Первый в этом году номер журнала "Коммерсантъ" необычен и состоит в основном из нескольких больших обзорных статей, содержащих описание настоящего состояния секторов экономики или экономических процессов и прогнозы их развития на 1995 год.
Открывается номер, как водится, обозрением поля годовой битвы за урожай плодов экономической реформы, за которым следует весьма интересная статья общеэкономического характера, где сообщается о том, что нас ждет одна из двух моделей экономического роста и что желательна третья. Делается нетривиальный вывод о том, что эта третья модель тоже возможна.
Следующая статья носит в большей степени справочный характер и повествует весьма подробно о нынешней структуре промышленного производства. Она будет весьма полезна тем, например, кто решил вложить деньги в акции предприятий легкой промышленности, так как из статьи следует, что таковой промышленности уже почти не существует. В то же время в ней указываются в наибольшей степени сохранившиеся и небезнадежные в плане инвестирования отрасли.
Затем вниманию читателей предлагается описание тенденций и перспектив наиболее развитого, цивилизованного и активного ныне рынка — денежного. Здесь делается ряд предположений о том, что будет происходить с так называемыми инструментами денежного рынка в наступившем году, причем авторы имеют в виду, что их предположения окажутся справедливы на среднесрочном временном отрезке...
Следующая статья посвящена фондовому рынку и исходит, в том числе, из предположения, что в обмен на такую бумагу, как "акция", и в нынешнем году можно будет получить немного денег, причем — под хороший, долгосрочный инвестиционный проект. Однако для этого нужно искать нетривиальные пути.
Дальше мы расскажем о том, куда завела страну приватизация, и сообщим известные нам данные о безработице и положении в сельском хозяйстве.
А в конце номера мы собьемся с мерной поступи лет на дробный недельный шаг и расскажем совершенно конкретно о том, что происходило на обычно обозреваемых нами рынках в тот период, пока журнал "Коммерсантъ" не выходил. Рассказ, несмотря на наше двухнедельное отсутствие, получится местами короче обычного, так как на некоторых рынках не происходило почти ничего. Однако мы ожидаем от них роста в наступившем году, в соответствии с опубликованными прогнозами.
Итоги реформ-94
В прошедшем году спад приостановился, экономика "въехала" в период депрессии
Экономика России окончательно и, по-видимому, бесповоротно приобрела сырьевой характер
Сейчас мы находимся в гораздо лучшем состоянии, чем послевоенная Германия, послереволюционная Россия и, возможно, Америка периода Великой депрессии
Некоторые секторы экономики если не процветают, то чувствуют себя вполне уверенно
Минувший год завершил не только первое трехлетие радикального рыночного реформирования экономики, но и десятилетие реформ, начавшихся в 1985 году. Как все знают, при значительном продвижении в институциональных преобразованиях, собственно в экономике — динамике производства, инфляции, структурных изменениях — итоги не очень-то утешительные.
Однако тем больший интерес вызывает будущее состояние экономики: дойдет ли она постепенно до окончательного краха или начнет выздоравливать?
Прежде чем начать отвечать, охарактеризуем строгим образом исходную точку, то есть макроэкономические итоги 1994 года — что все-таки мы имеем сегодня? Анализ статистических данных позволяет говорить о небольшом ускорении спада производства (по сравнению с 1993 годом), но при этом и о резком углублении инвестиционного кризиса и усилении негативных структурных изменений (таблица 1).
Таблица 1
Некоторые макроэкономические показатели за три года реформ (в физическом измерении, % к предшествующим периодам)
| 1992 | 1993 | 1994* | |
|---|---|---|---|
| Валовой внутренний продукт | 81 | 88 | 85 |
| Продукция промышленности | 82 | 84 | 76 |
| в том числе: | |||
| добывающая | 89 | 85 | 87 |
| обрабатывающая | 81 | 84 | 72 |
| Продукция сельского хозяйства | 91 | 96 | 92 |
| Капитальные вложения — всего | 60 | 88 | 73 |
| в том числе производственные | 56 | 81 | 63 |
| *Оценка по данным за 10-11 месяцев. | |||
Обращает на себя внимание нарастание диспропорции между добывающими и обрабатывающими секторами промышленности. Если в 1993 году темпы их спада выровнялись, то затем расхождение резко ускорилось. Углубилась структурная переориентация экономики на экспорт сырьевых ресурсов при одновременном росте импортозависимости, замещающей сворачивающееся внутреннее производство. Экономическое состояние предприятий реального сектора в целом ухудшилось, рентабельность по промышленности снизилась с 32% в 1993 году до 17% по итогам первого полугодия 1994 года, что свидетельствует о нарастании инфляции издержек.
Впрочем, в прошедшем году спад приостановился, экономика "въехала" в период депрессии. Казалось бы, хорошо, ведь если дальше катиться некуда, то остается лишь один путь — наверх. Однако вот что мы имеем.
Наибольший спад произошел в отраслях, выпускающих инвестиционную продукцию (машиностроение, производство стройматериалов) и потребительские товары (легкая промышленность). Исключение составляет пищевая промышленность, спад по которой был несколько меньше, чем по промышленности в целом. Однако необходимо учитывать, что эта отрасль удовлетворяет витальные потребности населения, и с учетом такой ее роли спад здесь тоже весьма значителен. Лучше всего пока смотрятся сырьевые производства.
Важнейшим фактором, определившим подобную динамику, стало сокращение спроса на внутреннем рынке. Объем капитальных вложений в 1994 году к среднегодовому уровню 1986-1990 годов составит в целом лишь около 34%, а производственных — только около четверти. Доходы же населения (реальные, с учетом инфляции за прошедший период) в 1994 году составят к уровню 1990 года примерно 40-45%. Таким образом, в целом конечный спрос на внутреннем рынке за эти годы сократился примерно на 60-65%, что и привело к соответствующей динамике производства: ведь возможности выхода инвестиционных и потребительских товаров на внешние рынки крайне ограничены.
