Восставшие из пекла

Торжественная часть

Вчера вечером на олимпийском стадионе Пекина прошла церемония открытия летних Олимпийских игр-2008. Специальный корреспондент "Ъ" АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ был единственным журналистом, кто вчера прошел с нашей сборной весь ее трудный путь по этому стадиону.

В Олимпийской деревне за четыре часа до начала церемонии открытия было тихо и спокойно, как в сквере Центральной клинической больницы в тихий час.

Все говорят, что это лучшая Олимпийская деревня за все время не только ее существования, но и за время существования всех Олимпиад. Не очень высокие здания сделаны из светло-коричневого материала неизвестного происхождения и словно специально предназначены для того, чтобы разнообразить его национальной символикой. И все стараются, как умеют. Сборная Бахрейна надула резиновую арку перед своим подъездом, сборная Румынии облепила свою территорию заборчиком из колышков с национальными флажками. Российской сборной ввиду ее многочисленности достались два дома, фасады которых заняты Чебурашками. Кругом развешаны китайские фонарики, впрочем, тоже с парадной российской символикой.

Кругом цветы, про деревья в Олимпийской деревне хочется сказать, что они колосятся — такая правильная, густая и возвышенная у них форма.

И отовсюду льется негромкая музыка. Я никак не мог понять откуда, потому что никаких репродукторов нету, ведь не из-под земли же, а потом, когда увидел одного спортсмена, занявшего необъяснимую на первый взгляд позицию: припал ухом к камню и потрясенно слушал,— я понял, что да, именно из камней, разбросанных по всей деревне, и льется песня.

Время от времени здесь начинают отчаянно стрекотать цикады, но потом, когда они как по команде затихают, понимаешь, что и это — фонограмма.

И вот среди всего этого великолепия прогуливались спортсмены. Они ходили по дорожкам в основном парами, словно бы даже семейными, и негромко разговаривали, как будто боясь нарушить эту электронную идиллию. Я даже на всякий случай потрогал листочки деревьев — эти были настоящими.

Один подъезд был завешен зеленым исламским флагом, на котором была изображена огромная сабля. Проходя мимо этого подъезда, спортсмены, по-моему, невольно убыстряли шаг.

Первые люди в парадных костюмах стали появляться на дорожках где-то через полчаса. Это были итальянцы. Им, видимо, хотелось показать, на что способны их великие модельеры. Модельеры оказались способны на кеды, тренировочные штаны и серые пиджаки, а также белые рубашки, которые казались телесного цвета, потому что мгновенно и насквозь промокли на 40-градусной жаре. Но итальянцев увидели, и им даже аплодировали — за их преждевременно проявленное мужество.

Наши люди собирались на праздник последними. Уже несколько делегаций ушли к своим автобусам, а пара десятков россиян еще с удовольствием обедали в столовой, где, кроме них, не осталось ни одного человека.

Потом улица перед двумя российскими домами стала наконец-то бело-сине-красной благодаря вышедшим на нее из подъездов людям. На траве раздавали шляпы, которые вызвали ажиотажный спрос, и через несколько минут от шляп остались только картонки с вырезанными в них ровными кругами воспоминаний.

Шляпы и косоворотки радикально изменяли наших людей. В них лица их стали настолько простыми, приветливыми и даже, можно сказать, незамысловатыми, что я просто опешил — пока не поглядел на свое собственное отражение в стеклянной двери и не смирился с ним.

Пришло время сфотографироваться всем этим людям друг с другом. В такой форме у них не было другого шанса сделать это. Для этого у них был один вечер. И они использовали свой шанс.

— Ну надо же,— говорил тренер боксеров Лебзяк, снимая своих друзей на фоне волейболистки Екатерины Гамовой,— с другими девчатами заставляешь их фотографироваться, а к Гамовой сами льнут.

Впрочем, Екатерина Гамова тоже по всем признакам не сторонилась боксеров.

Кульминация наступила, когда с баскетболистами начали фотографироваться девушки из сборной по спортивной гимнастике. Это были такие маленькие девушки или, вернее, девочки, конечно (правда, с такими большими руками), что другие спортсмены все время пытались им что-нибудь подарить, как детям. Кому-то удалось найти для них мороженое...

Никаких напутственных речей перед отправкой на стадион не было. Спортсмены погрузились в автобусы и тронулись в последний перед открытием Олимпиады путь.

— Раньше было: приезжали, выходили на стадион, вставали или садились на свои места на трибуне — и начиналось: два притопа, три прихлопа, танцы, народное ликование... А теперь запирают в душном зале и заставляют ждать чуть не до конца открытия,— раздраженно говорил за моей спиной один из тренеров сборной.

Одним из последних до автобуса добежал знаменосец Андрей Кириленко, который крикнул на ходу:

— Не знаете, на стадионе кондиционеры будут?

Он имел в виду все-таки, наверное, крытую малую спортивную арену, а не олимпийский стадион. Впрочем, видя, чего тут уже достигли китайцы, я бы и этому не удивился.

Нет, он все-таки имел в виду малую арену. Именно здесь подтвердились его худшие предположения.

Выдержать эту чудовищную духоту могли только люди на пике своей спортивной формы. Таких тут было, правда, много. Я к их числу, увы, не относился и вышел в коридор, где застал странную картину.

