественные науки, технология, инженерия и математика), и примерно 40% из них сейчас безработные. Надо этим пользоваться. У нас не хватает миллиона специалистов в области IT? Давайте привлекать китайцев. Набрать миллион программистов в Китае вообще не вопрос… Это прекрасный коридор возможностей.

— В последние годы у вас было несколько технологических прорывов, в частности, вы создали базовую станцию 5G... Что даст внедрение этой технологии Сколтеху, экономике, людям?

— Послушайте, а что нам дает мобильная связь? Базовые станции 4G, которые ее обеспечивают, в России уже два года не продаются. Они не вечные, ломаются, как и любая техника. Это про 4G. А 5G — вообще другая эпоха. Мы разработали базовую станцию для мобильной связи обоих поколений (5G и LTE). Это стало возможным благодаря привлечению в институт лучших профессионалов на рынке и применению открытой архитектуры Open RAN. Мы родители первой отечественной базовой станции 5G. Станции уже производятся на заводе.

— Вы продали лицензию?

— Мы не просто передали лицензию — это чепуха. Мы сделали больше. Это называется трансфер технологий, и это наш конек. Мы специализируемся на разработках для промышленности, однако не дело института заниматься масштабированием, производством, вот этим всем. Поэтому мы провели целый цикл трансфера технологий, где лицензия — лишь мелочь. Переход от полностью отработанной лабораторной технологии к массовому производству — огромный шаг.

— А почему станции не только 5G, но и 4G? Еще не все технологически готовы к переходу на 5G?

— Станция работает в 4G, а по переключателю переходит на 5G. Связано это в основном с частотами: где-то они свободны, где-то заняты. Расчистят частоты — перейдем на 5G.

— Еще одно ваше достижение – создание новых катодных материалов. Для чего они предназначены?

— Ну, например, у Минцифры есть идея создать собственную группировку спутников, чтобы обеспечить доступ в интернет в самых отдаленных уголках нашей страны. Есть спутники, которые занимаются дистанционным зондированием земли. Вот спутник крутится на орбите. У него половина орбиты ночь, половина — день. Ночью у него батарейка должна разрядиться, днем зарядиться. Он делает за год 5 тыс. оборотов и должен проработать 15 лет. Обычная литий-ионная батарея столько разрядов и зарядов не выдержит, нужны аккумуляторы с иными катодными материалами. А в Арктике, где проходит Северный морской путь, литий-ионные батареи будут применяться ограниченно, потому что литий-ион при -20°С замерзает. В Арктике нужны не литий-ионные, а натрий-ионные батареи. У нас есть собственные натрий-ионные батареи, мы их мелкими партиями выпускаем. Но самый новые и, по нашим расчетам, перспективные наши разработки — передовые катодные материалы на основе кобальта, никеля, марганца и лития с высокой плотностью энергии и сроком службы, на которые у Сколтеха получены несколько патентов. Сегодня Сколтех является самым крупным держателем пакета интеллектуальной собственности в области оксидных катодных материалов, которые будут составлять основу производства накопителей энергии в Российской Федерации.

— «Норникель» объявил в сентябре, что скоро примет решение о строительстве пилотной установки для производства 10 тонн катодных материалов для аккумуляторов в год. Они для вас конкуренты?

— Сколтех уже сейчас выпускает 10 тонн катодных материалов в год, а до конца года мы должны установить новую печь и будем производить до 100 тонн в год. У нас уже есть предложения продать наши технологии в этой сфере. Если по цене договоримся, наверное, продадим.

— Но сотрудничество со Сколтехом там не планируют?

— «Норникель» открыл свой батарейный технологический центр в Петербурге, то есть решил опираться на собственные силы. Возможно, дело в абсолютном недоверии к тому, что делается в институтах. Я это пытаюсь изменить, потому что Сколтех и был создан для того, чтобы закрыть разрыв между наукой и производством. Мы не просто университет. Мы организация, которая делает технологии и доводит их до конца. Хочется, чтобы индустрия видела это. Мы всегда открыты к сотрудничеству.

— Какие проекты Сколтеха вы считаете наиболее перспективными для технологического лидерства страны?

— Это, безусловно, фотоника, фотонные интегральные схемы, которые используют фотоны в отличие от электронов, применяемых в электронных интегральных схемах. Фотоника — то, что придет на смену микроэлектронике. Техника на базе фотоники будет гораздо миниатюрнее и производительнее.

— Где будут применяться фотонные интегральные схемы?

— Такие технологии нужны для телекома прежде всего, мобильного и стационарного. Они будут использоваться и в спутниках, и в самолетах, и в смартфонах, и в базовых станциях. Скоро фотоника будет везде!

— А какие-то достижения в этой области у вас уже есть?

— Буквально пару месяцев назад мы подписали контракт об участии в проекте, который предусматривает создание, условно говоря, внутреннего мозга спутника на базе фотонных интегральных схем, которые мы уже производим.

— Пока трудно представить, как фотоника изменит нашу жизнь…

— Понимаете, очень непросто прогнозировать, что приживется и будет востребовано… Ни один фантаст не представит себе, что новая технология даст человечеству. Вот интернет — что он дал? Да мы все в этом живем! Когда появился интернет, его рассматривали просто как электронную почту, очень удобную. Кто мог 25 лет назад предположить, что человек скорее будет готов остаться без штанов, уж простите за грубость, чем без интернета? Разве можно было вообразить, что ты будешь диктовать адрес смартфону, и машина повезет тебя, куда тебе надо? Нам сейчас кажется, что так было всегда. Да неправда! Это появилось после 2012 года, после изобретения Джеффри Хинтоном машинного обучения, за что он получил в этом году Нобелевскую премию. И с фотоникой будет так же.

Елена Туева