В середине 1994 года в России завершился первый — а возможно, и последний — этап массовой приватизации
********************************************************
* Беспримерная приватизационная кампания завершена. Что в ней было, кроме беспримерности?
* Почему госсобственность позволила себя переделить
* Отчет приватизаторов urbi et orbi: в подробности вдаваться они не желают
* Прения сторон по темам: приватизация и
— отношения с регионами
— инфляция
— уровень управляемости экономики
— социальная напряженность
— спад промышленного производства
— криминализация общества
* Вердикт Думы: приватизация — виновна
* Вердикт экспертов Ъ: невиновна, но с отягчающими обстоятельствами
* Прогноз на 1995 год как нарушение первой заповеди прогнозиста
*****************************************************
О чем стоит поговорить
Проект ваучерной, а точнее, массовой (началась-то она до введения приватизационных чеков) приватизации в России был настолько огромен, он так или иначе затронул настолько подавляющую часть российской жизни (не только экономики), что всерьез подвести его итоги сейчас, когда и пыль толком не осела и, главное, адекватной информации все еще не существует, просто не представляется возможным. Но какие-то, пусть предварительные, итоги подводить пора. И не только потому, что, завершив столь крупномасштабную кампанию, грешно не оглянуться на полученные результаты, — еще и потому, что вопрос об итогах первого этапа приватизации есть вопрос не только не академический (каковым он, несомненно вскоре станет: страшно подумать, сколько на эту тему будет защищено диссертаций), а, напротив, остро практический — поэтому-то мы и решили включить разговор о нем в этот обзор, направленный более на предстоящий год, чем на прошедший.
Практический смысл вопроса очевиден: оценка первого этапа приватизации — имеется в виду, конечно, официально утвердившаяся оценка — станет надежнейшим индикатором. Она позволит уверенно судить не только о том, какими путями пойдет дальше приватизация (об этом-то как раз, как мы увидим ниже, — в последнюю очередь). Из официально установившейся оценки ваучерной эпопеи можно будет безошибочно определить, в каких пределах и направлениях будет впредь реформироваться государственное влияние на экономику, а значит, как вообще будет изменяться экономический климат в России — в той мере, в которой этот климат зависит от правительства.
Вопрос же об оценке итогов очень непрост. Единственная черта ваучерной приватизации, признаваемая всеми, — беспримерный темп и масштаб проходивших в ее рамках событий. Само собой понятно, что эмоциональная окраска этого признания различна: для друзей приватизации рекордность события радостна, для врагов огорчительна. Но выясняется странное обстоятельство: если для врагов скорость и размах обычно лишь добавляют красок к оценкам (отрицательным), то для друзей они являются едва ли не самой сутью похвал.
В начале июля победную пресс-конференцию дал капитан и центр-форвард массовой приватизации Анатолий Чубайс (в ту пору еще простой вице-премьер). Вот наиболее характерные фрагменты его тогдашней речи: "Все те обязательства, которые правительство и президент давали гражданам России в связи с программой приватизационного чека, в связи с программой массовой приватизации, выполнены".
И далее: "Ни в одной стране мира подобного масштаба программа в подобные сроки мирным образом не совершалась. Россия сделала это впервые не только в своей истории, но и вообще в истории. Этот факт сегодня невозможно отрицать. Невозможно отрицать и тот факт, что именно программа российской приватизации сделала необратимой, пожалуй, всю программу российских экономических реформ".
Итак: массовая приватизация, по мысли ее делателей и сторонников, — ключевой элемент российских экономических, да и политических реформ (можно без особого риска прибавить: и единственный их элемент, планомерно осуществлявшийся и даже осуществленный практически так, как было задумано). Беспрецедентные темпы и масштабы этой кампании сделали необратимым весь процесс реформирования России.
Это утверждение — нами разделяемое — порождает, однако, ряд вопросов, без ответа на которые не обойтись:
— как изменилась властная структура российского общества в результате приватизации?
— как население участвовало в приватизации и каковы ее социальные последствия?
— каким оказалось воздействие приватизации на работу предприятий — в частности, в ключевых отраслях промышленности России?
— какова степень проникновения иностранного капитала в российскую экономику — и в ходе самой приватизации, и в постприватизационный период?
— помогла ли (и поможет ли впредь) приватизация в решении проблемы инвестиционного голода?
— как повлияла приватизация на развитие криминальных структур в стране? каковы были масштабы — и какими будут последствия — приватизационного отмывания денег?
Этих проблем мы по мере сил коснемся, но, увы, опять же лишь предварительно. Повторим: нет необходимой информации (нам еще не раз придется это повторять).
"Мирным образом"
Начнем с вопроса самого интригующего: как она вообще состоялась, эта кампания?
