Корреспонденты «Ъ» изучили борьбу деревьев и людей на Байкале

Приближаются новогодние каникулы, и для сотен россиян местом их проведения станет Байкал. Озеро только готовится замерзнуть, но и без селфи на льду многие считают его местом силы, где хоть раз побывать необходимо. Организаторы туров стараются показывать гостям только хорошее — но даже благожелательные путешественники замечают дефицит вариантов размещения на берегу. На Байкале нельзя строить гостиницы — и это далеко не самая большая проблема, вытекающая из его специфического правового статуса. Полемика вокруг этого статуса длится годами, нынешний раунд стартовал летом 2023-го, когда Госдума в первом чтении приняла ряд поправок к закону «Об охране озера Байкал». Поправки предполагают частичную отмену запрета на рубку лесов: авторы настаивают, что после десятилетий защиты деревьев в защите нуждаются люди. Второе чтение все еще готовится: 7 декабря глава Бурятии Алексей Цыденов сообщил, что в документ «вносятся точечные правки». Противники законопроекта считают, что он опасней всего, что с его помощью планируют поправить. Ситуацию вокруг законопроекта и на берегу Байкала изучали корреспонденты «Ъ» Марина Локтева и Иван Тяжлов.

Потолок ледяной

Байкал всегда присутствует в топ-10 природных достопримечательностей России — и часто включается в топ-10 туристических маршрутов. Правда, даже в условиях роста внутреннего туризма это пока скорее желаемое, чем действительное. Публиковались данные, что летом 2024 года на Байкале побывали 800 тыс. человек. Власти Бурятии называли цифру в 2 млн туристов за год (правда, в республике признают сложность точного учета). Еще примерно столько же приезжают через Иркутскую область. При этом основная часть отдыхающих — не издалека: больше половины — из Иркутской области и Бурятии, и еще примерно каждый пятый — из соседнего Забайкальского края. Москва и Подмосковье дают около 12% турпотока. Местные власти и операторы внутреннего туризма рассчитывают поднять поток путешественников на Байкал до 5 млн. Скептики напоминают, что туризм на озере сезонный: комфортно купаться можно пару недель в конце июля, а в Новый год есть риск не застать лед. В своего рода ледяной потолок упираются и расчеты туристического бизнеса. Гостей надо размещать, им нужны отели. Но на Байкале, в силу его исключительного правового статуса, ничего нельзя построить.

Исключительное наследие

Борьба за особый экологический статус Байкала началась при советской власти — после запуска в 1966 году Байкальского целлюлозно-бумажного комбината (ЦБК) в Слюдянке. Стоки комбината, как опасались ученые, могли нанести озеру непоправимый вред. В публичное пространство тема борьбы с ЦБК попала после 1985 года. В 1987 ЦК КПСС и Совмин СССР предписали прекратить производство на ЦБК к 1993 году, но фактически он был ликвидирован только в 2013-м. Проблема безопасной утилизации накопившихся токсичных отходов ЦБК не решена до сих пор.

В 1996 году Байкал вместе с прибрежной зоной общей площадью около 8,8 млн га был включен в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Сделали это с рядом условий, одним из которых стало создание закона «Об охране озера Байкал». В апреле 1999 года он был принят и действует до сих пор, хотя за 25 лет неоднократно подвергались правке и закон, и нормативные акты, к которым он отсылает.

Заслуженный эколог России, ведущий научный сотрудник Института географии Сибирского отделения РАН Татьяна Калихман принимала участие в разработке закона. По ее словам, обычно статус объекта Всемирного наследия получают территории, уже имеющие природоохранный статус на государственном уровне, поэтому экологические проблемы там решены, а постоянно проживающих людей почти нет. На Байкале же в 1996 велась не только активная бытовая, но и производственная деятельность. Учесть эти нюансы предполагалось прямо в законе:

«Это был бы ФЗ прямого действия, где четко написано, что можно, что нельзя. Но в итоге был принят рамочный закон,— рассказывает Калихман.— В дополнение понадобилась серия подзаконных актов. Их принятие и правка растянулись на два десятилетия».

Законом были установлены, в частности, понятия БПТ и ЦЭЗ. В совокупности с Лесным и Земельным кодексом, рядом других законов и подзаконных актов закон прямо запрещает в ЦЭЗ несколько десятков видов экономической деятельности, а для центральной и буферной экологических зон устанавливают нормативы предельно допустимых воздействий.

На Байкале действует и правовой режим объекта Всемирного природного наследия. Кроме того, в границах БПТ расположено более 30 особо охраняемых природных территорий (ООПТ), на которые распространяются свои правовые режимы.

«Я за правду кадык вырву»

Сторонники законодательного закрепления особого природоохранного статуса Байкала стремились спасти озеро от разрушительного воздействия человека. Но когда эта цель оказалась достигнута, возникли опасения — не пришла ли пора спасать местных жителей от мер экологического регулирования.

11 июля 2023 года Госдума в первом чтении приняла законопроект, предполагающий ряд поправок в закон об охране Байкала (и в закон об экологической экспертизе). Его авторами стали 14 депутатов из разных фракций и 7 сенаторов, большинство их представляют Бурятию, Иркутскую область и Забайкалье. Целью поправок авторы объявили решение социально-бытовых проблем жителей ЦЭЗ БПТ.

