Приехавший на свою выставку в Третьяковке из Парижа ОСКАР РАБИН рассказал ИРИНЕ Ъ-КУЛИК, почему сегодня скандал в искусстве не актуален.
— Как бы вы определили ваши основные эстетические разногласия с советской властью, с официальным соцреализмом?
— У меня с советской властью никаких разногласий не было, это у советской власти были разногласия с подавляющим большинством ее подчиненных. Это ведь не художники навязывали свои воззрения, эстетику и понимание искусства, а власть навязывала этот искусственно созданный соцреализм. Хотя у меня нет такого уж однозначного неприятия соцреализма. В конце 20-х — начале 30-х годов в этом искусстве было много интересного, экспериментального. Я думаю, что в дальнейшей эволюции официального искусства очень много значил личный вкус Сталина. Все экспериментальное убирали, осталась чистая пропаганда. Одно время преследовался даже жанр чистого пейзажа. Рассказывают, что Сталин на какой-то выставке сказал: нам нужен русский пейзаж, это наша родина, мы ею гордимся,— и пейзаж опять разрешили. А перед войной даже стал просачиваться импрессионизм — тогда в Москве открыли музей западного искусства. В то время вообще было много хороших художников. А вот после войны уже так закрутили гайки — даже добавить синюю краску в тени считалось преступлением и буржуазной пропагандой. Это было действительно страшно. Конечно, за картинки все же особо не расстреливали. Еще никто в мире не нарисовал картинку, которая бы вызвала восстание, свержение власти и убийства. Даже "Герника" Пикассо ведь никого не удержала от того, чтобы бомбить, стрелять, воевать и убивать. Но советской власти даже самые невинные картинки казались подозрительными: она вообще была очень обидчивой и закомплексованной, наверное, потому, что и сама знала, что любить ее не за что.
— Вы были инициатором знаменитой "бульдозерной выставки". На какой результат вы рассчитывали, когда устраивали эту акцию?
— Никаких особо мудрых замыслов у нас не было. Было просто желание выставить свои картины, жить как художник, а не как техник на железной дороге — так приходилось жить мне, или, в лучшем случае, иллюстратор детских книг, как многие другие. Зная нашу родную советскую власть, мы были готовы абсолютно ко всему — что нас разгонят, арестуют, осудят. И это так бы и произошло, если бы не другое время: советской власти было очень важно, как отреагирует Запад, а на выставке было много иностранных журналистов, дипломатов, которых мы позвали, зная, что другой защиты у нас не будет. И поскольку этим иностранцам тоже досталось, они особенно возмущались. Одно дело, когда нам, советским людям, морду бьют — мы к этому привычные. А вот когда американскому корреспонденту тыкали его же камерой в физиономию и зуб выбили...
— Вы, наверное, знаете, что у нас опять возникло некое напряжение между современным искусством и обществом — на кураторов и художников подают в суд. Что бы вы посоветовали художественному сообществу?
— Да, я за всем этим слежу по интернету — но скорее с любопытством, чем с соучастием. Это же совсем другая жизнь, другая эпоха, человеческие отношения. Что я тут могу посоветовать, советы — дело неблагодарное. В истории, конечно, все повторяется. Но скандалы уже давно утратили свое значение. Ведь скандал вокруг "бульдозерной выставки" устроили не мы, а власть — если бы не ее хеппенинг, то ничего бы и не было, ну постояли бы на пустыре полчаса и разошлись. Это в эпоху авангарда скандал был важным элементом искусства. Тогда это было логично — эпатировать буржуа, противостоять старой эстетике. Искусство было действительно революционным, его мало кто готов был принять, и для того, чтобы на него обратили внимание, нужны были все эти желтые кофты и призывы сбросить Пушкина с корабля современности. Но сейчас никаких революционных настроений уже давно нигде нет — ни в социальной жизни, ни в искусстве. Может быть, сегодня проблема как раз в последствиях идей демократии. Раньше искусство было аристократичным, оно существовало на верхушке общества и у него вообще не было такой проблемы, чтобы его все принимали и понимали. Это сегодня оно демократизировалось и должно считаться с мнением большинства. Я не то чтобы призываю к какой-то цензуре, но мне странно слышать разговоры о том, что художник должен быть абсолютно свободен от общества. Просто надо понимать, что никакой полной свободы не может быть даже на необитаемом острове — мы же все равно от рождения до могилы связаны необходимостью дышать, есть и так далее.