На уже упоминавшейся пресс-конференции в начале июля кто-то из журналистов спросил Анатолия Чубайса, что было для него самой приятной неожиданностью в ходе приватизации. И г-н Чубайс ответил: "Главной приятной неожиданностью — теперь уже можно, наверное, в этом признаться — было то, что приватизация все-таки состоялась. Честно говоря, я еще год назад для себя считал, что это вряд ли возможно сделать..."
Радостное изумление главного приватизатора страны легко понять. Собственность, за которую во все времена лились реки крови, вдруг "согласилась перераспределиться" по мановению начальственной руки, не сжимавшей в этот момент даже дубинки. Повинуясь стопке бумаг, написанных группой либерально настроенных экономистов, на самом деле произошел передел огромной части национального достояния.
Секрет этого немыслимого события заключается в том, что российская приватизация на первом своем этапе передавала собственность тем, кто ею и так владел или, во всяком случае, ощущал себя ее владельцем — и отнюдь не без оснований. Приватизация по видимости была не так уж страшна для тех кругов, которые реально правили экономикой. Казалось, она сохраняет чрезвычайно выгодное для них позднесоветское status quo под новыми псевдонимами. Напомним: 3/4 акционировавшихся предприятий избрали второй вариант льгот, то есть получение 51% акций. Директора ГП становились главами АО, ничего по видимости при этом не теряя. Отраслевые деятели, разумеется, теряли больше — ну так они и сопротивлялись весьма активно. Но они в позднесоветское время и не были уже решающей силой, а потому и сопротивление их оказалось, в общем-то, преодолимым. Директора же (и коллективы, естественно) предприятий не сопротивлялись вовсе: приватизация как таковая их не обделяла почти ничем. Многие, видимо, сочли идею стать хозяевами не только de facto, но и de jure даже привлекательной.
На самом же деле нормативные акты массовой приватизации содержали — в более или менее скрытом виде — механизмы, способные действительно передать собственность в другие руки. И эти механизмы мало-помалу вступают в ход. По данным ГКИ, 10% собраний акционеров приватизированных предприятий, состоявшихся весной и летом прошлого года, привели к смене руководства предприятий. К концу года этот процесс, по-видимому, ускорился. Соответственно появились даже попытки со стороны коллективов (на самом деле, конечно, менеджмента) некоторых предприятий "отыграть" приватизацию назад. Но теперь сопротивляться стало поздно: одно дело не войти в воду, другое дело — выйти из нее сухим. Это, пожалуй, уже невозможно.
В пользу утверждения о том, что приватизация огромной части российской промышленности оказалась осуществимой прежде всего потому, что по видимости (а на первых порах — и по сути) не изменяла реально сложившейся структуры собственности — можно привести и другой аргумент, от противного.
Там, где приватизация могла бы сразу и явным образом изменить соотношение сил, ее шествие оказалось куда менее победным. Вспомним о недвижимости и земельных участках, особенно в больших городах. Нашумевшее весной прошлого года противоборство мэра Москвы Лужкова с Чубайсом — самое яркое, но никак не единственное, а, напротив, очень типическое проявление борьбы региональных и муниципальных властей по всей России против попыток Госкомимущества передать строения и землю в городах в частные руки. Такая передача, естественно, весьма ощутимо снизила бы реальную власть местных начальников — потому и сопротивление ей шло без дураков, всерьез — вплоть до прямых обструкций опасных ГКИшных указивок. И результат налицо: ни рынка недвижимости, ни рынка земли нигде в России нет.
Итак, что касается промышленности и сфер "малого бизнеса" (торговля, сервис, общепит), то прав Анатолий Чубайс, неоднократно заявлявший, что приватизация необратима. Этот ее итог — неоспорим: там, где она прошла, массовый откат без серьезного насилия практически невозможен. Да и нет сколько-нибудь значительных политических сил, которые видели бы в нем свою задачу. Не случайно ведь прозвучавшие перед Новым годом сенсационные высказывания нового шефа ГКИ Владимира Полеванова о возможной, по его мнению, широкой деприватизации не породили дружного одобрительного хора. Некому этот хор составлять.
Иное дело — там, где приватизация пока не прошла (те же земля и недвижимость). Тут есть вполне концентрированные силы, способные откладывать ее до морковкина заговенья — что, по всей вероятности, и будет делаться.
Но об этом чуть позже — продолжим речь об итогах.
Самокотировка приватизации
Как ни странно, создается впечатление, что самих делателей массовой приватизации подведение ее итогов волнует меньше всего. Трудно расценить как-то иначе демонстративное отсутствие развернутого отчета о результатах кампании.