Здесь стояли сотни спортсменов из разных стран, они перемешались друг с другом и уже начали лихорадочный обмен значками. И только в одном углу несколько двухметровых негров отгородились от всех широким полукругом, составленным из тумбы на колесиках. Это были холодильники с кока-колой. Их собрали со всего вестибюля, чтобы отгородить от остального мира американскую баскетбольную сборную, поедающую свои сухпайки еще лихорадочней, чем в десяти метрах от них люди обменивались значками (у россиян после олимпийской столовой к сухпайкам было какое-то пренебрежительное отношение).

Я увидел великого баскетболиста Коби Брайанта и остальных. Они изредка отворачивались от стены, в которую уткнулись, и с опаской подсматривали, в порядке ли сооруженное ими же заграждение.

И тут к ним прорвался один иранец, тоже, похоже, баскетболист. Он о них столько слышал! Я точно знаю, что это был иранец, потому что иранская делегация сидела рядом с нами, через лестничный проход.

Парень хотел сфотографироваться, только это. Остановила его, и очень профессионально, темнокожая девушка такого же роста. Двумя ударами под дых она парализовала не только его волю, но и, кажется, всего его.

— А что вы хотите? — переспросил меня Андрей Кириленко, когда я, сидя на трибуне малой арены, рассказал эту историю.— Каждого из них знает весь мир. Одних китайских волонтеров тут миллион, растерзали бы, если бы дотянулись.

Он защищал их с таким энтузиазмом, словно мысленно ставил себя на их место. Да наверняка так оно и было.

— А вас не трогают? — спросил я его.

— Иногда,— пожал он плечами, и скамейку тряхнуло, как после очередного землетрясения в провинции Сычуань.— Но люди вообще-то добрые. Просто узнают иногда.

— А вы тренировались,— спросил я его,— как надо флаг нести?

— Нет, конечно,— сказал он.— А зачем? Я не думаю, что это трудно.

— В Турине, я знаю, была специальная тренировка для знаменосцев,— сказал я.— Вот как обхватывать древко — сверху или снизу? Одной рукой или двумя?

— Мне кажется, без разницы.— Опять пожал он плечами, и я понял: ему действительно без разницы. Или ему так кажется, что без разницы. Все-таки первый раз он нес такой флаг.

— Главное,— сказал он,— что ты его несешь и представляешь огромную страну, и тут надо улыбаться и не кривляться.

— Может быть, все-таки стоило потренироваться?

— А что, я в чем-то не уверен? — опять переспросил он.

Наконец-то с трибун вызвали сборную России. Путь от малой арены до стадиона занял еще час с лишним. Мы двигались небольшими перебежками.

— Держать ряды по семь человек! — командовали руководители делегации.— Видеть грудь четвертого человека!

Девушки смущенно переглядывались. Им трудно было что-нибудь разглядеть уже после второго.

Личный фотограф российской сборной Михаил Куснирович поправлял поля шляпы Андрея Кириленко. Этого человека надо было видеть. А то он надвинул шляпу отчего-то просто на лоб. Все-таки, видимо, не до конца был во всем уверен.

Пока я шел до олимпийского стадиона, окончательно убедился, что это зрелище не только не для слабонервных, но и точно не для спортсменов. Они не видели ничего, появившись на арене уже под конец церемонии. Их использовали. И ими манипулировали. Они только успевали выполнять команды организаторов.

Над стадионом кружил вертолет. Кто-то из спортсменов наверняка знал, что есть команда сбивать каждый самолет, если он во время открытия Игр появится над Пекином. Причем прямо из этого вертолета. И в этот момент уже охотно верилось во все.

Перед входом на стадион, хочешь ты, не хочешь — появляется жуткое волнение, и ничего с собой ты не можешь поделать. И они не могли. Первый раз стройные ряды смешались, еще когда мы проходили мимо девушек, державших в руках таблички, на которых были названия стран-участниц. Поскольку в тот момент прошли еще не все (мы были по китайскому алфавиту 137-е), то и девушек оставалось еще много. Это были, видимо, мисс провинций Китая или просто трансвеститы из Бангкока.

И спортсмены, смешав ряды, бросились фотографироваться с ними.

И вот во второй раз ряды были сломаны, когда мы вышли на стадион. Спортсмены почувствовали себя, по-моему, гладиаторами на арене. Все искали кого-то глазами. Я видел на трибунах очень много россиян. Эту форму и флаги ни с чем нельзя было спутать. Их тут было много, даже очень.

Делегация сделала круг по стадиону и осталась на нем. Неутомимость зрителей вызывала зависть у спортсменов. Потом пришлось ждать, пока пройдут остальные делегации, и через десять минут женская гандбольная сборная во главе с тренером уже лежала на пластиковом покрытии газона.

Жара на арене была уже просто ни с чем не сравнимой, пиджаки мгновенно вымокли до нитки. А им же еще соревноваться надо.

— А я думал, Грузию сюда уже не пустят после того, что в Цхинвали происходит,— услышал я от кого-то из спортсменов за спиной.

Американцев, которые шли за нами, было столько, что они смешались с российской сборной. Тумб с кока-колой на стадионе же не было.

Одной из последних шла сборная Италии. Один из наших спортивных чиновников вдруг крикнул итальянцам: "Вася! Вася!" Я думал, он так шутит с ними. Но тут из их рядов выскочил пожилой лысоватый человек и на ходу стал пожимать руки знакомым.

— Кто это? — спросил я.

— Как кто? Вася это! — крикнули мне сразу двое в косоворотках.

Андрей Ъ-Колесников