Что же определило относительно более благоприятную динамику сырьевого сектора? Ответ предельно прост — достаточно устойчивый внешний спрос на его продукцию. При том, что общий объем экспорта в 1994 году сократился по сравнению с 1990 годом примерно на 35%, его снижение проходило главным образом за счет товаров конечного потребления, ранее поглощавшихся бывшими "братскими"
странами. Доля же сырьевых товаров за прошедшие годы продолжала увеличиваться. В результате в 1994 году в структуре экспорта доля топливно-энергетических продуктов составляет почти 50% и еще 20% дает экспорт продукции черной и цветной металлургии. Это и определяет нынешнее экономическое лицо России для внешнего мира.
Следовательно, структура спада определилась в результате изменения удельного веса внутреннего и внешнего рынков, при том что на экспорт производится сырье, а на внутренний рынок — то же сырье плюс некачественная продукция обрабатывающей промышленности.
Подведем предварительные итоги: с дореформенного периода внутренний рынок сжался на 60-65%, сбыт на внешних рынках — на 35%. Промышленное производство за этот же период сократилось более чем на половину (44%) при значительно более масштабном сбросе обрабатывающих производств. Структурная перестройка экономики, которая происходила путем адаптации производства к рынкам сбыта, постепенно превращает Россию из сырьевого гиганта с громоздкой и малоэффективной обрабатывающей промышленностью — просто в сырьевого гиганта.
Для полноты картины общих итогов 1994 года осталось отметить глубокий бюджетный кризис и исключительно временный успех в подавлении инфляции в середине года, который обернулся резким ее усилением в октябре-декабре. Таким образом, с макроэкономической точки зрения результаты функционирования экономики в 1994 году отнюдь не радостные и стартовые условия для экономики нового 1995 года далеко не идеальные.
Но и не катастрофические.
Прошедший год стал годом наиболее сильного промышленного спада за весь период кризиса и по этому поводу высказывалось много суждений — от философских (типа того, что спад, мол, носит структурный характер, или, мол, чрезмерную "оборонку" сбрасываем) до преобладающих тревожных и даже апокалиптических. Однако подобные оценки последние несколько лет звучат регулярно, ведь начиная с 1991 г. спад каждого последующего года — рекордный для всего послевоенного периода. Появился даже дежурный термин для обозначения того, что нас вот-вот ждет: экономический коллапс. Все этого коллапса боятся, но что это такое — представляют себе очень смутно.
Поэтому интересно задаться вопросом, насколько все же глубок спад, наблюдаемый сегодня в России, и далеко ли еще можно катиться вниз? — Оказывается, что яма, в которой мы сейчас сидим, еще не предел, некоторые исторические аналогии (см. график 1) указывают на то, что бывало и хуже.
Нормальный циклический спад в рыночной экономике обычно составляет 5-15% от пика производства, более глубокий спад вызывает в последние десятилетия панику и принятие каких-либо экстраординарных мер. При нормальном спаде хозяйственная система структурно и институционально продолжает функционировать в обычном режиме. Сильнее "проседает" производство в базовых отраслях, меньше — в отраслях, обслуживающих потребительский сектор. Если не считать безработицы и некоторого сокращения доходов граждан (не всех, а лишь тех, кто оказался связан с депрессивными отраслями), такой спад довольно слабо отражается на жизни людей. Более того, спад необходим, поскольку именно в это время происходит обновление экономической системы: принимаются ключевые управленческие решения, обеспечивающие потенциал следующего этапа роста.
Хуже обстоит дело, когда экономика свертывается настолько, что теряет долгосрочные ориентиры развития. Классический пример — Великая депрессия в США (1929-1933 гг.). Промышленное производство тогда сократилось примерно вдвое, а в некоторых отраслях (сельскохозяйственное и транспортное машиностроение, черная металлургия) спад составил около 80%. Великая депрессия сопровождалась резким падением прибылей, а также невиданным ранее явлением — чистые инвестиции стали отрицательными. Это означало, что общий объем инвестиций стал меньше амортизационных начислений и национальное богатство, как любят говорить у нас, проедалось.
Промышленное производство в проигравшей Вторую мировую войну Германии составило чуть больше трети от довоенного уровня. Этот спад сопровождался крайне неприятными явлениями на потребительском рынке и в социальной сфере — народ, попросту говоря, голодал. Была разрушена институциональная структура народного хозяйства, а общенациональный рынок раздробился на региональные.
И пример из нашей истории: Россия после серии революций, Первой мировой и Гражданской войн. Показательно, что даже после таких потрясений хозяйственная жизнь полностью не замирает. Причем функционируют не только аграрный сектор и предприятия, перерабатывающие сельхозпродукцию. Продолжаются производство электроэнергии и выплавка стали, работают даже некоторые машиностроительные заводы. Общенациональный рынок в этих условиях, конечно, оказывается разрушенным, торговля и обмен ведутся почти исключительно внутри регионов. По приблизительной оценке, объем промышленного производства в России в 1921 году составил 10-15% от дореволюционного уровня.
Разобранные аналогии показывают, что нам есть куда еще падать и что теперешнее состояние хозяйства катастрофическим еще не назовешь. Собственно, это дано нам и в ощущениях.