В начале декабря состоялись думские слушания, на которых вырабатывалась парламентская оценка первого этапа российской приватизации. Правительство (точнее говоря, Госкомимущество) подготовило к этим слушаниям "Отчет об основных итогах чековой приватизации". Мы позволим себе кратко его изложить. Начинается "Отчет" таким периодом:
"Чековая приватизация в Российской Федерации завершилась 30 июня 1994 года. Главным ее результатом явилось создание широкого слоя частных собственников, который сформировался благодаря введению в обращение приватизационных чеков, а также условий для становления реального рынка ценных бумаг. Приватизационный чек предоставил каждому гражданину Российской Федерации реальное право на получение государственной собственности".
Итак, вместо хода и результатов беспрецедентной по масштабам массовой приватизации речь сразу же поведена об истории приватизационного чека. В том же духе — далее. Так, почти три страницы "Отчета" (из четырнадцати) посвящены подробнейшему изложению подробностей раздачи ваучеров, еще две — чуть менее подробному описанию их сбора, погашения и уничтожения. Впрочем, тут, нам кажется, можно было расщедриться и еще хотя бы на один абзац, освещающий мутную проблематику подделки и вторичного оборота ваучеров.
Вот предельно сжатый конспект "Отчета":
Население России получило 146,064 млн приватизационных чеков. Владелец ваучера имел четыре возможности: использовать свой чек при закрытой подписке на акции своего предприятия (в ходе закрытой подписки было принято почти 26 млн чеков); участвовать в чековом аукционе; купить акции чекового фонда (их было создано 640 штук; собрали они свыше 60 млн приватизационных чеков); продать чек (такая судьба постигла "ориентировочно" четверть выданных чеков). 40 млн граждан России стали акционерами созданных в ходе приватизации АО или чековых фондов.
На чековых аукционах продавались акции 16462 предприятий с совокупным уставным капиталом 1421 млрд рублей; были проданы акции общим номиналом 285 млрд рублей, то есть около 20%. Средневзвешенный курс аукциона составил 2,4 тысячерублевые акции на один чек.
Созданы предпосылки для развития вторичного фондового рынка; рыночная стоимость акций многих приватизированных предприятий превышает номинал в сотни раз.
В результате приватизации более половины ВНП стало производиться в негосударственном секторе. Спад производства на приватизированных предприятиях был на 10% меньше, чем в среднем по промышленности.
Средства, полученные от приватизации, к 1 июля 1994 года превысили 1,1 трлн рублей.
Количественные параметры большой приватизации: к 1 июля 1994 года из 30169 предприятий, подлежащих акционированию, 71% уже зарегистрированы как АО, а по 81% приняты решения о преобразовании в АО.
Около 74% акционируемых предприятий избрали второй вариант льгот, то есть коллективы получили по 51% акций.
Количественные параметры малой приватизации: к 1 июля 1994 года приватизировано 75,4% предприятий торговли, 66,3% предприятий общепита, 76,4% предприятий обслуживания
населения. Доля объектов, приватизированных путем конкурсов, превысила 40%. Коэффициент превышения продажной цены над начальной составил в среднем по России 6,3.
Приводится ряд примеров улучшения работы предприятий различных категорий после приватизации.
Констатируется, что "привлечение в инвестиционные программы исключительно отечественного капитала далеко не всегда обеспечивает достаточный уровень эффективности производства и оптимальные сроки окупаемости инвестиций"; в связи с этим выражено сожаление о недостаточной (особенно до середины 1993 года) вовлеченности в приватизацию иностранных инвесторов. Тем не менее "в 1992-1994 годах иностранными инвесторами приобретено на аукционах и инвестторгах в общей сложности около 10% акций приватизированных... предприятий, что принесло государству более $1 млрд". Приводятся примеры участия инофирм в приватизации.
Спрашивайте — отвечаем
Вот, собственно, и все. Дума — прежде всего, понятно, комитет по собственности и приватизации — осталась крайне недовольна таким "Отчетом" и затребовала дополнительной информации. Причем запрос выглядел совершенно естественным — формулировки, может быть, были и не идеальными, но депутаты спрашивали о сути: правда ли, что приватизировали совсем уж по дешевке и казне почти ничего не досталось; сколько и чего сохранилось в госсобственности; не слишком ли активно ее скупают иностранцы; какова криминальная изнанка прошедшей кампании.
