во весь экран назад  Что было на неделе

       Когда белорусский президент Александр Лукашенко объявил, что "на Беларусь смотрят как на спасителя славянской цивилизации, и мы должны эту цивилизацию спасти", стало очевидно, что без цивилизаторских издержек в виде разбитых морд и свороченных скул не обойтись, однако воспоследовавшая цивилизаторская акция с участием 150 автоматчиков, мужественно вступивших в борьбу с 19 депутатами, превзошла все ожидания. Объясняя горячность автоматчиков, президент-цивилизатор указал на неистовые намерения депутатов: "Повынимали ножи, достали лезвия и говорят — первое, вскрываем себе вены, отрезаем себе головы и вас повырезаем".
       Более всего поражает разнообразие депутатских замыслов, ибо совершенно неясно, на кого законодатели собирались наложить руки. Тезис "и вас повырезаем" вроде бы содержит указание на античную традицию тираноборчества — "Раз к Лукашенке-тирану вбежал Шушкевич, любимец народа, но схвачен был стражей у входа. 'Зачем в плаще у тебя кинжал?' — царь спросил, и герой сказал: 'Тирана хотел покарать я'" etc. В то же время вбежать к тирану, имея собственную голову отделенной от тела, несколько затруднительно. Возможно, президент РБ имел в виду поразивший Ф. П. Карамазова агиографический сюжет о некоем христианском мученике, который, когда палачи усекли ему голову, взял ее в руки и "любезно ее лобызаше". Намешав в одну кучу Брута, Кассия и Федора Павловича Карамазова, Лукашенко породил на редкость эклектический триллер, который впредь, очевидно, и будет стержнеобразующим мифом спасенной славянской цивилизации.
       Миф может быть отчасти подкорректирован, ибо спасением славянской цивилизации занят не один Лукашенко, так что возможно сотрудничество с другими спасителями. Один из них, президент концерна "Гермес" Валерий Неверов, отмечает, что "новую цивилизацию обязательно будут создавать социальные технологи. Посмотрите, что было в Германии. Вот 32-й год: высочайшая преступность, никто не хочет работать, страшная инфляция. А спустя несколько месяцев — организованность, полный порядок... Это что? Это был набор технологий".
       За двенадцать лет набор технологий был реализован в полном объеме и принес Германии большую пользу, но не будем впадать в излишний педантизм. В конце концов, Неверов прав: и поджог рейхстага, и "хрустальная ночь", и циклон-B — не что иное как технологии. Известные возражения вызывает другое обстоятельство: Неверов, очевидно, знакомился с германской историей по совершенно неортодоксальным источникам. В 1932 году в Германии не было высочайшей преступности. Были перманентные стычки между военизированными отрядами разных партий, но вялотекущая гражданская война и чисто уголовная преступность — вещи несколько разные. Говорить о том, что в пик великой депрессии "никто не хотел работать", довольно трудно, ибо десяти миллионам безработных немцев никто работу и не предлагал. Наконец, "страшная инфляция" была в 1923 году, а в 1932-м марка стояла необычайно твердо, ибо правительство рейхсканцлера Брюнинга пыталось бороться с кризисом чисто монетаристскими мерами. Можно было бы утешиться тем, что, обладая столь обильными познаниями об опыте применения любимых им технологий, технолог Неверов не слишком преуспеет в своих начинаниях, но как сказать — вдохновляющий Неверова рейхсканцлер-технолог А. Гитлер был примерно столь же силен в истории, отмечая, что "народ, вовремя не остерегшийся евреев, постигает печальная судьба, как то случилось с персами, которые были гордым и сильным народом, а теперь влачат жалкое существование в качестве каких-то армян". Недюжинные исторические познания фюрера никак не помешали ему внедрить целый ряд технологий.
       Очевидно, имея в виду прискорбный итог деятельности монетариста Брюнинга, прозванного немцами "канцлер Голод", председатель Партии экономической свободы Константин Боровой не разделяет нынешнего правительственного оптимизма: "Финансовая стабилизация в нынешней ситуации — чистый блеф. Однопроцентная инфляция к концу года будет означать наличие реальной (а не скрытой) безработицы в 20 миллионов человек. Страна не вынесет такой социальной напряженности".