На заседании в июле 2023 года поправки представлял депутат Сергей Тен (ЕР). Он назвал проблемы, решить которые невозможно без корректировки законов, в том числе недостаток очистных сооружений (запрет на их строительство среди прочего делает невозможным использование современных санитарных удобств в домах на озере) и недостаток мест на кладбищах (их расширение исключено правовым режимом ЦЭЗ).

По мысли авторов, чтобы строить очистные сооружения, расширять кладбища и решать другие насущные проблемы, надо снять запрет на сплошные рубки деревьев.

Они предложили до 31 декабря 2030 года разрешить их в некоторых частях ЦЭЗ для создания там:

• селезащитных и других гидротехнических сооружений,
• коммунальной инфраструктуры,
• противопожарных разрывов,
• автодорог,
• объектов временного размещения, общественного питания и бытового обслуживания и туалетов — то есть туристической инфраструктуры.

К законопроекту прилагался перечень из 75 участков с кадастровыми номерами, где предлагалось разрешить рубки. Проект предполагал компенсационные посадки из расчета пять единиц на каждую вырубленную. Также авторы намеревались разрешить на этой территории до конца 2030 года выводить земельные участки из лесного фонда в другие категории.

Депутат Николай Будуев (ЕР, комитет по экологии) — один из авторов законопроекта, но теперь настроен к нему критически и именно в идее разрешить перевод лесных земель в другие категории видит основную угрозу. «Норма о запрете перевода земель в какую-либо категорию, кроме ООПТ, спасла берега Байкала,— говорит он.— Теперь есть люди, которые хотят построить бизнес на торговле землей в ЦЭЗ».

Список участков с кадастровыми номерами, по-видимому, сам по себе породил предположения о неких частных интересах — но любые подозрения с негодованием отметали представлявший закон Сергей Тен и поддержавшая его зампред комитета ГД по экологии, природным ресурсам и охране окружающей среды Жанна Рябцева (ЕР): «Тут (среди сторонников законопроекта.— "Ъ") нет ни одного человека, который бы не болел душой за Байкал! — заверяла она.— Я кадык за правду вырву!».

«У нас нет задачи залезть в лес»

Законопроект не получил единогласной поддержки. Против высказался, например, соавтор закона 1999 года депутат Анатолий Грешневиков (СРЗП), поинтересовавшись, какие заключения по поводу поправок дали профильные институты РАН. Не получив ответа, он заявил, что ему «тяжело присутствовать на похоронах священного озера». Его однопартиец Олег Нилов поинтересовался, какова суммарная площадь предполагаемого к вырубке леса, а также проектируемых «коммуникаций, ЛЭП и трубопроводов, которые собираются построить для осчастливливания жителей»,— и тоже не получил ответа. Тогда член комитета по экологии коммунист Олег Михайлов подсчитал, что речь идет о территории в 600 га — и объявил поправки «уничтожением природных систем под предлогом решения проблем»:

«Если проект принять в таком виде, мы будем последним поколением людей, которые смогут любоваться прелестями озера».

Но с самой резкой критикой поправок вдруг выступил глава Всероссийского общества охраны природы (ВООП) первый зампред экологического комитета Вячеслав Фетисов (ЕР). «Этот законопроект никто не обсуждал,— заявил он.— Ни научное сообщество, ни эксперты, ни профильные министерства». По словам Вячеслава Фетисова, проект поправок, обсуждавшийся во время «нулевого чтения» в Общественной палате, а затем на заседаниях с экспертами, сильно отличался от предложенного к первому чтению, а у профильного комитета не было времени, чтобы ознакомиться с новой версией, внесенной под занавес весенней сессии. Господин Фетисов предложил заново обсудить проект с экспертами, разобравшись, «какой бизнес будет бенефициаром» предполагаемой вырубки и стройки.

Законопроект поддержали 296 депутатов при 76 голосах против. Сергей Тен пообещал учесть все замечания и предложения при подготовке ко второму чтению. Внести изменения сначала планировали всего за две недели — к 25 июля, но процесс затянулся. Сначала сомнения насчет законопроекта высказали в ЮНЕСКО, а затем в правительстве: в отзыве от 2 октября содержится позитивный отклик на стремление решить накопившиеся проблемы, но в целом документ рекомендован к серьезной доработке. Правительство не устроили ключевые пункты — о сплошных рубках и переводе земель лесного фонда в другие категории. Второе чтение сдвинулось на конец 2023 года, затем на 2024-й — и пока так и не состоялось. 7 декабря 2024 года глава Бурятии Алексей Цыденов на пресс-конференции сообщил, что в документ все еще вносятся точечные правки.

«Закон не про рубки, закон про жизнь,— сказал Цыденов.— Все эти лозунги про злоупотребления, которые мы слышим, они просто вызывают удивление».

По его словам, поправки позволят создать противопожарные разрывы для защиты поселений, отремонтировать дороги, построить селезащитные, очистные и другие гидротехнические сооружения: «Мы хотим решить только эти точечные вопросы. Нет задачи залезть в лес, что-то вырубить. Даже под ремонт дорог или под линию электропередачи, если мы берем и какую-то делаем вырубку, законопроектом предусмотрено пятикратное восстановление. Срубил дерево — посади в пять раз больше».