Уже назначенный к тому времени председателем ГКИ Владимир Полеванов запрошенную информацию представил. Думцам были сообщены сведения:
— о количестве предприятий (с разбивкой по отраслям), находившихся к 1.07.94 в государственной собственности разных уровней, и количество предприятий, пакет акций которых либо "золотая акция" находятся в федеральной собственности;
— о количестве приватизированных предприятий (с разбивкой по отраслям);
— о балансовой стоимости государственных предприятий на 1.01.92 — и приватизированных предприятий на 1.07.94 (и то и другое — с разбивкой по отраслям);
(Просто невозможно удержаться от добрых слов об этой самой разбивке. Она организована таким волшебным образом, что интереснейшие с большинства точек зрения предприятия попадают в графу прочие отрасли. В результате из совокупной балансовой стоимости приватизированных предприятий в 958 трлн рублей 571 трлн, то есть 60% (!), числится за прочими отраслями. Нетрудно догадаться, отчего так получилось: это, надо полагать, следствие коренного различия американской номенклатуры отраслей, по которой Российский центр приватизации собирает статистику для ГКИ, и отечественной, используемой Госкомстатом, — и абсолютного нежелания что-нибудь по поводу этого различия предпринять. То лень, то недосуг... А если пользователь информации приходит в ярость — это его личное дело. Пусть нервы лечит.)
— о средствах, полученных от приватизации, с разбивкой по годам и по уровням бюджета — чуть подробнее "Отчета";
— о номинальной стоимости пакетов акций, находящихся в государственной собственности различных уровней (снова по отраслям, — со всепобеждающими прочими);
— о количестве ЧИФов и собранных ими ваучеров;
— о количестве ЧИФов, выплативших дивиденды своим акционерам (136 из 646);
— об иностранных инвестициях в экономику России, в том числе в отраслевом разрезе с разбивкой на портфельные и прямые. Этот интереснейший пункт мы приведем полностью:
"На 1.10.94 в Государственный реестр внесено 15204 предприятия с иностранными инвестициями. Доля иностранных инвесторов в уставном капитале указанных предприятий составляет свыше $1,5 млрд (какова методика расчета этой цифры — при исключительно рублевых номинациях бумаг новоиспеченных АО — каждый гадает сам. — Ъ). Наибольший интерес иностранных инвесторов за 9 месяцев 1994 года вызывали предприятия, находящиеся в Архангельской, Московской, Тюменской и Иркутской областях и в г. Москве.
В отраслевом разрезе наиболее привлекательными для иностранных инвесторов в третьем квартале 1994 года явились (в $ млн):
| Топливная промышленность | 350,9 |
| Строительство | 22,8 |
| Торговля и общественное | 12,7 |
| питание | |
| Другие промышленные | 9,9 |
| производства | |
| Черная металлургия | 7,6 |
| Транспорт и связь | 6,9 |
| Пищевая промышленность | 5,2 |
| Деревообрабатывающая | 4,7 |
| промышленность | |
| Услуги | 4,0 |
| Наука и научное | 4,0 |
| обслуживание |
Вот и вся "разбивка на портфельные и прямые". Правда, в следующем пункте добавлено еще немного подробностей.
Оказывается, в 1993 году (!) состоялось 197 инвестиционных конкурсов, и в каждом пятом из них победили инофирмы или совместные предприятия. И милая фраза: "Суммарный объем инвестиций, предложенный на инвестиционных конкурсах, составил 1,2 трлн рублей, в том числе $1,1 млрд, DM51,1 млн". Словечко "предложенный" — вероятно, тонкий намек на то, что не все обещанное потом инвестируется, а "в том числе" — чистое искусство.
Все вышеизложенное никак не отвечает на поставленные думским комитетом вопросы (если, повторим, подходить к ним не формально, а по сути) и являет собой обычную отписку.
Но — хотя бы обычную. На последний же думский вопрос последовала отписка с вывертом. Вот она целиком:
"Количество и структура экономических преступлений, зарегистрированных в ходе приватизации.
Основной характер правонарушений в области приватизации выявляется из анализа эпизодически поступающих в ГКИ заявлений и жалоб юридических и физических лиц (от курсива не удержались мы. — Ъ). К числу наиболее распространенных относятся: нарушение законодательства по приватизации предприятий различных отраслей народного хозяйства; нарушения в деятельности чековых инвестиционных фондов; нарушения законодательства, регламентирующего выдачу приватизационных чеков выпуска 1992 года гражданам РФ; нарушения законодательства, регламентирующего проведение закрытой подписки, специализированных чековых аукционов, инвестиционных конкурсов и других видов продаж; нарушения акционерными обществами законодательства, регламентирующего права акционеров, в том числе ведение реестра акционеров.
Перечисленные виды правонарушений (за исключением случаев подделки приватизационных чеков) влекут гражданско-правовую либо административную ответственность и не могут быть юридически квалифицированы как 'экономические преступления'".