Сейчас мы находимся в гораздо лучшем состоянии, чем послевоенная Германия или уж тем более послереволюционная Россия. Вероятно, самый близкий аналог нынешнему спаду в России — Великая депрессия, поскольку дело здесь не столько в глубине кризиса, сколько в его природе. Так же как Великая депрессия была естественным завершением сорокалетней экономической волны развития западной хозяйственной системы, переживаемый нами кризис следует рассматривать как естественное завершение послевоенной экономической волны развития советского хозяйства. Более того, хотя формально спад и промышленного производства, и ВВП (в 1994 г. примерно 60% от уровня 1991 г.) у нас больше, чем в США в 1933 г., наше положение все же представляется предпочтительнее. Безработица пока не стала важнейшим фактором экономической и политической жизни, благосостояние абсолютного большинства людей хоть и заметно ухудшилось, но не претерпело кардинальных изменений. Наконец, некоторые секторы экономики — торговля, банки и другие финансовые институты, экспортно ориентированные отрасли — если не процветают, то чувствуют себя вполне уверенно.
Два типа промышленного роста для России — колониальный и технологический
Первый вариант логично вытекает из тенденций прошедших лет реформирования экономики
Ясно, что с выходом на режим колониального роста рубль будет слабеть, доллар — укрепляться
Ставку на внутренний рынок и соответственно инвестиции в российскую обрабатывающую промышленность можно будет делать только в расчете на действительно недорогую и массовую продукцию
В России есть шанс и для отечественных высокотехнологических производств, но скорее всего такие компании не сохранятся как чисто российские
Рост экономики — это еще не развитие
В этих условиях ключевые решения в стране должны быть приняты на другом уровне. Речь идет о самих предпринимателях
Сказанное очень важно при рассмотрении проблемы возможного перехода экономики к росту. Эта проблема, похоже, уже назрела (как в первом полугодии 1994 года назрела нынешняя депрессия). И, вероятнее всего, вне зависимости от проводимой экономической политики (исключая явно абсурдные решения, которые, впрочем, исключать не следует), некий рост может начаться уже в пределах 1995 года. Уж во всяком случае можно говорить о том, что в пределах 1995 года сформируются определенные предпосылки роста. Каким же он будет?
Сразу отметим, что абстрактная постановка об экономическом росте как таковом бессмысленна, рост экономики — это прежде всего устойчиво расширяющийся сбыт продукции. И поэтому тип хозяйственного роста целиком зависит от того, на какие рынки, на какой спрос ориентирована экономика. Применительно к нынешней России просматриваются два возможных варианта промышленного роста.
Первый вариант логично вытекает из тенденций прошедших лет реформирования экономики на базе принципов либеральной политики простых решений. Это рост с ориентацией на внешний рынок сырьевых ресурсов — как на наиболее устойчивый, надежный и, самое главное, доступный для нашей промышленности. В России есть потенциал роста добычи нефти и газа и возможности увеличения их экспортных поставок. Существуют и другие сырьевые отрасли с конкурентоспособной продукцией, прежде всего металлургия, а также отдельные виды деревообрабатывающей и химической продукции.
Видимым преимуществом такого варианта является то, что переход в режим роста может быть осуществлен достаточно быстро. Однако при этом приходится ставить крест на отечественной обрабатывающей промышленности, да и темпы роста экономики в целом не могут быть особенно высокими, так как они определяются емкостью внешнего рынка, а емкость эта, в свою очередь, определяется прежде всего потребностями экономик развитых стран с относительно невысокими темпами роста. Создается также и крайняя уязвимость хозяйства со стороны колебаний конъюнктуры внешнего рынка. Причем в условиях такого типа роста возможность выскочить за пределы экспорта сырья и переориентироваться на внешний рынок конечной продукции практически отсутствует. Это требует технологической перестройки экономики, которую невозможно осуществить без активизации внутреннего рынка инвестиций.
Подобный путь развития приводит к формированию экономики колониального типа роста.
Термин "колониальный" применительно к экономике, в общем, не носит выраженно негативного характера. В самом деле, поди плохо живется в Саудовской Аравии и эмиратах Персидского залива — в странах, построивших свое благосостояние на росте колониального типа. Эти государства добились того, что внутренние инвестиции здесь направляются исключительно в развитие экологически безупречной добычи сырья и в непроизводственную сферу — в жилье, медицину, индустрию отдыха, университеты. Основные же производственные инвестиции они делают за рубежом — и прекрасно себя чувствуют.
Но в этих странах много сырья и мало народу. Если же народу много (как, например, в Ираке), то колониальный рост обеспечивает процветание лишь ограниченной части населения, связанной с добычей и ее инфраструктурой. Остальные же жители, занятые в убогих ремеслах, торговлишке, сельском хозяйстве, живут бедно.
К сожалению, подобный вариант колониального роста ждет и Россию с ее громадным населением. Более того, ее положение может оказаться еще хуже.
Дело в том, что регулирование экономики колониального роста осуществляется практически целиком за ее пределами. Это понятно. С одной стороны, за пределами страны находится рынок сбыта, который и задает масштабы возможного роста. Спрос на этом рынке формируют развитые страны, которые хотят покупать сырье подешевле. А нам противостоять этим странам крайне сложно: они сами в торговле друг с другом, например, сельхозпродукцией постоянно вынуждены идти на компромиссы, а уж третьи страны... Да и зачем аналогии, вспомним алюминиевый пул, ограничивший выпуск этого металла в России.
С другой стороны, в условиях колониального роста за пределами страны формируются и факторы производства, точнее, два из них — труд и капитал (третий, земля, остается в стране, но он крайне неэффективен). Инвестиционные товары для такой экономики производятся за границей (отечественные становятся неконкурентоспособными), квалифицированный труд по их монтажу и эксплуатации оборудования для добычи сырья — тоже, в основном, там. Следовательно, и в части управления издержками экономика колониального типа может "не рыпаться" — за границей все решат и без нее.
