Генеральный директор ФК "Открытие" считает, что финансовый кризис приведет к реформации системы мирового капитализма. При этом если в России в полную силу не заработают демократические институты, бедные потеряют в ходе кризиса больше, чем богатые. Об этом он рассказал в интервью корреспонденту "Денег" Александре Мерцаловой.
Рынок уже достиг своего дна или будет еще хуже?
— Хочется верить, что это дно, но может быть и хуже, даже если падение прекратится. Это не 1997 год, когда Dow Jones за один день уходил на 500 пунктов вниз, а потом за неделю все отыгрывал. В мировом масштабе ситуация скорее напоминает тот кризис, который был у нас в 1998 году. Все будет падать: быстро, медленно, снова быстро, затем остановится на каком-то непонятном уровне, который не сможет объяснить и обосновать ни один аналитик — будет он пользоваться техническим или фундаментальным анализом, все равно. Около этих уровней цены будут колебаться долго, после чего можно будет утверждать: да, это было дно. Когда это произойдет, я сказать не готов. Здесь любые оценки не более чем гадание на кофейной гуще.
Можно ли рассматривать нынешний кризис как крах финансовой глобализации? Рынку нужно что-то абсолютно новое?
— На мой взгляд, это несерьезно. Человечество не придумало ничего нового взамен денег с момента перехода от натурального хозяйства к открытому рынку.
Не следует ли в данной ситуации принять меры, направленные на изоляцию национальной финансовой системы от мировой?
— Мировая финансовая система — это мировая финансовая система, дело вовсе не в глобализации. Когда мы от натурального обмена и первых монет перешли к системе безналичного расчета, она стала единой для всего мира. Да, был опыт разных стран, в частности СССР, который создавал свою систему, не интегрированную в мировую. Впрочем, для СССР это очень плохо закончилось, куда хуже, чем для открытых мировых государств. Деньги всегда перетекали и будут перетекать — это закономерно.
Российское правительство сейчас активно наполняет рынок ликвидностью. Причем помощь эта избирательная — оказывается лишь крупным банкам. Хорошо ли это?
— Так было всегда и везде. Есть старая шутка: если ты должен банку 10 тысяч — это твоя проблема, если 10 миллионов — это проблема банка. Размер всегда имел значение, и помогать в первую очередь будут крупным игрокам. Вообще, кому именно помогать — это вопрос уже не экономический, а этический: тем, кому плохо, кому еще не совсем плохо или же тем, кому пока хорошо? На мой взгляд, эта проблема неразрешима, как проблема эвтаназии. Я бы исходил из того, что поддерживать надо тех, кому более или менее хорошо, поскольку остальным в сложившейся ситуации зачастую помочь просто нельзя.
А как быть с поддержкой реального сектора?
— Поддержка нужна всем и всегда. Вопрос в технике ее оказания. Я считаю, что когда государство пытается подменять собой инфраструктурные институты — это всегда неправильно. Государство должно уметь их контролировать, понимая глубину тех проблем, с которыми они сталкиваются. Разговоры о том, что "спекулянты-банкиры опять купили валюту вместо того, чтобы дать кредиты реальному сектору", вызывают умиление. Правительство может проконтролировать целевое использование выделяемых средств в крупнейших банках, а вот контроль за получателями денег должны осуществлять сами банки. И если банк отказывается кредитовать предприятие, значит, он считает, что риски невозврата слишком высоки. Тогда надо рассматривать вариант санации такого предприятия, а не вливать туда безвозвратную ликвидность.
Деньги на помощь надо брать из бюджета или из стабфонда?
— Затрудняюсь ответить. Очевидно, что если правительство запустит печатный станок, то денег будет напечатано сколько угодно, но это, в свою очередь, приведет к падению курса рубля и росту инфляции. И тем самым будут созданы предпосылки такого кризиса, который коснется уже каждого,— что, собственно, и случилось в 1998 году. Основное отличие сегодняшнего кризиса от ситуации конца 90-х заключается в том, что тогда количество людей, инвестировавших деньги в банковские депозиты и акции, было в разы, если не в десятки раз меньше. Сейчас банковские депозиты неплохо защищены системой страхования вкладов, но рост инфляции и падение покупательской способности рубля ощутит на себе каждый. Правительство, будучи органом во многом популистским, вынуждено с этим считаться. И это сдерживающий фактор в оказании материальной помощи любому бизнесу: крупному, мелкому, добывающему или какому-либо еще. Но с другой стороны, совсем обойтись без этого не удастся. Такого, что богатые станут беднее, а бедные не пострадают, не будет. И уж точно нельзя доводить до того, чтобы бедные стали еще беднее, а богатые не пострадали. Остается верить лишь в какие-то демократические институты, которые, я надеюсь, не только существуют, но и действуют.
Центробанки разных стран то и дело снижают ставки. Кому в первую очередь это выгодно?