То есть: вы, ребята, какую-то чепуху спрашиваете. Какие там преступления? Кроме подделки наших дорогих ваучеров, никаких и нету преступлений. Ну да, наши распоряжения (как, между прочим, и все остальные) время от времени нарушаются, но ведь это же пустяки — кабы не "эпизодические" жалобы, об этом можно было бы и вообще не вспоминать.
Отчего же так невнятно?
Все это вполне вписывается в позицию приватизаторов. Сформулируем ее эксплицитно — тем паче что, как хорошо известно нашим читателям, эксперты Ъ в большой степени эту позицию разделяли и разделяют. (А о том, в чем мы с приватизаторами не согласны, мы расскажем ниже.)
Происшедшее было безальтернативно. Для реформирования суперцентрализованной и катастрофически неэффективной советской экономики была остро необходима немедленная приватизация как можно большей части отечественных предприятий. Важно подчеркнуть — об этом обычно забывают, — что к моменту прихода к власти команды Гайдара (конец 1991 года) была уже по существу утрачена реальная управляемость формально государственных предприятий из центра: перестроечный закон о предприятии (который в данном контексте хочется назвать ублюдочным суррогатом приватизации) успел почти дотла ее уничтожить. Таким образом, в экономике России благополучно сочетались все отрицательные стороны как социалистического, так и капиталистического способов производства. А ведь, как известно, "две партии нам не прокормить". Дело ускоряющимися темпами шло к коллапсу.
Приватизация в естественном смысле этого слова — то есть нормальная продажа государством своего имущества в частные руки — была в сложившихся условиях невозможна по трем основным причинам. Во-первых, такая приватизация — дело небыстрое, а реформа экономики требовалась незамедлительно. Во-вторых, такая приватизация — дело штучное, для которого понадобилась бы буквально армия хорошо подготовленных (и, желательно, некорыстолюбивых) специалистов для представления интересов обеих сторон: и продавца, и покупателей. Но такой армии — да что там армии, роты такой не было. Ее и сейчас, три года спустя, не так-то просто было бы набрать.
Наконец, в-третьих — и это препятствие неодолимее всех остальных — в стране попросту не было денег. Даже если бы хватало и времени и экспертов, чтобы госимущество нормально продавать, никто не мог бы его — в сколько-нибудь значимых количествах — купить. Деньги, правда, имелись на Западе — но у Запада и без России есть куда деньги девать. Да и вряд ли таким уж удачным решением было бы в одночасье продать львиную долю национального богатства иноземцам.
Три перечисленные препятствия и продиктовали стратегию разгосударствления российской экономики, которую привычно называют "приватизацией по Чубайсу" (хотя справедливость требует упоминать в связи с ней как минимум еще одно имя — Егора Гайдара). Нету времени — значит, приватизировать по команде, строем. Поэтому же — полное снисхождение к желаниям директората: если приватизация будет им не по нутру, они станут умело и яростно сопротивляться, а это, не говоря ни о чем ином, — опять же время. Нету специалистов и мало надежды на неподкупность чиновников — значит, установить жесткие стандартные процедуры, для выполнения которых не требуется особой квалификации, а корыстное уклонение от которых будет легко отлавливаться среднего уровня контролерами. Наконец, нету денег — значит, часть раздать бесплатно (просто бесплатно или за псевдоденьги — см. ниже), а остальное продавать как можно дешевле; точнее говоря, как можно ниже устанавливать начальную цену, а найдется много желающих — ради Бога, пусть взвинчивают.
Далее, из политических соображений очевидно, что приватизацию нужно было проводить так, чтобы каждому гражданину России что-нибудь перепало. А раз у "каждого гражданина" нет денег, чтобы покупать даже и по крайне умеренным ценам, то дать каждому псевдоденьгу — и вперед. Сначала эту псевдоденьгу собирались дать в виде псевдосчета в привычных всем сберкассах (именные приватизационные счета). Тут, конечно, промахнулись: вскоре стало ясно, что такое решение не удовлетворяет одного из самых насущных требований к приватизационным процедурам: слишком медленно. Тогда-то и зародилась мысль о конвертации именных приватизационных счетов в безымянную наличную форму — в приватизационные чеки. Так появились ваучеры — и не посрамили своих изобретателей. Эти бумаги можно при желании ругать за многое, но что они медленно крутились, не скажет и самый злостный клеветник. Крутились они быстро.
Быстро закрутилась и вся приватизация.