Чьи экономические интересы непосредственно реализуются при этом варианте?
Как и при любом типе роста, в первую очередь удовлетворяются интересы тех, кто ближе всех расположен к конечному потреблению, которое, собственно, и расплачивается с производством. В экспортноориентированной экономике конечное потребление — это вывоз за границу. Поэтому объективно наиболее заинтересованными в реализации такого варианта являются отрасли ТЭК и ряд других добывающих секторов — для них обеспечиваются быстрые финансовые поступления и практический контроль за оставшимися секторами экономики.
Помимо собственно добычи, весьма эффективной сферой приложения капиталов в данном варианте является и первичная переработка — особенно экологически вредная. Надо сказать, что здесь уже "процесс пошел": на это указывают масштабы отечественной металлургии, явно превосходящие потребности национальной экономики. Еще более отчетливым свидетельством этого является бурное развитие толлинговых сделок: завоз сырья — его переработка — вывоз металла или концентратов. Очень эффективная схема для наших внешних контрагентов — они таким образом получили в свое распоряжение готовые перерабатывающие мощности без каких бы то ни было инвестиций с их стороны и сбросили все вредное производство подальше от своих домов.
Далее, это виды деятельности по организации и обслуживанию экспорта ресурсов и импорта, который должен замещать отечественную продукцию обрабатывающей промышленности. Можно уже сейчас смело прогнозировать, что в случае развития сценария колониального роста одна из наиболее мощных групп экономических интересов будет складываться вокруг импорта оборудования для добычи, транспортировки и первичной переработки сырья.
В последующем, когда слабеющая национальная валюта сделает неэффективным импорт, выгодным может оказаться и производство очень дешевого и простого ширпотреба на внутренний рынок.
Второй вариант экономического роста может реализоваться в случае оживления рынка внутреннего. Рост в этом случае будет обеспечиваться расширением емкости этого рынка. Потенциальная емкость внутреннего рынка России огромна — достаточно сравнить условия жизни и уровень потребления у нас и в развитых странах. Однако экономическая политика, способная обеспечить такой тип роста, по сложности реализации несравнима с экономической политикой первого варианта.
Труднее всего здесь сделать первый шаг, добиться хотя бы перелома тенденции к спаду и небольшого роста производства, ориентирующегося на внутренний спрос. Вряд ли этого можно добиться только макроэкономическими методами. Макроэкономическая стабилизация, низкие темпы инфляции представляют собой необходимое, но недостаточное условие для оживления внутреннего спроса. Без решения проблем на микроуровне рост невозможен.
Схематично можно представить себе следующую картину выхода на режим технологического промышленного роста с ориентацией на внутренний рынок. На отдельных предприятиях или даже цехах происходит реорганизация производства, и его эффективность увеличивается настолько, что позволяет стабилизировать цены. Для каждого конкретного предприятия успех в стабилизации цены на продукцию означает расширение сбыта этой продукции. В макроэкономическом отношении стабилизация цен на основе роста эффективности является ключевым моментом, так как позволяет неинфляционно расширить спрос. Далее через межотраслевые взаимосвязи увеличивается спрос на другую продукцию, что в конечном счете приводит к росту реальных доходов как у предприятий, так и в домашних хозяйствах. Далее этот процесс будет уже самовоспроизводиться.
Главная проблема здесь состоит в создании условий повышения эффективности, в определении и поддержке зон экономики и конкретных предприятий, которые станут очагами роста. Но рост эффективности требует инвестиций, а в условиях глубокого инвестиционного кризиса задачей государства и является поддержка инвесторов. Так как у самого государства денег на инвестиции нет совсем, наиболее жизненным может быть путь освобождения инвесторов от части налогов или предоставление им отсрочки в выплате налогов. Потенциал этого пути поистине громаден, с учетом числа и размеров налогов и длительности инвестиционного цикла.
Определение того, какие инвестиции поддерживать, является непростой проблемой. Однако можно сформулировать ряд критериев, которым должны отвечать претендующие на поддержку инвестируемые проекты.
Прежде всего затраты на повышение эффективности производства не должны быть чрезмерными.
Продукция должна иметь массовый конечный спрос, а ее сбыт — высокую эластичность по ценам. То есть на снижение (или, в условиях инфляции, на стабилизацию) цен потребители должны быстро откликаться ростом покупок.
Отрасль или сектор роста не должны быть автономны, а, напротив, должны иметь сильную межотраслевую сцепку с другими производствами, чтобы и их вовлечь в свой рост.
В производстве должны использоваться либо средние технологии, либо такие традиционно конкурентные российские технологии, как авиационные и космические.
Кому выгоден промышленный рост на базе национальных технологий? Ответ на этот вопрос основывается на том же принципе: тем, кто ближе к конечному потреблению, то есть производителям товаров потребительского и инвестиционного спроса.
Однако это вовсе не значит, что производства, находящиеся в начале межотраслевых цепочек, остаются в положении бедных родственников. Действительно, разве в развивающейся отнюдь не по колониальному типу экономике США нефтепромышленники сильно страдали? Нет, они не страдали вовсе — потому что их деятельность была интегрирована в растущую на базе национальных технологий промышленность, требовавшую все больше и больше бензина, электроэнергии, полимеров.
В том-то и особенность подобного роста, что он выгоден всем, и даже импортерам, потому что экономический рост употребит как свое, так и чужое.
А какой рост более вероятен?
Ответ на этот вопрос задает программу хозяйственного поведения едва ли не для всего бизнеса. Да и не только для бизнеса: населению, вовлеченному ваучером и акциями в рыночные игры, тоже весьма небесполезно знать, на что поставить свои сбережения, инженерам и технологам до боли любопытно — пора уже переквалифицироваться в управдомы, или еще погодить.