Деревья поперек дороги

Один из участников обсуждения проекта — фонд поддержки и развития экологических инициатив «Компас» (учрежден в 2022 году, в попечительский совет входят глава экологического комитета Госдумы, экс-министр природных ресурсов Дмитрий Кобылкин (ЕР), глава Росприроднадзора Светлана Радионова, телеведущий и депутат Тимофей Баженов (ЕР), академик РАН Андрей Адрианов и вице-президент РАН Степан Калмыков). Среди партнеров фонда в госсекторе на его официальном сайте значатся профильный комитет Госдумы, Минприроды и Росприроднадзор.

Фонд устраивает «экспертные туры» в ЦЭЗ, участникам которых предлагается воочию убедиться в необходимости изменения режима охраны Байкала. В 2024 году в одной из таких поездок побывал корреспондент «Ъ».

Дорога от Улан-Удэ к Байкалу занимает минимум два часа. Сопки вокруг покрыты сплошным лесом: глядя с шоссе, трудно поверить в конечность тайги. Но местные говорят, что во многих местах с виду непроходимый лес обрывается в полусотне метров от дороги. И дело не только в том, что Бурятия лежит на границе леса и степи: обширные площади тайги уже вырублены. На этом фоне выглядит парадоксальной ситуация, в которой запрет рубки деревьев грозит перекрыть федеральную трассу.

Министр по развитию дорожного хозяйства Бурятии Александр Гоге приветствовал журналистов у бетонной опоры моста через реку Большая Ивановка на 269-м километре дороги Р-258 «Байкал». Сверху капала какая-то грязь, от которой министру приходилось уворачиваться. Из его слов следовало, что все пять мостов на трассе в аварийном состоянии, на четыре уже «разработана проектная документация, пройдены экспертизы технической и сметной части»: «Но пока ты мост расширяешь и чинишь, нужно сделать полосу отвода, а для этого вырубить деревья».

Трасса «Байкал» связывает Иркутск, Улан-Удэ и Читу, а в более широком географическом смысле — Дальний Восток с остальной Россией. От Иркутска трасса сотню километров идет вдоль Байкала, внутри ЦЭЗ. По мосту через Ивановку несутся многотонные фуры. Александр Гоге говорит, что среднегодовой трафик достигает 6,8 тыс. машин в сутки, никаких объездов нет, а когда мост в 1960-х проектировали и строили, в принципе не существовало таких большегрузных автомобилей, как сейчас. Министр рассчитывает, что поправки к закону о Байкале позволят приступить к реконструкции моста «раньше, чем станет поздно».

Депутат Николай Будуев возражает: многие вопросы можно решить подзаконными актами и решениями правительства, в том числе и вопрос удаления нескольких десятков деревьев, мешающих ремонту трассы.

По словам депутата, первоначально он был воодушевлен идеей соавторов помочь жителям ЦЭЗ, но потом пришел к выводу, что изменения не решат проблем, зато создадут новые — в виде угрозы массовой вырубки и перехода ряда земель у озера в частные руки.

Единоросс выяснил, что идея поправок впервые возникла, когда в 2018 году нашелся частный покупатель на два профсоюзных курорта на Байкале. Они перешли к новому владельцу за скромную сумму менее 50 млн руб. Однако еще через год, утверждает депутат, возникла проблема при попытке перепродажи объекта за значительно (в 40 раз) большую сумму. Потенциальный покупатель отклонил предложение, проанализировав в том числе и правовой режим ЦЭЗ. «Поправки направлены на защиту интересов людей, но хотелось бы понять, каких именно»,— иронизирует Будуев.

Директор «Компаса» Татьяна Ковалева этой иронии не разделяет, ее внимание занимают проблемы жителей ЦЭЗ: переполненность кладбищ, дефицит дров, угроза пожаров и отсутствие инфраструктуры. «Мы бы хотели, чтобы голоса этих людей были услышаны,— говорит она.— Откладывание принятия поправок затягивает их страдания. И в принципе, чтобы регион развивался, нужны новые дороги и мосты, инфраструктура. Без поправок и дополнений в закон об охране Байкала это все невозможно». Глава фонда, впрочем, признает, что поправки нужно тщательно выверять, чтобы «избежать лазеек для сомнительных схем серого бизнеса».

Деревья против покойников

На дороге у поселка Клюевка (1200 жителей) московских гостей встречают несколько пожилых мужчин и глава поселения Елена Шимян. Отсюда до берега не больше трех минут ходьбы, и идти надо вдоль кладбища.