Итак, состоявшаяся схема массовой приватизации обладает рядом несомненных достоинств. В жесткой парадигме: "прямо поставленная задача — прямо проведенное решение" — она едва ли не безупречна. В самом деле: она логична, несложна — и потому в кратчайшие сроки была усвоена всеми, кто пожелал ее усваивать. Она свела к предельно возможному в наших реалиях уровню прямое мздоимство вокруг приватизационных событий. Она если не совсем уничтожила, то стремилась уничтожить неконкурентный доступ к имуществу, выпускаемому государством из рук. Она обеспечила каждому гражданину страны пусть небольшую, но реальную возможность участия в перераспределении собственности.
Беда в том, что только в этих терминах: жестко поставленная задача — единственно возможное ее решение — технические подробности его реализации — приватизаторы и готовы обсуждать сделанное. Любые вопросы, относящиеся к содержательному аспекту происшедшего — вроде тех, которые сформулировали мы в начале разговора о приватизации, или тех, которые поставил перед ГКИ думский комитет, — достаточно откровенно отметаются ими как не относящиеся к делу.
Взгляд приватизаторов на обсуждение завершенной 1 июля кампании три месяца назад в интервью нашему журналу недвусмысленно выразил Анатолий Чубайс: "Я боюсь, что наше общество еще не вполне готово к анализу экономических итогов массовой приватизации". А раз не готово — не о чем и толковать, незачем и обобщать горы сырой информации, имеющейся сегодня только в ГКИ и контролируемых им структурах — и уж трижды незачем эту информацию публиковать.
На всякий случай подчеркнем: подробная, расписанная по трем измерениям — время, регион, отрасль — информация о ходе приватизации и постприватизационных процессов нужна не для диссертаций. Она нужна прежде всего для грамотного принятия решений об инвестировании в российскую промышленность. От заклинаний в экономике вообще проку не бывает, но заклинания Госкомимущества о притоке инвестиций в сочетании с поразительным нежеланием давать информацию производят просто водевильное впечатление.
Думский приговор приватизации cum commento
Но подавляющее большинство парламентариев не согласно рассматривать массовую приватизацию как нечто, со стопроцентной неизбежностью вытекающее из условий задачи (а весьма многие, надо полагать, не согласны и с тем, что так сформулированная задача вообще стояла). Так что вполне понятно, что подробно изложенный нами "Отчет об основных итогах чековой приватизации" даже и с приложениями не мог кончиться иначе, чем он кончился — то есть постановлением Думы с таким первым пунктом:
Признать итоги чекового этапа приватизации неудовлетворительными.
Понятно также, почему обосновывающая этот приговор записка комитета по собственности, приватизации и хозяйственной деятельности прямо и начинается с того, что
"предпринятые правительством меры по подведению итогов были недостаточны, поверхностны и формальны, они не соответствовали ни масштабу проблем, ни интересу, проявляемому к приватизации широкими слоями российского общества". И еще: "Анализ итогов и результатов процесса приватизации затруднен отсутствием реальной информации. Представляемые ГКИ и Фондом федерального имущества данные малопригодны для анализа сути происходящих процессов и позволяют в какой-то мере оценить только формальные итоги".
Тем не менее комитет г-на Буркова попробовал и в условиях информационного голода провести анализ воздействия ваучерной приватизации на социально-экономическую ситуацию в стране — точнее говоря, сформулировать "ошибки и недостатки предыдущего этапа для корректировки политики приватизации".
Просмотрим вкратце записку комитета, давая по мере надобности свои комментарии — это позволит нам так или иначе затронуть большинство основных аспектов проблемы. Поскольку комитет оценивает приватизацию скорее отрицательно, а эксперты Ъ скорее положительно, читатель получит, надеемся, возможность вынести собственное взвешенное суждение. А аргументы комитета имеют и непосредственный интерес: по ним можно безошибочно определить, чего будет добиваться Дума на новом этапе приватизации.
Только одно замечание: приватизация каждого из нас может интересовать двояко — абстрактно (как гражданина страны, где эта приватизация произошла) и конкретно (как носителя собственных экономических и иных интересов). Мы позволили себе расположить обсуждаемые вопросы так, чтобы интерес с минимумом зигзагов двигался от абстрактного к конкретному.
Политика приватизации и взаимоотношения федеральных органов власти и регионов. Комитет полагает, что в ходе приватизации "были допущены многочисленные нарушения прав субъектов федерации и местных органов власти, определенных Федеративным договором и Конституцией РФ", что "способствовало росту напряженности во взаимоотношениях федеральных органов власти с субъектами федерации".