Сразу отметим, что реализуется, скорее всего, смешанная модель, но с явным креном в какую-то одну сторону — хотя бы потому, что на одновременный подъем всех отраслей уж точно не хватит инвестиционных ресурсов, и потому, что двум описанным моделям соответствуют две принципиально различные тенденции обменного курса.
На наш взгляд, сегодняшняя ситуация такова.
Первое, предпосылки для начала промышленного подъема уже сложились, и он может начаться уже в конце 1995 — начале 1996 года.
Второе, все указывает на то, что это будет рост колониального типа.
Третье, существуют условия для технологического роста, однако выход на него потребует много времени и денег, и не менее важна будет активная экономическая политика государства. Все это сейчас в остром дефиците.
Четвертое, наряду со всем этим, в последние месяцы прошлого года сложились предпосылки и для нового витка спада. Этот спад уже не будет обвальным, как было раньше, а плавным, инерционным уменьшением нынешнего хозяйства — структура его будет оставаться такой же, как сейчас, сырьевой, просто сырья будет добываться все меньше и меньше.
Таким образом, в текущем году мы будем иметь вялый спад, примерно на 1% в месяц, после завершения которого — не раньше, чем в конце года — начнется первый эшелон роста: медленное оживление в сырьевых отраслях и производствах первых переделов.
Это оживление создаст спрос на ресурсы для этих отраслей, главным образом, на оборудование. Однако заметного оздоровляющего влияния на экономику это не окажет — по двум причинам. Первая, размеры спроса окажутся, по крайней мере, поначалу, не слишком большими. Вторая, удовлетворяться этот спрос будет, главным образом, поставками по импорту — из-за, во-первых, свертывания производства требуемого оборудования внутри страны, во-вторых, вследствие более выгодных условий оснащения этих производств посредством связанных внешних кредитов: насколько нам известно, не меньше половины из 12-13 млрд долларов, обещанных России в 1995 году, предназначена на импорт оборудования для сырьевого сектора.
Далее, подъем сырьевых отраслей создаст предпосылки для второго эшелона колониального роста — оживления в следующем году (подчеркиваем, только предпосылки, на само оживление денег еще не будет) в инфраструктуре, главным образом, на железнодорожном и трубопроводном транспорте, в портовом хозяйстве, производстве подвижного состава и малотоннажных транспортных судов, в электроэнергетике, складском хозяйстве, телекоммуникациях, используемых в управлении добычей и транспортировками. Это, заметим, активизирует "спрос" на приватизацию ныне пока государственного железнодорожного транспорта.
Заметим, инфраструктура — вещь крайне капиталоемкая, только поддержание ее в жизнеспособном состоянии (не говоря уж о развитии) требует огромных средств, которых российским инвесторам --государству и бизнесу — взять неоткуда. Поэтому без иностранных капиталовложений не обойтись. Это хорошо
понимают в "мире капитала", понимают и будут инвестировать, четко осознавая, что не вложись они в колониальный рост — и не видать им российских долгов никогда. Именно поэтому МПС получил в прошлом году кредит в $300 млн на ремонт подвижного состава: нужно же на чем-то лес и алюминий вывозить. (Но заметим тут же, что ожидать иностранных инвестиций в широком смысле не приходится — в рейтингах инвестиционной привлекательности Россия занимает одно из последних мест в мире.)
Ориентация нашей экономики на колониальный тип роста делает ее очень зависимой от конкурентоспособности российского сырья на мировом рынке. А мировой рынок чрезвычайно капризен. Поэтому, дабы застраховаться от капризов конъюнктуры — а это будет жизненно необходимо для выживания народного хозяйства — придется экспорт поддерживать. Поэтому можно смело прогнозировать, что какой бы ни была политика ЦБ и Минфина в части поддержки национальной валюты в течение будущего года, ясно, что с выходом на режим колониального роста рубль будет слабеть, доллар — укрепляться. Только так можно поддерживать относительно низкие внутренние цены на сырье и обеспечивать приемлемую эффективность экспорта и даже немного наваривать для бюджета за счет "отсасывания" разницы в ценах через экспортные пошлины. А кроме того, сильный доллар будет стимулировать инвестиции в валюте, что вполне вписывается в схему этого типа роста.
Напротив, импорт в подобных условиях станет малорентабельным. Ведь для того, чтобы поиметь свой профит, импортерам придется сильно накручивать рублевые цены. Это можно будет сделать только в двух случаях: во-первых, по отношению к качественной продукции, не имеющей отечественных аналогов, которая, таким образом, станет доступной лишь для очень ограниченного сегмента рынка, а во-вторых, в случае ввоза совсем уж низкосортной дешевки массового спроса.
Самое интересное, что плохую дешевку мы и сами умеем делать, но в периоды стабилизации курса в сочетании со внутренней инфляцией она у нас становилась дорогой и неконкурентноспособной по сравнению с импортной. Так, напомним, получилось летом-осенью 1993 года, когда страну буквально завалили электроникой из Китая и Юго-Восточной Азии и тем самым помножили на ноль наше производство — не Бог весть какое, но до тех времен для большинства потребителей вполне приемлемое. Однако слабый рубль--сильный доллар вновь делают внутреннее производство части дешевого ширпотреба конкурентоспособным. Поэтому колониальный рост стимулирует третий эшелон: внутреннее производство простой, массовой и дешевой продукции, которое проявит признаки оживления не раньше середины следующего года.
Правда, это произойдет не сразу — застопоренное производство еще надо реанимировать, а это потребует денег. Но в том-то и дело, что инвестиции здесь нужны не запредельные, ведь линии-то уже (точнее — еще) есть. Скажем, подмосковный Зеленоград с передовым оборудованием и классными кадрами стоит и ждет (пока). И только появись спрос и инвестиции в оборотные средства по приемлемым процентным ставкам, чтобы вдохнуть жизнь в простаивающие основные фонды — как все может закрутиться.