«Это кладбище с 1900 года,— говорит и показывает Елена Шимян.— С одной стороны лес, который мы вырубить не вправе, а с другой Байкал подмывает берег». Некоторые кресты действительно прямо на обрыве над берегом. Как минимум частично кладбище — давно часть леса: с невысокого пригорка видны плотные ряды сотен старых и новых могил между деревьями. У дороги блестит ограда, увешанная георгиевскими лентами: «У нас тут похоронены несколько бойцов СВО, наши парни, далеко отсюда погибли, но провожали мы их со всеми почестями дома,— рассказывает Елена Шимян.— Чтобы втиснуться на кладбище, буквально вторым ярусом приходится закапывать». «Мы грозимся приносить гробы к администрации»,— пожимает плечами местный житель Геннадий. По его словам, региональные чиновники «только разводят руками»: «И площадь увеличить не дают, и других вариантов не предлагают». Альтернатива в виде кладбищ за пределами ЦЭЗ — не в счет, ведь это далеко и вообще не родная земля: «Мы тут жили, умрем здесь и похоронены хотим быть здесь, но не в братской могиле третьим этажом. Места навалом, надо только срубить пару деревьев, какой тут ущерб?» — говорит спутник Геннадия, пожилой усач. «И чтобы тех, кто нас хоронить будет, потом за эти срубленные деревья не наказывали»,— на всякий случай добавляет Геннадий.

Елена Шимян сетует, что в Клюевку не раз приезжали и журналисты, и депутаты — но пока ничего не поменялось. Усач добавляет, что ощущает себя «цирковым животным, на которое привозят людей поглазеть». Геннадий с ним не согласен: «Я готов сколько угодно раз говорить и со СМИ, и с депутатами — лишь бы толк был». На региональных чиновников надежды, по его словам, мало, но Геннадий не уверен, что жителям Клюевки помогут лишь поправки в федеральное законодательство:

«Как-то администрация помочь должна, правительство местное что-то делать начать. Сложно представить, что вопрос пары деревьев в Клюевке должны решать на уровне Москвы. Но если дело в законе — пусть меняют».

Именно проблема кладбищ заставляет депутата Николая Будуева думать, что править нормы законов о режиме защиты Байкала все же так или иначе придется. Но, по его словам, он неоднократно пытался выяснить, в том числе и в министерстве природных ресурсов и экологии Бурятии, сколько земли реально нужно для расширения кладбищ в ЦЭЗ. «Есть поселок, в котором живет 26 человек,— говорит он.— А кладбище там проектируется под 5 тыс.». Депутат добавляет, что виденные им приложения к законопроекту предполагают выделение для расширения кладбищ участков, достаточных для захоронения 500 тыс. человек: «Это больше, чем жителей в Улан-Удэ».

Деревья против поленниц

Виктории около 30 лет, с ней в доме в Клюевке живут трое детей. Во дворе надрывается собака на цепи, бродят куры. Вдоль забора — солидная поленница. Виктория говорит, что вынуждена брать кредиты, чтобы дров хватало на зиму.

По ее словам, в лесничестве жителям предлагают собирать валежник — но не свободно, как везде в России, а только по согласованию: «Можно в лесу найти упавшее дерево, сфотографировать и прийти в лесничество за одобрением — можем ли мы эти остатки древесины себе забрать». Дело не только в формальностях — валежника по краю леса не так и много: «За него нам чуть ли не драться придется».

Первый замглавы Кабанского района Дмитрий Гурулев объясняет, что раньше местным жителям полагались «деляны» для рубки леса и это позволяло заготовить дрова, не влезая в долги. Однако несколько лет назад «в очередной раз ужесточили законы, и распределение делян прекратилось».

Речь идет о «новшествах» 2019 года: из лесохозяйственных регламентов лесничеств ЦЭЗ тогда исключили возможность заготовки древесины. Вступила в силу внесенная в 2018 году в Лесной кодекс ст. 119 об особо защитных участках, запретившая выделение там лесосек. После этого частные компании, которые легально работали в сфере заготовки леса в ЦЭЗ, стали прекращать работу. Закрылись пилорамы, где люди могли бесплатно или за символические деньги взять отходы пиления. Исчезли и «деляны».

Средняя стоимость кубометра дров в Бурятии 4?5 тыс. руб. На один дом зимой необходимо около 20 кубов. Условия доставки в ЦЭЗ жесткие — минимальный заказ от 10 кубов, стоимость транспортировки — 25 тыс. руб. Плюс цена самих дров — около 90 тыс. руб. Итого доставка 20 кубов в ЦЭЗ может обойтись в 125 тыс. руб. Для сравнения, в Иркутской области, где выгоднее отапливаться электричеством, цена кубометра дров — 2,5-3 тыс. руб.

«Цены на дрова и доставку в ЦЭЗ неподъемные,— говорит Дмитрий Гурулев.— Вот и представьте: мы буквально посреди леса живем, а дрова завозить должны, потому что у нас тут, видите ли, какие-то особенные деревья, нельзя их под дрова. Мы не хотим, чтобы разрешали какие-то промышленные рубки. Мы просим сделать исключение для местных в этом главном законе, чтобы люди могли обогреться».

«Ни мне нельзя, ни им — нас всех за это посадят»

Поселок Черемушка (68 жителей) находится в пяти километрах от Байкала, на берегу озера Котокель. В 2017 году половина из двух десятков домов в Черемушке сгорела от природного пожара. Кроме сотрудников «Компаса» журналистов в Черемушку сопровождают глава Прибайкальского района Сергей Семенов и министр природных ресурсов и экологии Бурятии Наталья Тумуреева. Сергей Семенов рассказывает, что пожар 2017 году пришел с берега озера Котокель.

