«Пуля, им отлитая, отыщет грудь мою, она пришла за мной»
100 лет назад был расстрелян Николай Гумилев
«Кто лежит в могиле, Слышит дивный звон, Самых белых лилий Чует запах он». (Николай Гумилев, «Утешение», июнь 1917 года)
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
За последние 100 лет территория бывшего Ржевского артиллерийского полигона очень сильно изменилась, но эта дорога существовала и тогда, в 1921 году
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Крест на входе в Ковалевский лес хорошо заметен с дороги. Иногда его замечают и останавливаются, чтобы посмотреть, что он означает, даже такие шоферы, которые никогда не слышали фамилии Гумилев
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Ковалевский лес был местом массовых расстрелов в 1918-1921 гду После того, как оно было расконспирировано, казни перенесли в другую часть Ржевского полигона – урочище Койранкангас
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Бывший склад боеприпасов (его также называли пороховым складом, пороховым погребом) использовался как накопитель для приговоренных
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Разрушенное здание склада боеприпасов местные жители называли «тюрьмой»
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Тропинка, по который смертников вели к месту казни
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Многие из самодельных информационных табличек посвящены Николаю Гумилеву, его родным, его стихам
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Песчаный берег реки Лубья (Луппа) был удобным местом для расстрелов. В песке легко выкапывать могилы
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
В 1915 году унтер-офицер Николай Гумилев, обучавшийся в школе прапорщиков в Петрограде, сфотографировался вместе с женой Анной Ахматовой и сыном Львом Гумилевым в фотоателье Люциана Городецкого в Царском селе
Фото: РИА Новости
Летом 1917 года в Париже Гумилев познакомился и подружился с Михаилом Ларионовым и Натальей Гончаровой, в 1918 году, на обратном пути в Россию, Гумилев встретился с ними снова. Результатом совместного творчества стали «Парижский альбом» с беловыми автографами стихотворений Гумилева, многие из которых были проиллюстрированы Гончаровой, Ларионовым и Дмитрием Стеллецким. Гумилев посвятил друзьям стихотворение «Пантум. Гончарова и Ларионов», оба художника сделали множество портретных зарисовок поэта (на фото – одна из них, работа Натальи Гончаровой)
Фото: gumilev.ru
Квартира Сергея Маковского. «Как-то он позвал меня к себе. Жил он недалеко, на Ивановской, близь Загородного, в чьей-то чужой квартире. Добрел я до него благополучно, но у самых дверей упал: меня внезапно сморило от голода. Очнулся я в великолепной постели, куда, как потом оказалось, приволок меня Николай Степанович, вышедший встретить меня у лестницы черного хода. (Парадные были везде заколочены). Едва я пришел в себя, он с обычным своим импозантным и торжественным видом, внес в спальню старинное расписанное матовым золотом лазурное блюдо, достойное красоваться в музее. На блюде был тончайший, почти сквозной, как папиросная бумага — не ломтик, но скорее лепесток серо-бурого, глиноподобного хлеба, величайшая драгоценность тогдашней зимы». (Корней Чуковский, «Воспоминания о Н. С. Гумилеве»)
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Бывший «Дом искусств». «Комнат было много, и комнаты тоже казались безумными. Они были нарезаны по той не обоснованной здравым смыслом системе, по которой дети из тонко раскатанного теста, почерневшего в их руках, нарезают печенья – квадратом, прямоугольником, перекошенным ромбом... а не то схватят крышку от гуталина и выдавят ею совершеннейший круг». (Ольга Форш, «Сумасшедший корабль»)
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Квартира Сергея Штюрмера. «В своей квартире, на Преображенской, Гумилев сидел по большей части в передней. По советским временам парадная была закрыта, и из передней вышел уютный маленький кабинет. Там над диваном висела картина тридцатых годов, изображавшая семью Гумилевых в гостиной. Картинка была очень забавна, особенно мил был какой-то дядюшка, томно стоявший за роялем. Он был без ног – художник забыл их нарисовать. Гумилев охотно рассказывал историю всех изображенных. Гумилев любил там сидеть у круглой железной печки, вороша угли игрушечной саблей своего сына. Тут же на полке стоял большой детский барабан. – Не могу отвыкнуть, – шутил Гумилев, – человек военный, играю на нем по вечерам. В квартире водилась масса крыс. — Что вы, что вы, – говорил Гумилев, когда ему давали советы, как от крыс избавиться, – я, напротив, их развожу на случай голода. Чтобы их приручить, я даже иногда приятельски здороваюсь со старшей крысой за лапу». (Георгий Иванов, «О Гумилеве»)
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
«Август Максим заложил основание царству на Невском, 64, и первый год его правления был явно благословлен богами. Из окрестных пустынь ежедневно притекали многочисленные караваны переводчиков и, раскинув пестрые шатры, торговали плодами своих земель, получая по 250 бумажных сиклей за лист, чего в те древние и изобильные времена с избытком хватало на приобретение одного фунта хлеба» (Евгений Замятин, «Краткая история "Всемирной литературы" от основания и до сего дня». Август Максим – Максим Горький)