Но должны предупредить. Ставку на внутренний спрос и соответственно инвестиции в российское производство можно будет делать только в расчете на действительно недорогую и массовую продукцию. Продолжающийся спад в будущем году приведет к дальнейшему снижению реальных доходов и сбережений населения и росту его имущественной дифференциации. Поэтому подавляющая часть населения сможет покупать только действительно очень дешевые вещи и заработать на этом можно лишь при массовом производстве. В России, кстати, завалить ширпотребом умеют, надо только угадать, чем заваливать.
И, наконец, четвертый эшелон роста — производство высокотехнологической продукции, в которой Россия всегда была традиционно сильна и имела мировой авторитет. Этот рост инвариантен относительно типов промышленного развития страны, он состоится в любом случае: просто ведущие российские фирмы — авиационные, космические, материаловедческие, биохимические и т. д. — будут интегрированы в мирохозяйственные связи и, находясь в России, начнут работать на мировой рынок высоких технологий. Самостоятельно этим компаниям, по всей видимости, на ноги не встать, продвижение на рынок их продукции будет зависеть от зарубежных инвесторов.
Поэтому, скорее всего, подобные компании не сохранятся как чисто российские, а трансформируются в совместные предприятия с участием западного капитала, или будут просто куплены крупными корпорациями. Процесс этот, надо сказать, уже разворачивается, просто сейчас он проходит латентную фазу: передел собственности, организационные дела, поиск и обустройство в хозяйственной нише. Когда же эта фаза будет пройдена и "раскрученные" российские торговые марки обретут новых хозяев, для них начнется нормальный западный бизнес — жесткая конкуренция и борьба за выживание.
Правда, это будет не совсем "наш" рост. Ведь эти производства будут работать на колониальную экономику в очень ограниченном объеме и окажутся слабо в нее интегрированы. Поэтому "присоседиться" к этим анклавам со стороны остальных производств окажется очень трудно — все равно, как, к примеру, к BMW или к General Electric. К тому же рост этого сектора, сильно, заметим, урезанного по сравнению с советскими временами, будет медленным, в меру невысоких мировых темпов, а потому на национальный экономический подъем он большого воздействия не окажет.
Почему сценарии роста — оба хуже
Выше мы рассмотрели две возможности формального роста российской экономики в относительно близкой перспективе — с ориентацией экономики на внешний или на внутренний рынки. По нашему мнению, в любом случае приходится констатировать, что формальный рост не открывает перед экономикой России в целом каких-либо значимых стратегических перспектив.
Если проанализировать возможности противодействия иностранных контрагентов продвижению российских товаров на внешние рынки, становится ясно, что наши возможности на этом рынке сегодня сильно ограничены. Это противодействие тем значительнее, чем более высокотехнологичные товары пытаются продать отечественные производители.
Если на внешние рынки поставляется сырье — нефть или газ, то препятствия не только отсутствуют, но, пожалуй, имеют место даже поощрения, например, обещание инвестиций в соответствующие отрасли. По существу, для развитых западных стран увеличение потока энергоресурсов на рынки означает потенциальное снижение цен, а следовательно, снижение издержек и рост конкурентоспособности их продукции.
Пример товаров на следующем передельном цикле — металлы. На этом уровне наблюдаются попытки частичного ограничения российского экспорта. Усилия, предпринятые недавно мировыми производителями алюминия, заставили российские предприятия снизить объемы поставок на внешний рынок. Однако на этих рынках согласованная торговая политика в данном случае оказалась выгодной и для нас. В 1994 году экспорт российского алюминия сократился меньше, чем на 10%, а цены на рынках выросли в течение года почти на 80%. Вероятно, в этой области развитые страны оставляют возможность увеличения экспорта.
По товарам конечного спроса противодействие еще сильнее, даже если это низкотехнологичные традиционные товары. Пример 1994 года — российские хлопчатобумажные ткани. Этот товар встречает на западных рынках очень жесткие ограничения, в частности, посредством так не любимых нашими либералами квот. Российские производители вынуждены экспортировать свою продукцию в азиатские страны, откуда она уже реэкспортируется в западные страны.
Что касается высокотехнологичной российской продукции, то она встречает максимально активное сопротивление на внешних рынках. К противодействию подключаются самые высокопоставленные политические деятели. Несомненно, продвижение этих российских товаров на мировые рынки еще долгие годы будет затруднительным.
Противоположная концепция предполагает ориентацию в основном на внутренний рынок, особенно в той части экономики, которая удовлетворяет потребительский спрос. Речь идет не столько о спросе, уже сегодня обеспеченном деньгами (хотя и он имеет место), а о потребительских стандартах и запросах, которые были сформированы в предшествующие годы. Как отмечалось выше, определенная часть отечественной промышленности в состоянии выпускать потребительские товары, если не самого высокого качества, то такого, которое удовлетворило бы потребителя при определенных условиях. Например, в том случае, если реальный курс рубля будет несколько снижен, что сделает импортные товары относительно дороже и, следовательно, снизит их привлекательность. Тогда, возможно, начнется восстановление конечных отраслей промышленности. Дозированная конкуренция с импортом в некоторой степени позволит поддерживать надлежащее качество производимой продукции.
Однако этот сценарий также представляется не особенно перспективным в долгосрочной перспективе. Такой рост, если он будет наблюдаться, не обладая достаточным потенциалом, окажется вялым и неустойчивым. Качество внутреннего спроса может оказаться недостаточным для того, чтобы поддерживать высокую эффективность капитала.