От Байкала Котокель отделен двухкилометровой перемычкой суши, уровень воды там на два метра выше байкальского. В 2008 году озеро стало зоной катастрофы: выловленная в нем рыба стала содержать опасные для человека токсины. Несколько десятков жителей окрестных сел были госпитализированы, одного человека спасти не удалось. После нескольких лет исследований эксперты сошлись во мнении, что токсичность рыбы была вызвана изменением флоры водоема. Считается, что Байкал, с которым Котокель гидрологически связан, не пострадал. В результате мер по очистке, в озере вновь возросло поголовье рыбы, но ловить ее все еще запрещено.

По версии депутата Николая Будуева, катастрофа Котокеля была вызвана ростом доли фосфатов в сточных водах баз отдыха на берегах озера.

Количество фосфатов и других химических агентов постоянно растет и в реках, впадающих в Байкал, говорит Будуев: это одна из причин быстрого сокращения популяции омуля.

Он акцентирует внимание на критическом состоянии системы очистных сооружений: так, в Улан-Удэ в их реконструкцию вложено больше 15 млрд руб., но «фактически их надо строить заново».

На причину пожара в Черемушке в 2017 году у единоросса тоже свой взгляд: «Поселок чуть не сгорел, потому что высохло болото между ним и озером. А болото высохло, потому что лес вырубили». Депутат полагает, что и необходимость в рубках ради селезащиты часто преувеличена: «Когда на склоне деревья, они сдерживают поток». Вместо рубок, по его мнению, стоило бы требовать от муниципалитетов исполнять их обязанность чистить берега рек от валежника — «тем более на селеопасных направлениях».

Летом 2017-го у Котокельского озера загорелась трава, за ней кусты, лес и дома в Черемушке: «После пожара стояли остовы домов, печи, автомобили,— вспоминает Сергей Семенов.— А все потому, что нет противопожарного разрыва между поселком и лесом». Продолжить у него не получается: как только местные жители видят чиновников, у них начинается разговор на повышенных тонах: «Да про какой ты разрыв противопожарный говоришь? — кричит Семенову один из местных жителей.— Мы гореть с озера начали, сколько раз просили же вас скашивать до него траву и сделать нормальный к берегу подъезд!» — «Нам бы имущество спасать, а мы пожарный шланг через болото тащили, потому что туда пожарная машина подъехать не могла, из-за них!» — кивает на чиновников его спутница. Чиновники обреченно и явно не в первый раз повторяют, что дороги и противопожарный разрыв зависят от «закона, который нам руки связывает»: нельзя рубить деревья ни под разрыв, ни под дорогу. «Да какие тут деревья? — возмущаются жители.— Это же кусты болотные, тут нечего рубить!» Отдельные реплики тонут в шуме, господин Семенов начинает удаляться от кричащей толпы — как ему кажется, дипломатично.

«Вот, сбегает как всегда!» — кричат в спину. «Вот до какого стресса тут всех отсутствие поправок довело»,— говорит Наталья Тумуреева, догоняя главу района.

На нехватку пожарных разрывов жалуются и в селе Адамово Баргузинского района (около 20 км от берега Байкала, 185 жителей). «Здесь пожары не редкость. Лес если загорится — все на школу перекинется, а виновата буду я, я уточняла,— говорит директор местной школы Лидия Нолева.— Я лесхозу говорила: если нам деревья пилить нельзя, приезжайте и сами пилите. Они отвечают: ни мне нельзя, ни им — нас всех за это посадят. А пожарные все равно говорят: отвечать я буду в случае чего. То есть нашли крайнего, очень удобно». Другой житель Адамова жалуется: если исходить из буквы закона, выглядит, будто «мы своей же родной земле хотим вредить, деревья уничтожать, сплошные рубки устраивать. Да не нужны нам рубки никакие, мы заживо сгореть не хотим просто».

«Будет больше туристов — вообще все завалят»

На протяжении пары десятков километров в районе Турки берег Байкала выглядит так: в лесу, в нескольких десятках метров от кромки воды, идет приличное региональное шоссе. В точках, представляющих собой туристический интерес, например у скалы Черепаха, с шоссе есть съезды — можно припарковать машину и пройти к берегу. Почти везде у таких съездов оборудованы площадки для сбора мусора — из-за этого порой кажется, что ты не в восточносибирской тайге, а где-то под Комарово на Финском заливе.

Как и любая береговая линия в России, байкальская страдает от желающих отдохнуть на природе.

Зимой таких не много и снег скрывает печальные следы их присутствия, а вот летом очевидно, что контейнеры у шоссе не помогают избавить лес от пластиковых бутылок, пакетов от чипсов, осколков стекла, ржавых банок и размокшей бумаги.

На Байкале этот «культурный слой» особенно контрастирует со статусом неприкосновенной природной жемчужины. Заметней всего это на пляжах, которых довольно много на бурятском берегу: по сравнению с противоположным иркутским он не такой отвесный, на относительном мелководье летом прогревается вода. Некоторые пляжи — например, на курорте Горячинск в особой экономической зоне «Байкальская гавань» — частично обустроены: с туалетами и кабинками для переодевания пока проблема, но хотя бы следят за уборкой.