       Таким образом, эксперты ПЭС весной 1995 года сделали фундаментальное экономическое открытие, установив, что зажим инфляции сопровождается падением производства и ростом безработицы. При всем уважении к мыслительному подвигу экспертов ПЭС надобно заметить, что на эту закономерность и прежде обращали внимание — например, известный оппонент правительства Сергей Глазьев. Однако Глазьев, считая цену финансовой стабилизации недопустимой, сделал из сказанной закономерности вывод о необходимости усиления государственного вмешательства в экономику и стимулирования занятости. Поскольку программа ПЭС торжественно провозглашает, что "государство не должно использовать свои ресурсы для финансирования конкретных видов экономической деятельности (т. е. искусственно поддерживать занятость. — Ъ)", глазьевский вариант решения проблемы Борового очевидным образом не устроит, но тогда делается вообще неясным, в чем же виновато правительство, столь исправно воплощающее в жизнь программу ПЭС. Вероятно, дело в том, что "экономическая свобода" есть идеальная экономическая категория, предполагающая сочетание нулевой инфляции с нулевой безработицей, и за неумение воплотить идеал в реальность Боровой справедливо обличает Черномырдина.
       В остальном российская весна на удивление благообразна. Отдыхающий президент РФ посетил конские ристания, где ему подарили кабардинского жеребца по имени Смоленск. Недоброжелатели Ельцина могли бы опасаться, что тот захочет ввести Смоленска в Федеральное собрание, однако время нынче иное, и в коллективе, где уже имеются президент АО "МММ" и депутат Марычев, явление Смоленска вряд ли на кого-нибудь произведет впечатление. Более того, поскольку спикер Думы Иван Рыбкин произвел дегустацию водки "Жириновский" и вынес строгий вердикт: "Это ослиная моча, а не водка", сюссептибельный лидер ЛДПР может обвинить спикера в том, что тот облыжно именует его ослом. В этом случае явление в Думе Смоленска стало бы и вовсе радостным событием — "ведь то прогресс, что ныне кони, где прежде были лишь ослы".
       Мэр Юрий Лужков по мере приближения 9 мая ежедневно раздает интервью, изобилующие поражающими воображение цифрами. Мэр подчеркивает, что в основание памятника маршалу Жукову ляжет "колоссальная глыба темно-красного гранита весом в 200 тонн", а на штыке окажется не менее колоссальная богиня победы Нике "размером 28 метров и весом 24 тонны". Наряду с бронзы многопудьем мэр вникает даже и в самомалейшие детали торжества, утверждая наряды для ветеранов: "Хорошо! Все ветераны пройдут на параде в одинаковой одежде! Чтоб было торжественно, а не так — кто во что горазд!"
       Пристрастие мэра к единообразию имеет глубокий политический смысл. Съезжающиеся на торжества знатные иностранцы напуганы слухами о высоком уровне преступности, однако, как отмечал еще Герцен, "если б показать эти батальоны одинаковых сертуков, плотно застегнутых, щеголей на Невском проспекте, англичанин принял бы их за отряд полисменов". Приняв ветеранов за полисменов, англичане, а равно и прочие иностранцы, видя такое изобилие полиции, совершенно успокоятся и перестанут верить вздорным слухам.
       На фоне радостного предпраздничного возбуждения недоволен лишь ваятель Вячеслав Клыков, огорченный тем, что изваянная им конная статуя маршала Жукова не установлена на Красной площади. Его не утешают даже приводимые мэром данные о весе колоссальной глыбы — более того, ваятель намерен валять эти глыбы далее, указывая, что "памятник маршалу в конечном итоге будет стоять на Красной площади, несмотря на то, что постамент уже установлен на Манежной площади. Перенос памятника на Красную площадь станет возможен к 100-летию со дня рождения прославленного полководца — 2 декабря 1996 года, поскольку к тому времени всем станет ясно, насколько неудачно выбрана нынешняя площадка".
       Неудовлетворительный эстетический эффект, производимый скульптурой, может объясняться как неверным планировочным решением (на чем настаивает Клыков), так и маловысокохудожественностью самого изваяния. Вопрос о том, что именно "станет всем ясно" к 2 декабря 1996 года, является открытым, и потому желание ваятеля убрать свое изделие с Манежной опрометчиво: далеко не факт, что, убрав, его тут же перенесут именно на Красную площадь.
       
       МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...