Есть ли шансы не только на рост, но и на развитие
Еще раз подчеркнем, что описанные выше сценарии роста экономики, в особенности наиболее вероятный сегодня "колониальный", в плане общей экономической философии невероятно далеки от состояния развития национального хозяйства.
Состояние развития заключается в том, что внутри экономики генерируются импульсы для кардинального изменения ее технологической, институциональной, и, возможно, даже социальной структуры. Соответственно, генерируются импульсы и для изменений на уровне фирмы — ее портфеля и структуры собственности.
По сути, возможность развития экономики возникает только тогда, когда хозяйствующие субъекты готовы к формированию ясно очерченных планов накопления реального капитала.
К сожалению, сегодня нет никаких реальных оснований для обсуждения вероятности того, что в ближайшее время экономике России "грозит" развитие. Однако есть смысл хотя бы помечтать об этом, ибо состояние развития экономики, в отличие от всевозможных состояний формального роста, помимо всего указанного выше характеризуется и наивысшей степенью консолидации интересов различных представителей делового мира.
Для того, чтобы понять, какие процессы позволяют сформировать новые ориентиры предпринимательской деятельности, обеспечивающие рост и процветание на десятилетия, необходимо обратиться к базовым принципам изменения во времени состояния экономических систем в пределах длинных экономических циклов продолжительностью 30-40 лет. Наши исследования показывают, что каждая длинная волна разбивается на три фазы: собственно развитие, рост (в более глубоком, чем чисто формальное, понимании этого слова) и стагнация.
Первая фаза — развитие. На этой стадии на рынке появляется большое число тех или иных нововведений: товаров, услуг, технологий, ресурсов или новых рынков сбыта. Их появление именно в этот период можно объяснить по крайней мере двумя причинами: первая — предпринимательская активность направлена на поиск новых ориентиров развития, так как прежние цели уже достигнуты; вторая — старые производства, ранее подавлявшие конкурентов, не могут этого делать, так как сами находятся в тяжелом положении. Возможна и третья причина — она состоит в относительно низком риске нововведений в период депрессий по отношению к общему уровню прибыльности производства в этот период.
Та часть инноваций, которая осваивается успешно, становится рыночным ориентиром для массы предпринимателей и вызывает в конце этой и начале следующей фазы настоящую волну подъема — сначала в отраслях, сопряженных с инновационными, а затем и во всей экономике. Кроме прямого влияния на сопряженные отрасли со стороны спроса на производственные ресурсы инновации могут способствовать их (сопряженных отраслей) подъему благодаря частичному проникновению новых технических решений в эти отрасли. Таким образом, инновации, определяя направление развития, создают более или менее емкий рынок сначала для факторов производства (инвестиционных товаров, труда и капитала), а затем и для всего выпуска.
Если признать ведущую роль инноваций в определении направления и интенсивности подъема, то можно, вероятно, говорить о неком инновационном потенциале, определяемом осуществляемым набором нововведений. Инновационный потенциал тем выше, чем более эффективны новые технологии, чем шире они могут быть распространены в производстве, чем более емок рынок конечной продукции и чем сильнее импульс, данный инновационно активными отраслями всему производству. Уточнение и начало реализации планов накопления реального капитала, накопление инновационного потенциала и сопряженный с ним рост эффективности или производительности реального капитала — основной результат стадии развития. В конце фазы развития производительность капитала достигает своего максимума. Темпы роста на этой стадии относительно невелики, соответственно, ограничены возможности повышения благосостояния населения.
Тезис о необходимости увеличения эффективности капитала вряд ли кто-нибудь возьмется оспаривать. Это основная линия либеральных реформ — добиться отмирания неэффективных производств и оставить только жизнеспособные. Ими в сегодняшней ситуации оказываются отрасли, допущенные на внешние рынки. Однако рост эффективности только за счет вымывания нерентабельных сегодня производств не создает потенциала будущей широкой модернизации хозяйства и роста. Более того, сложившийся в результате дефляции и односторонней либерализации внешнеэкономической деятельности контур с явным перевесом в сторону сырьевых отраслей создает, как уже отмечалось, предпосылки для формирования весьма неустойчивого в силу своей недиверсифицированности кластера базовых и сопряженных с ними отраслей, зависимого исключительно от конъюнктуры внешних рынков. Подобная политика сдерживает процесс совершенствования хозяйства, процесс, который только и может обеспечить конкурентные преимущества в долгосрочной перспективе.
Вторая фаза — рост. На этой стадии завершается запланированный в самом начале цикла процесс накопления капитала. Эффективность капитала начинает снижаться, однако это снижение идет пока медленно, а набранный на предыдущем этапе инновационный потенциал позволяет хозяйству показывать высокие темпы экономического роста, уверенный рост благосостояния населения. При этом практически отсутствует безработица, становятся возможными эффектные социальные программы и так далее. Происходящие время от времени конъюнктурные спады носят неглубокий и непродолжительный характер.
Именно эти признаки стадии роста определяют ее привлекательность как цели экономической политики.
Третья фаза — стагнация. Начинается тогда, когда инновационный потенциал, набранный в первой фазе, иссякает. Характерные признаки — резкое падение производительности реального капитала, невысокий экономический рост, прерывающийся частыми и довольно глубокими конъюнктурными спадами, значительная безработица, неустойчивая финансовая система, в последние десятилетия — инфляция. Даже Япония — яркий пример хозяйства, сориентированного на инновацонный путь развития, завершив длинный цикл экономической динамики, переживает сегодня, хотя не слишком тяжело, стадию стагнации. В конце фазы начинается поиск новых направлений развития экономики. Принимаются ключевые решения. От того, насколько они оказываются верными, зависят мощность и продолжительность новой повышательной экономической волны.