Сотрудники фонда «Компас» полагают, что обустроить получилось бы все местные пляжи — если бы можно было развивать туризм. «Это и новые рабочие места, и стимул к созданию инфраструктуры,— перечисляет Татьяна Ковалева.— Но при нынешнем законодательстве это невозможно». Туризм действительно сложно развивать, если ближайшее надежно гарантированное размещение — в двух часах езды от берега, в Улан-Удэ. Гостевые дома на берегу есть, но их правовой статус в большинстве случаев сомнителен.

В местечке Турка несколько лет назад оборудовали марину для яхт и несколько сотен метров набережной. Летом 2023 года было объявлено, что одна из компаний-операторов отелей сочинской Красной Поляны приступает здесь к строительству большого комплекса с термальным курортом. Все это позволяет режим ОЭЗ — который сам по себе означает, что из правил охраны Байкала бывают исключения. Отель обещали ввести в строй в 2025 году, но в 2024 никаких признаков интенсивного строительства в Турке не было — только редкие туристы прогуливались по набережной и фотографировались на фоне катера МЧС — пока единственного «резидента» марины.

К развитию туризма у местных жителей двойственное отношение.

Приток путешественников часто называют одним из предполагаемых бонусов от принятия поправок, но, например, член народного совета Баргузинского района Юрий Секерин спешит проинформировать журналистов, что не все в ЦЭЗ с энтузиазмом ждут их принятия: «Многие против. Есть ощущение, что поправки нужны только для развития туристического бизнеса, но для этого ничего не готово — нет даже очистных сооружений. Уже сейчас отдыхающие оставляют на берегах кучи мусора, мы не успеваем за ними чистить. Будет больше туристов — вообще все завалят». «Спаси Байкал, отдыхай в Крыму!» — полушутя говорит один из местных собеседников «Ъ».

Наследие против наследства

«Байкал — место правовой аномалии»,— говорит доцент кафедры юриспруденции Сибирского госуниверситета геосистем и технологий Юлия Саенко. Она специализируется на помощи жителям ЦЭЗ в ситуациях, возникающих из-за наслоения правовых режимов.

По ее словам, проблемы начали возникать после 2001 года, когда в Земельный кодекс внесли поправки, ограничивающие оборот государственных или муниципальных участков, охраняемых как Всемирное наследие ЮНЕСКО. Такие участки нельзя приватизировать — только арендовать. Одна из проблем, по словам Юлии Саенко, связана с тем, что границы объекта Всемирного наследия не установлены ни в ФЗ об охране озера, ни в распоряжениях правительства. В самой первой версии законопроекта объект Всемирного наследия совпадал с ЦЭЗ, но из финальной редакции 1999 года этот момент исчез. Из-за этого на уровне муниципалитетов долго не было запрета на продажу участков в ЦЭЗ. Люди покупали их и застраивали полтора десятка лет — пока в 2016-2018 годах не началась массовая подача исков прокуратуры к собственникам: «Подавался в среднем один иск в три дня»,— вспоминает юрист. Домовладельцы получали судебные решения о сносе, стройки замораживались. Только в Бурятии решениями судов изъяли более 378 га земли — были, по словам Юлии Саенко, и случаи, когда изымалось единственное жилье. Одно из дел, говорит юрист, дошло до Верховного суда: там удалось доказать, что к ЦЭЗ (и к объекту Всемирного наследия) относится все, что за пределами поселения. Но это не решило проблему: выяснилось, например, что в Усть-Баргузинском муниципальном образовании «шесть из девяти населенных пунктов были включены в нацпарк безо всякого обособления» — то есть неотделимы от особо охраняемой территории, где действуют ограничения оборота участков.

Юрист отмечает, что изъятие участков стало не только драмой для их владельцев, но и препятствием для ряда госпрограмм.

«Люди не могут в родном поселке получить обещанные государством участки, полагающиеся, например, многодетным семьям или семьям участников СВО»,— подтверждает Марина, жительница Гремячинска (1 тыс. жителей).

Проблему приватизации домов и участков в ЦЭЗ сторонники поправок рассчитывают хотя бы начать решать, добившись их принятия. А их оппоненты именно в воссоздании рынка земли в ЦЭЗ видят одну из главных угроз. У жителей ЦЭЗ изумление, кажется, вызывают обе стороны.

Лес за деревьями

Все как один местные жители говорят, что ни в коем случае не поддерживают сплошные рубки. Отдельные деревья, может быть, и мешают им ехать, жить, умирать или спасаться от пожара, но в целом они дорожат тайгой и готовы часами рассказывать о ее удивительных свойствах, включая способность притягивать в глубины Азии влажный воздух Атлантики.

Термин «сплошные рубки» оказался пугающим сам по себе.

Это полная вырубка леса на определенных участках с последующими мероприятиями по лесовосстановлению. В нынешней формулировке закона «Об охране озера Байкал» сплошные рубки в ЦЭЗ полностью запрещены — исключения сделаны только для мероприятий, связанных с увеличением пропускной способности Байкало-Амурской и Транссибирской железнодорожных магистралей.