Но нам кажется, что массовая приватизация, каким бы способом она ни проводилась, не могла не обострить отношений федеральных властей с регионами и муниципиями. В самом деле: если политическое руководство страны решилось на такой смертельный по привычным понятиям трюк, как добровольная сдача экономической основы своей власти, то странно было бы ожидать, чтобы в считанные месяцы такие же — повторим, самоубийственные по логике прежней системы — настроения овладели властями всех уровней по всей России. Они должны были сопротивляться приватизации — и они сопротивляются. Каким чудом можно было бы добиться, чтобы они безропотно отдали власть в том единственном виде, в котором ее знавали на практике? Тем более это относится к приватизации полубесплатной, не давшей местным властям даже преходящего утешения в виде пополнения бюджетов.
Приватизация и уровень инфляции. В этой проблеме комитет видит три аспекта. Во-первых, раздача населению ваучеров вместо именных приватизационных счетов привела к тому, что 1/4 ваучеров была продана — соответственно некая сумма денег дополнительно попала к той части населения, которая еле-еле сводит концы с концами, то есть сразу вывалилась на рынок товаров первой необходимости, увеличив тем самым инфляцию. На наш взгляд, обвинение несерьезное: четверть ваучеров — это (по номиналу) менее 400 миллиардов. Если вспомнить, что в начале 1993 года, когда ваучеры активно пошли на панель, наличная эмиссия составляла от 300 до 700 млрд рублей в месяц, то эффектом ваучерного перераспределения денежной массы можно пренебречь.
Но, по мнению комитета, аналогичный эффект продуцируется и теперь, когда масса работников приватизированных предприятий, получивших свои акции почти бесплатно, продает их на вторичном рынке: "средства, находящиеся в распоряжении коммерческих структур, активно поступают на рынок потребительских товаров". Казалось бы — о чем здесь толковать? Если люди, находясь в тяжелом финансовом положении, продают то, что разумнее было бы попридержать, это, разумеется, скверно — но неизбежно. Однако комитет видит в этом вину руководства ГКИ: им "принимаются все меры для поощрения процесса скупки акций (к таким мерам можно отнести запрет на создание в ходе приватизации акционерных обществ закрытого типа, попытки преобразовать все АОЗТ в акционерные общества открытого типа, запрет на введение ограничений на операции по купле-продаже акций)". Тут мы вынуждены возразить.
О создании в ходе приватизации АОЗТ и речи не было просто потому, что был принят принцип конкурсности приватизации (и едва ли кто-нибудь возьмется гласно доказывать его неразумность). Что же касается отказа от ограничений на куплю-продажу акций, то непонятно, кому бы они пошли на пользу: работникам предприятий, которые хотели бы, но не могли продать в трудный момент свои акции, или самим предприятиям, которые лишились бы возможности обеспечить ликвидность своих акций и тем самым надежд на размещение новых эмиссий? Неужели снова надо и тем, и другим насильно обеспечивать светлое завтра?
Итак, с выводом комитета мы согласны: действительно, постприватизационная перепродажа акций каждый день переводит какие-то суммы из "спокойных" денег в "горячие", увеличивая тем самым инфляцию. Но мы склонны усомниться в том, что этот процесс так уж заметно влияет на рост цен (напомним: наличная эмиссия в сентябре 1994 года составляла 2,6 трлн рублей, а информации об объемах продажи акций, сами понимаете, нет — но они явно несопоставимы с эмиссией), и, главное, не склонны видеть в этом процессе ни злой воли, ни даже ошибки.
Во-вторых, члены комитета видят связь между приватизацией и инфляцией в том, что приватизация ничтожно мало средств поставила бюджету. Но ведь она и замышлялась так — полубесплатной, полудешевой. И замысел этот был, как мы пытались показать выше, не от хорошей жизни. Если, Бог даст, приватизация продолжится, она будет для казны подоходнее.
Впрочем, один упрек здесь звучит серьезно: "неоправданное форсирование темпов приватизации привело к тому, что предложение предприятий и объектов недвижимости существенно превысило платежеспособный спрос. Уровень цен на объекты приватизации на конкурсах и аукционах оказался значительно ниже того уровня, который мог бы быть обеспечен в случае выдерживания рациональных темпов приватизации". Тут, собственно говоря, и не возразишь: кто может с уверенностью сказать, какого именно темпа хватило бы для быстрого и необратимого отхода от экономики советского типа? Возможно, чуток и перестарались с этим делом, могли продать поменьше да подороже. Государству важно только, чтобы подобных ошибок не случилось на новом, денежном этапе приватизации (если он вообще будет).
В-третьих, комитет недоволен тем, что приватизация в первую очередь охватила высокорентабельные госпредприятия, тогда как предприятия убыточные остались висеть на шее у казны. Поэтому, дескать, бюджеты всех уровней лишились такой важной статьи дохода, как прибыль от хозяйственной деятельности предприятий, находящихся в гос- и муниципальной собственности. В дискуссию об очередности приватизации мы вдаваться не станем, но что до названной статьи дохода, так
ее уже много лет, с момента принятия союзного еще закона о госпредприятии, не существует: прибыль, остающаяся после уплаты налогов, остается в полном распоряжении предприятия.