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Год спустя в помещении Всемирной Литературы на Моховой меня принимали в члены Петроградского Союза Поэтов. Николай Степанович выдал мне членский билет, им уже подписанный, но еще не скрепленный секретарем союза. – Читал ваши стихи, читал, есть хорошие, есть плохие, все как полагается, но вы умеете работать, желаю всего хорошего, пишите больше и чаще, набивайте руку, не ленитесь, из вас получится если не стихотворец, то уж наверное прозаик. За это поручусь. Поздравляю, садитесь и ждите Жоржика Иванова, он должен скрепить мою подпись и поставить печать». (Леонид Борисов, «Воспоминания о Н. С. Гумилеве»)
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
В Тенишевском училище учились Осип Мандельштам и Владимир Набоков, выступали с лекциями Казимир Малевич и Дмитрий Мережковский, читали стихи Михаил Кузмин, Владимир Маяковский (и другие футуристы), Сергей Есенин, Анна Ахматова. Здесь впервые прозвучала в исполнении Любови Менделеевой-Блок поэма Александра Блока «Двенадцать». Николай Гумилев до революции выступал здесь как поэт, после – как преподаватель Института живого слова
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
«Отправляясь в свою последнюю поездку в Крым, он пришел ко мне в библиотеку и просил меня передать Дому Литераторов его предложение: пусть Дом Литераторов выдаст ему известную сумму денег; на эти деньги он приобретет изюм, сахар и белую муку; половину этого "товара" он возьмет себе, а другую часть отдаст Дому Литераторов». (Виктор Ирецкий, «Воспоминания о Н. С. Гумилеве»)
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
«Вчера в Институте Зубова Гумилев читал о Блоке лекцию – четвертую. Я уговорил Блока пойти. Блок думал, что будет бездна народу, за спинами к[ото]рого можно спрятаться, и пошел. Оказались девицы, сидящие полукругом. Нас угостили супом и хлебом. Гумилев читал о "Двенадцати" – вздор – девицы записывали. Блок слушал как каменный». (Запись в дневнике К. И. Чуковского от 3 июля 1919 года)
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Бывший доходный дом Мурузи – один из самых «литературных» домов Санкт-Петербурга. В разные годы здесь жили Николай Лесков, Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский, Иосиф Бродский. На литературных вечерах и собраниях в этом доме бывали Александр Блок, Сергей Есенин, Максим Горький, Михаил Зощенко. Николай Гумилел вел здесь занятия поэтической студии, которые затем были перенесены в ДИСК
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
«В нашем доме он был за день до ареста. Его ждали, через несколько дней он должен был снова придти, а назавтра мы узнали о его аресте. Видел собственными глазами эту бумажку, в которой было постановление о его расстреле. Я пошел к Литейному проспекту. И на углу Владимирского и Невского, где сейчас "Гастроном", висела бумажка, типографски напечатанная, где был список расстрелянных. И предпоследним был Гумилев Николай Степанович, не помню, литератор или писатель, и было написано, что приговор приведен в исполнение». (Лев Наппельбаум, «О Н. С. Гумилеве»)
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
В кабаре «Привал комедиантов» Гумилев в 1916 году познакомился с Ларисой Рейснер, у них начался бурный роман. Сделавшая блестящую карьеру при советской власти Рейснер летом 1921 года отправилась в Афганистан вместе с мужем, Федором Раскольниковым, назначенным полпредом РСФСР в этой стране. Расставшись с мужем, весной 1923 года она вернулась в Москву. Рейснер утверждала, что могла бы предотвратить казнь Гумилева, если бы находилась в тот момент в советской России
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Князь Кирилл Николаевич Голицын, попавший в ДПЗ на Шпалерной в 1923 году, описывал это место так: «На Шпалерной я получил "изолированную комнату со всеми удобствами". В последнее никакой иронии я не вкладываю – удобства были налицо: миниатюрная раковина умывальника и самый натуральный унитаз с промывным бачком. Словом, все одиночные камеры, а их насчитывалось около трехсот, были одновременно и ватер-клозетами. Кроме того, в камере были железная койка, железный стол и железное сиденье, накрепко приделанное к стене. Жиденький, сомнительной чистоты матрасик на койке и взятые с собой подушка-думка и плед помогли мне забыться на остаток ночи. Когда, через маленькое окошко, в камеру проник свет осеннего утра, я смог более подробно осмотреть помещение. Оно имело шесть шагов в длину и три – в ширину. Дверь, с непременными деталями: "волчком" и "кормушкой", была обшита толстым листовым железом. Высоко расположенное окно выходило, как я узнал позже, на прогулочный двор»
Фото: Энциклопедия «Всемирная история»
Фотография из следственного дела Николая Гумилева
Фото: Wikipedia
В начале протоколов допросов Гумилева стояла фраза «Допрошенный следователем Якобсоном, я показываю следующее», в конце – «Допросил Якобсон». Евгений Якобсон участвовал в Первой мировой и в польской войне, побывал в плену и у немцев, и у поляков. По дороге из Варшавы в концлагерь бежал, добрался до советского постпредства в Берлине, откуда был переправлен в Москву. В 1921 году начал работать в ВЧК. В 1923 году направлен на хозяйственную работу, оставаясь на особом учете в органах госбезопасности. 3 сентября 1937 года управляющий Охотско-Аянским госрыбтрестом Якобсон был арестован, 15 марта 1938 года был признан виновным в контрреволюционной деятельности и 17 марта расстрелян в Николаевске-на-Амуре. 30 января 1958 года реабилитирован
Фото: gumilev.ru