До 2006 года в законе о защите Байкала фигурировала формулировка «запрет на рубки главного пользования (лесозаготовку)». При этом закон разрешал «рубки для государственных, муниципальных и социальных целей». Но в 2006 году поменялся Лесной кодекс и «рубки главного пользования» превратились в «сплошные рубки» сначала в нем, а затем, во избежание несоответствий, в корреспондирующих актах, включая закон о Байкале.

На последствия терминологической трансформации в октябре 2023 года во время поездки на Байкал обратил внимание спикер Госдумы Вячеслав Володин (ЕР). По его словам, авторы поправок, принятых к тому моменту в первом чтении, рассчитывают изменить к лучшему «жизнь людей, которые оказались заложниками всех ограничений ООПТ». «Мы видим, что большие нарекания вызывает такое понятие, как сплошные рубки,— сказал спикер.— Эта норма требует корректировки, нам надо проработать этот вопрос и найти иное решение». Он заверил, что авторы поправок точно не имели в виду сплошные рубки «в классическом виде как коммерческие»: подразумевалась исключительно необходимая вырубка для поддержания и строительства инфраструктуры.

Сплошные рубки — «непоправимый урон» для природы, говорит член-корреспондент РАН, научный руководитель Института водных проблем Виктор Данилов-Данильян: «Вся грязь начнет сливаться в Байкал, потому что вместе с деревьями убирается то, что под этими деревьями растет. А процесс восстановления идет столетиями. Такие рубки нарушают ареалы обитания животных, это тоже ведет к деградации экосистемы».

Академик, директор Иркутского филиала Сибирского отделения РАН Игорь Бычков согласен, что термин «сплошная рубка» не должен относиться к решению бытовых вопросов вокруг Байкала: ведь в 2006 году его вводили в законодательство именно для обозначения мероприятий по заготовке древесины.

Депутат Сергей Тен признает, что «сплошные рубки» появились в проекте поправок потому, что законодатели не нашли другого подходящего термина.

По его словам, все (и власти, и жители, и бизнес) «заинтересованы в сохранении ландшафта», и «вырубать деревья сплошняком» никто не собирался. Председатель комитета Госдумы по экологии Дмитрий Кобылкин также обещал учесть опасения, вызванные возможным разрешением сплошных рубок. При этом он вновь напомнил о вопросах, которые «требуют незамедлительного решения для благополучия территории и улучшения качества жизни людей»: уровень жизни в ЦЭЗ, по его словам, сильно отстает от среднего по стране, несмотря на «огромную привлекательность» этой территории.

Что останется в рубке

Депутат Будуев в июне 2024 года опубликовал одну из версий редакции поправок ко второму чтению в своем Telegram-канале, пояснив, что видит необходимость в экспертной оценке обновленного текста. Он и сейчас заявляет, что изменения вносятся в полузакрытом режиме, а к обсуждению не приглашают оппонентов.

По мнению парламентария, изменения, предложенные к июню 2024 года, ослабляли природоохранный режим ЦЭЗ настолько, что «в результате их принятия леса на Байкале в Бурятии будут защищены хуже, чем обычные леса по России».

Депутат по-прежнему полагал, что в таком виде поправки помогут «коммерческим организациям получить особо ценные земли на Байкале». Он видел угрозу в пункте о переводе земель лесного фонда в другие категории: по его мнению, корректное решение проблемы заключалось бы в дополнении действующего запрета выводить лесные участки куда-либо, кроме как в ООПТ, четким и не подлежащим расширительному толкованию списком исключений.

Опубликованная им версия документа заметно отличалась от принятой в первом чтении. Изменения затронули сплошные рубки. Это понятие перестало применяться в отношении рубок в коммунальных целях. Теперь в ЦЭЗ предлагалось запретить сплошные рубки «на землях лесного фонда и ООПТ», за исключением случаев, предусмотренных федеральным законодательством. Также сплошные рубки предлагалось позволить на участках ЦЭЗ, где лес признан погибшим.

Перевод лесных участков в другие категории предполагалось разрешить строго до 31 декабря 2030 года, «только при наличии проекта и положительного заключения государственной экологической экспертизы»; а также при условии лесовосстановления «на площади в пять раз больше, чем площадь земельного участка, который был переведен в другую категорию».

Земельные участки, расположенные в границах населенных пунктов и занятые объектами, включенными в список Всемирного наследия, но при этом находящиеся в государственной или муниципальной собственности, авторы поправок предлагали разрешить предоставлять в собственность гражданам — для строительства частных домов, гаражей, садоводства и огородничества.

«За что им стоит сказать спасибо»

Хотя «сплошные рубки» оказались уточнены, новый вариант насторожил оппонентов даже больше документа, принятого летом 2023 года. Координатор программ ООПТ природоохранного проекта «Земля касается каждого» Михаил Крейндлин заявил, что в поправках «слишком много лазеек, которыми можно воспользоваться в корыстных целях». Его опасения были связаны, в частности, с тем, что в границах ЦЭЗ много населенных пунктов с неустановленными или не вполне корректно установленными границами: «В случае принятия поправок границы населенных пунктов смогут расползаться все шире», что увеличит участки, выводимые из лесного фонда. Ему также кажется излишней возможность сплошных санитарных рубок в ЦЭЗ: «Для таких ситуаций сейчас есть возможность уборки неликвидной древесины (УНД). Принципиальная разница между УНД и сплошными санитарными рубками в том, что при УНД древесина должна оставаться на лесосеке, а при проведении сплошных рубок может вывозиться и становиться объектом сделок». Появление такой возможности, по его мнению, станет стимулом к намеренному уничтожению лесов (например, путем поджога), а затем признания их погибшими.

