Директор ИКСА РАН Кирилл Бабаев — о достижениях «разворота на Восток»

Уходящий год стал весьма успешным для набирающего силу тренда «разворота на Восток» российской внешней политики. Кажется, Россия в этом году наконец в полной мере осознала, что азиатский вектор может сулить ощутимые дивиденды и в политическом, и в экономическом смысле. Кроме того, за истекшие три года с тех пор, как на западных границах России возник новый железный занавес, отечественные бизнесмены, чиновники, ученые и деятели культуры уже вполне обучились тонкостям работы с коллегами из Азии и гораздо лучше ориентируются в относительно новой для себя среде. В 2022 году к нам в Институт Китая и современной Азии с испугом в глазах приходили десятки компаний и ведомств с просьбой провести семинар или брифинг о том, как общаться с коллегами из Китая, Индии, Вьетнама или Индонезии. Сегодня таких панических обращений становится все меньше.

Обретение новых навыков дало свои плоды. Российская внешняя политика в 2024 году сумела достичь ряда существенных прорывов на восточном и южном направлениях, которые укрепили ее усилия по формированию Большого евразийского партнерства — главной задаче отечественной дипломатии в текущем десятилетии.

Наиболее важную роль в этом сыграл саммит БРИКС в Казани, собравший делегации 36 стран мира, включая 22 главы государств. Вне зависимости от практических результатов саммита (о наличии которых можно и поспорить) Россия уверенно продемонстрировала свое растущее влияние на Глобальном Юге и имидж одного из лидеров мирового большинства. Казанский саммит стал крупнейшим мероприятием по числу глав государств в истории страны, и основной его сигнал был адресован прежде всего Западу, чьи усилия по изоляции российского государства на мировой арене, очевидно, не дали никаких результатов.

Усилия России по выращиванию из БРИКС главной антизападной силы в мире вполне оправдались.

Если уж будущий президент Трамп грозит БРИКС 100-процентными пошлинами в случае введения собственной валюты, становится понятно, что в США начали воспринимать БРИКС как своего ключевого соперника.

На двустороннем уровне России удалось достичь значимых успехов с Индией, чей премьер Нарендра Моди совершил июльский визит в Москву — также весьма демонстративный для Запада. Индия стала крупнейшим энергетическим партнером нашей страны на юге Азии, и сближение с ней создает основу для успешного формирования одного из самых амбициозных евразийских проектов России — транспортного коридора Север—Юг. Страна будет и дальше стараться играть в многовекторность своей внешней политики, но то, что одним из основных векторов для Дели является Россия, сегодня неоспоримо.

Си Цзиньпин, Нарендра Моди — далее везде. Формирование личных отношений с лидерами ключевых стран Азии явно становится трендом внешнеполитической стратегии Владимира Путина, и выбран он весьма удачно с учетом специфики культур восточного типа. Например, узбекские эксперты рассказывают, что добрые отношения лидеров России и Узбекистана стали основным аргументом в пользу проекта «Росатома», против которого в Ташкенте выступала прозападная часть истеблишмента.

Еще одно хорошее подтверждение значимости «личного момента» — сближение с Малайзией, премьер-министр которой Анвар Ибрагим ярко принял участие в Восточном экономическом форуме в сентябре.

Россия продолжает динамично устанавливать связи с государствами АСЕАН, и включение сразу четырех из них — Вьетнама, Индонезии, Таиланда и Малайзии — в состав новых партнеров БРИКС символизирует политический прорыв России в Юго-Восточную Азию, который теперь должен быть подкреплен экономическими успехами; пока их не особенно много.

Удалось наладить надежный контакт и с новым иранским президентом Масудом Пезешкианом. Договор о всеобъемлющем партнерстве между Россией и Ираном уже готов к подписанию и станет для обеих стран еще одним подтверждением консолидации усилий по противостоянию Западу. Задержка с подписанием договора, предусматривающего и оборонную составляющую, может быть связана с грядущими переговорами между Россией и США по украинскому вопросу, но ясно, что в ближайшее время договор так или иначе будет подписан, и Иран де-юре станет союзником Москвы — если не военно-политическим, то экономическим, что также критически важно для евразийских проектов России.

А на Дальнем Востоке новым союзником для нас стала КНДР.

Договор о всеобъемлющем партнерстве, ратифицированный в ноябре, превращает отношения между двумя странами, еще 25 лет назад практически не существовавшие, в полноценный военно-политический альянс. Вслед за оформлением «треугольника» военного партнерства США, Японии и Южной Кореи этот договор де-факто формирует симметричный треугольник Россия—КНР—КНДР, что парадоксально снимает с повестки дня давнюю проблему безопасности и разоружения на Корейском полуострове. В условиях прямых юридических гарантий со стороны крупнейших ядерных держав ни безопасности, ни существующим вооружениям на полуострове теперь ничто не угрожает.

В развитии отношений с Китаем — неизменно главным азиатским партнером России в Азии — тоже случился негромкий, но существенный прорыв. Ожидается, что количество поездок граждан России в Китай в 2024 году вырастет в 2,5 раза — КНР быстро становится лидирующим выездным направлением как для бизнесменов, так и для туристов, обогнав Эмираты, Египет и Таиланд и быстро догоняя Турцию. Турпоток в обратном направлении и вовсе вырос в невиданные семь раз за год. Виртуозно преодолевая визовые очереди, проблемы с платежами, языковой и культурный барьеры, россияне и китайцы продолжают быстрыми темпами сближаться, делать бизнес, строить партнерства и изучать друг друга. А значит, «разворот на Восток» и стратегическое партнерство формируются не только в нашей политике, бизнесе, культуре или спорте, но и в нашем сознании.

Кирилл Бабаев — директор Института Китая и современной Азии РАН.