Сказанное выше относительно стадий экономической динамики можно пояснить по упрощенной схеме (схема 2). На схеме выделены три контура. Самый простой — контур стабилизации, или стагнации. По существу функционирование экономики в этом контуре означает "проедание" накопленных основных фондов. Доход, получаемый от выпуска продукции, распределяется на заработную плату и прибыль. Сберегаемая часть прибыли и заработной платы не преобразуется в инвестиции, так как соответствующий механизм не работает. Поскольку невозможно поддерживать даже простое воспроизводство — хотя бы из-за износа основных фондов, долго в таком состоянии экономика находиться не может.
В том случае, если часть прибыли и зарплаты направляются в сбережения и налажен механизм превращения сбережений в инвестиции, образуется контур формального роста. Однако в силу закона убывающей полезности капитала рост рано или поздно прекращается.
Наконец, третий контур — контур развития. Когда производительность расширяющегося однотипного капитала (предельная производительность капитала) падает слишком низко, его дальнейшее наращивание становится неэффективным. При вполне определенных предпосылках (о них несколько ниже) включается инновационный механизм, обеспечивающий в очередной раз рост производительности капитала.
Таким образом, для того, чтобы экономика России обрела устойчивость на несколько десятилетий, необходимо ориентировать ее на повышение эффективности капитала через активное внедрение нововведений. Невозможно обеспечить мощный и продолжительный подъем в рамках старой экономики или любой новой упрощенной схемы. Включение инноваций не следует понимать исключительно как необходимость развития высокотехнологичных отраслей. Многие традиционные отрасли, такие как машиностроение или даже текстильная промышленность, при ориентации на верно выбранные рынки, за счет использования исключительности местных ресурсов либо включения новых технологий могут стать ядром кластера с растущей производительностью капитала. Примером страны, успешно работающей в традиционных секторах, может служить Италия. Контурами инноваций могут стать и какие-нибудь масштабные проекты, реализация которых позволяет перевести в другое качество эффективность капитала за счет экономии на издержках (такую роль сыграло в свое время строительство трансконтинентальных дорог и трубопроводов).
Существуют ли шансы, что перспективный путь инновационного развития будет реализован? Этому есть по крайней мере одно значительное препятствие — российские власти. Уже на протяжении нескольких лет правительство (разных составов) отказывается формулировать конкретные долгосрочные цели, а следовательно, и не может иметь осмысленной программы. Все краткосрочные попытки проведения макроэкономической стабилизации провалены, а резервы в области допустимого спада производства близки к исчерпанию. Институциональные изменения хаотичны и не ведут к повышению эффективности хозяйства.
В этих условиях ключевые решения должны быть приняты на другом уровне. Речь идет о самих предпринимателях, которые в принципе в состоянии оценить эффективность задействования тех или иных контуров инноваций в расчете на собственные долгосрочные стратегические интересы.
Конечно, в первую очередь это касается крупных предпринимателей, поскольку лишь при наличии значительного капитала на второй план отходят традиционные узко отраслевые интересы. Вероятно, в центре этого противодействия хаосу, исходящему из властных верхов, могли бы встать крупные банки и их объединения. Они наименее связаны со старыми отраслевыми структурами, их капитал требует эффективного и диверсифицированного применения.
Собственно говоря, нечто подобное уже более года то активнее, то скромнее пропагандируется властями под названием финансово-промышленных групп. Однако до сих пор сколько-нибудь заметных успехов ни организация этих групп, ни сами успевшие образоваться ФПГ не демонстрировали. Вероятно, решающей причиной здесь является именно чрезмерная приверженность создателей ФПГ отраслевой ориентации.
Нам представляется, что больший успех ожидает группы, которые начнут или уже начали формироваться вокруг связок банк--инвестиционная компания, в качестве последней очень даже могут выступать бывшие чековые фонды.
В самом деле, наиболее толковые из экс-ЧИФов давно формируют свои портфели из двух частей: стратегической и тактической. В первую входят контрольные или субконтрольные пакеты акций предприятий, на рост доходности которых фонды рассчитывают в перспективе. Во вторую — пакеты акций, представляющие интерес лишь как материал для какого-либо рода краткосрочной игры. Отметим, что лучшие из ЧИФов еще в ваучерную пору прекрасно научились работать с мелкими акционерами; некоторые из них намерены в той или иной форме собирать с народа деньги и впредь.
Банк, становясь "за спиной" такой инвестиционной компании, позволяет ей увеличить масштаб спекулятивных операций и повысить их доходность: скажем, игрой на финансовых рынках. Получаемые деньги вкладываются в развитие "стратегических" компаний фонда или — в терминологии этой главы — в избранные связкой банк-фонд инновационные контуры.
Нетрудно предположить, что сами эти "стратегические" для связки акционерные общества вскоре и сами в той или иной форме закрепят свое членство в подкармливающей группе; а там, глядишь — за ними последуют фирмы, связанные с ними технологически или коммерчески — и пошло...
Ведь какой фирме живется хорошо при любой правительственной погоде? Той, которая акционер своего банка и у которой ее банк — акционер; которая акционер своего потребителя и у которой ее потребитель — акционер; и поставщик; и страховщик. Мы просто не видим оснований, по которым такие фирмы не могли бы появиться и в нашей стране.
Завершая, в полном соответствии с собственными суждениями о необходимости инноваций, этим инновационным экскурсом общеэкономический прогноз, мы выразим надежду, что он позволяет составить представление о тех базовых тенденциях, которые будут нести на себе российскую экономику в новом году. В следующих главах обзора мы рассмотрим более детально отдельные секторы хозяйства и постараемся, где возможно, спрогнозировать их развитие на ближайшую перспективу.