Против законопроекта летом 2024 года вновь выступил и ряд ученых: 28 из них направили Вячеславу Володину письмо с требованием не допускать принятия документа в таком виде. Среди подписавших письмо были три академика и восемь членов-корреспондентов РАН.

24 июня законопроект был вынесен на расширенное заседание экспертного совета экологического комитета Госдумы. А 17 июля Николай Будуев вновь опубликовал подвергшийся правке текст, посетовав, что большинство замечаний научного сообщества в нем так и не отобразились: «Учтена лишь малая часть важных замечаний, а самые серьезные бреши правовой охраны озера Байкал в новой редакции законопроекта так и остались без надлежащего обоснования их необходимости». Главную «брешь» он видит в возникающей перспективе рынка земли в ЦЭЗ.

Законопроект между тем стал подробнее. В нем появились 33 страницы приложений с перечнями участков и объектов, которых должно коснуться ослабление режима охраны.

• Перечни целевые: отдельно указывается, где будет разрешено строительство дорог, где — расширение кладбищ, где — санитарные рубки и т. д.
• В тексте сохраняется возможность сплошных санитарных рубок на территориях, указанных в приложениях.
• Для этих же территорий сохранены и сплошные рубки в коммунальных целях.
• Предусмотрено получение гражданами в собственность участков в ЦЭЗ (при условии, что сейчас эти участки находятся в государственной или муниципальной собственности, пусть и под охраной ЮНЕСКО).
• Перевод земель лесного фонда в другие категории с целью строительства и реконструкции дорог и сооружений предполагается допустить лишь для конкретных участков.

В таком виде законопроект отправлен для межведомственного согласования и подготовки заключения в правительство, а также в Главное правовое управление президента. Об отзывах пока неизвестно.

Осенью 2024 года 73 ученых (среди них 11 академиков, включая четырех членов президиума РАН, а также 18 членов-корреспондентов) вновь обратились к Вячеславу Володину и его заместителю Виктории Абрамченко (ЕР; до мая 2024 года была вице-премьером, курировавшим вопросы экологии в правительстве). Они заявляют, что поправки все еще представляют «угрозу делу сохранения озера Байкал и ЦЭЗ БПТ». Ученые ссылаются на заключения научных советов РАН по лесу, водным ресурсам суши, по проблемам озера Байкал и по экологии биологических систем, требуют не допускать документ до второго чтения и предлагают помощь в разработке новой редакции поправок.

Депутат Сергей Тен признает, что законопроект в нынешнем виде не решает всех проблем БПТ — но затрагивает наиболее важные, что неплохо для начала: законодательное регулирование природоохранных режимов вокруг Байкала, по его словам, в любом случае требует реформы.

«Нигде в стране нет такого слоеного пирога из правовых режимов. Действующее отраслевое законодательство вошло в коллизии с ФЗ “Об охране озера Байкал” и изданными во исполнение этого закона актами. Эти противоречия, с учетом правоприменительной практики, привели к негативным последствиям в различных сферах общественных отношений, создали риски экологической безопасности и торможения социально-экономического развития БПТ, поразили в правах ряд категорий граждан».

Сергей Тен полагает, что «замечания и предложения, высказанные в процессе обсуждения документа, уже учтены»: «Дискуссия с общественными, экологическими и экспертными организациями привела к улучшению текста законопроекта и его экологизации, за что им стоит отдать должное и сказать спасибо!» Сопротивление поправкам Сергей Тен считает «нездоровым» и даже, возможно, геополитически мотивированным: «Ряд публичных весомых фигур в России и за рубежом сознательно вводит людей, общество в целом в заблуждение. Нерешение острых социальных вопросов подогревает протест среди местного населения. Противникам поправок очень не хочется, чтобы были приняты меры, ужесточающие экологические требования на Байкале. Они не желают, чтобы на Байкале был наведен реальный порядок с землей. Это экологический и политический саботаж».

«Когда кончаются аргументы, начинают искать шпионов и врагов народа,— возражает своему однопартийцу Николай Будуев.— Социальную напряженность порождает не отсутствие поправок, а воровство и тупость».

Депутат все еще полагает, что решить большинство проблем ЦЭЗ, ради которых разрабатывается закон, можно подзаконными актами и решениями на уровне региона — а законодателям, как и чиновникам, не мешало бы обратить внимание не реальные экологические проблемы Байкала вроде загрязнения рек и недостатка очистных сооружений.

Сергей Тен подтверждает, что законопроект «кропотливо готовится ко второму чтению» и уже согласован Минприроды «с учетом большинства замечаний и предложений других ФОИВов и Института законодательства и сравнительного правоведения при правительстве РФ».

Где-то далеко-далеко ничего не подозревающие туристы совсем скоро выйдут на байкальский лед и сделают сразу сотни полторы идеальных рождественских селфи.