— Это выгодно тем, кто живет в кредит и только зарабатывает свой капитал. Тем, кто пытается сохранить свои сбережения, это невыгодно. Также это невыгодно тем, кто не пользуется кредитами и не имеет сбережений, так как инфляция при этом ускоряется. Таким образом, большинству россиян это невыгодно.
В связи с падением рынка многие компании увлеклись скупкой собственных акций. Как, по-вашему, это влияет на него?
— Во-первых, не скажу, что многие. Во-вторых, это сродни скрытой выплате дивидендов. Проблемы те же: с одной стороны, цена акций на какое-то время вырастает, с другой — это отрицательно сказывается на финансовой устойчивости самого эмитента, что в дальнейшем может обвалить рынок его акций. Необходима очень точная настройка.
В начале августа ФК "Открытие" говорила о своем подразделении в Европе или Америке. Оно помогает вам пережить кризис?
— Помогает и экономически, и психологически. При закрытом российском рынке стремительно растут наши обороты на английском и американском рынках. При этом мы, успев построить собственную технологию, намного лучше контролируем риски. Безусловно, можно было бы торговать и через посредников. Например, таким партнером мог быть Lehman Brothers: летом еще никто не предполагал, что банк ждет скорый крах. И понятно, что если бы наши активы и активы наших клиентов находились сейчас в одном из таких институтов, нам пришлось бы нелегко. Хотя, конечно, существуют финансовые структуры, кроме нашей, у которых и сегодня все нормально. Это и есть так называемый кризис доверия: мы точно не знаем, надежен ли контрагент. И переводя ему деньги или активы, рискуем — они могут быть заморожены на неопределенное время, а то и вовсе могут пропасть. Поэтому мы очень рады, что смогли своевременно построить собственное дочернее предприятие в Лондоне, оформить его, подключиться ко всевозможным биржам, депозитариям, расчетным системам. Сейчас это все наши собственные счета, которые мы полностью контролируем.
Сколь велики масштабы нынешнего кризиса доверия?
— Они настолько велики, что не поддаются осмыслению. Потребуется время и масса усилий для его преодоления. Началось все намного раньше: с краха Enron и Arthur Andersen. Тогда уже стало ясно, что обманывать можно не только регуляторов, аудиторов, рейтинговые агентства, но и рынок целиком. В тот момент адекватных мер принято не было, от "паршивых овец" открестились, даже упоминать о них считалось дурным тоном. Вот теперь пожинаем плоды. Думаю, сейчас никто никому не верит. И никакая аудированная отчетность, никакие рейтинги никого не убедят в надежности контрагента. Вспомните хотя бы Lehman Brothers — накануне банкротства у них и с тем и с другим все было в порядке. И именно в области регулирования финансовых институтов нужны радикальные изменения. А до тех пор, как в известной шутке: ничто так не повышает доверие к контрагенту, как предоплата.
А в целом на кризисе вы много потеряли?
— Мои персональные инвестиции, конечно, обесценились, думаю, минимум раза в два, но мне не надо гасить кредиты, поэтому я могу подождать, пока рынок "отрастет" — ждать придется несколько лет, я полагаю. Что касается бизнеса, то потери, конечно, будут, но не такие существенные, как у западных инвестбанков. В этом смысле наша "недоразвитость" пошла нам на пользу. Все-таки брокерский бизнес был и остается у нас основным, а при правильном построении он наиболее устойчив к подобным потрясениям. Безусловно, уровень доходов снижается, но, с другой стороны, такой массированной рекламы своей профессии я даже представить себе не мог. Не случайно сентябрь оказался самым активным месяцем по части открытия новых клиентских счетов на биржах. Так что для нас все может оказаться и не плохо.
Ваша компания существенно изменила инвестиционные планы на ближайший год?
— Конечно, и еще не до конца. Ситуация слишком динамично изменяется, мы опасаемся, что в дальнейшем положение может и ухудшиться, поэтому долгосрочные стратегии сейчас просто невозможны. С другой стороны, по моему мнению, глобальный рынок никуда не денется — ни финансовый, ни инвестиционный. Возможно, он значительно уменьшится в объемах, сократится количество участников, но он все равно будет существовать, а это дает основания рассматривать кризис как начало нового этапа развития, время дополнительных возможностей.
Как инвесторам следует вести себя в период кризиса: пережидать или активно вкладывать?
— Думаю, если инвестор имеет возможность вложить деньги на достаточно долгий срок, скажем, на три-пять лет, то он сможет получить значительную прибыль. Так уже было в конце 1990-х. Доходы могут быть колоссальными, но, повторюсь, только при долгосрочном инвестировании. Также очевидно, что нужно стараться вкладывать с максимальной диверсификацией по эмитентам, как говорится, не класть все яйца в одну корзину. Сейчас не время покупать на заемные деньги, и тем более никогда нельзя покупать на последние. А вот если деньги отложены, то сейчас подходящее время, чтобы их вложить. Однако для этого нужно обладать здравым смыслом, твердым характером и не поддаваться панике. Людям с нестабильной психикой стоит держаться от такого рынка подальше.