Подводя итоги рассмотрения этой проблемы, аналитики комитета возлагают на приватизацию изрядную долю вины и за плачевное состояние бюджетов всех уровней, и за инфляцию. Как видел читатель, нам эти упреки кажутся преувеличенными. Или — не очень относящимися к предмету разговора: если не нравится бесплатная приватизация, говорить надо не о ней, а о путях реформирования российской экономики в целом: тот же закон о предприятии многое последующее сделал неизбежным.
Приватизация и уровень управляемости экономики. Комитет считает, что в ходе приватизации органы госуправления потеряли право вмешиваться в хозяйственную деятельность предприятий. Более того: формально существующая возможность влиять на эту деятельность через закрепленные в госсобственности пакеты акций ключевых предприятий не используется, поскольку "до сих пор не создана реально действующая система управления" такими пакетами.
Последнее — чистая правда. И недавно появившийся документ на сей счет едва ли улучшит положение дел в этой сфере. Дело, как нам кажется, сдвинется только тогда, когда управление госпакетами будет на основании договоров доверяться частным фирмам.
В этом же пункте записки авторы суммируют (не без явных преувеличений) факты, свидетельствующие об усилении в ходе приватизации контроля над экономикой со стороны ГКИ. Завершается этот перечень так: "При этом Госкомимущество не несет никакой ответственности ни за состояние экономики в целом, ни за результаты деятельности отдельных предприятий. Большой объем полномочий, сравнимый с полномочиями Правительства, а также независимый от бюджета источник финансирования (органы приватизации финансируются за счет доходов от приватизации) позволяют говорить о формировании на базе Госкомимущества параллельного правительства".
Мы не станем комментировать этот вывод, так как не уверены, что он даже и в глазах авторов сохранил актуальность. Не все определяется писаными правами, многое зависит и от персоналий. Понятно, что ГКИ при Полеванове станет иным, чем было при Чубайсе: и личный авторитет (во всяком случае — пока) у двух председателей разный, да и взгляды на приватизацию и вообще на методы управления экономикой разные — с каждой неделей все более явно.
Приватизация и социально-политическая ситуация в обществе. Комитет считает, что "процесс приватизации не только способствовал росту социальной напряженности в обществе, но и создал предпосылки для его роста в будущем. К таким предпосылкам могут быть отнесены: возможность перехода предприятий под контроль иностранного капитала или (и) криминальных структур и начало массового банкротства бесперспективных предприятий, акции которых были проданы населению от имени государства".
Тяжелейшее обвинение, предъявленное здесь приватизаторам, звучит так: "подавляющее большинство населения не получило вообще никаких, либо получило крайне незначительные доходы от операций с собственными приватизационными чеками. Такое положение, в принципе, вполне можно было бы считать нормальным, если бы не громогласные
обещания бывшего руководства Госкомимущества сделать всех собственниками. Неисполнение таких обещаний (они и не могли быть выполнены) привело к росту недоверия населения к любым государственным ценным бумагам". Тут есть и что возразить, и что добавить — чуть ниже мы это сделаем.
Приватизация и уровень спада промышленного производства. Эта глава начинается, естественно, так: "В ходе приватизации не обеспечено повышение эффективности работы приватизированных предприятий". Как видно из последующих абзацев, авторы понимают, что она и не должна была ее повысить: она должна была создать условия (необходимые, но отнюдь не достаточные) для ее повышения — так она, вроде, их в какой-то мере и создала. Но не написать процитированной фразы, очевидно, просто сил не было.
А вот дальше идут слова, под которыми эксперты Ъ готовы подписаться всеми наличными руками: "Можно много говорить об успешной работе или провале отдельных приватизированных предприятий. Однако практически полностью отсутствуют официальные обобщающие данные, показывающие эффективность или неэффективность работы всей совокупности приватизированных предприятий". Авторы ссылаются на два независимых исследования, показавшие, что "процесс приватизации никак не повлиял на эффективность работы предприятий".
Нам, впрочем, известны исследования, приходившие к более радужным выводам. Нет сомнений, что подобные исследования еще будут множиться и давать более или менее интересные и порой вовсе не совпадающие результаты. Но мы убеждены, что никакие независимые эксперты просто не в состоянии собрать материал, достаточный для глобальных выводов. Это могут сделать только государственные структуры — а пока они этого не делают, мы все так и будем гадать на кофейной гуще да расспрашивать знакомых директоров: выросла ли эффективность?
Позволим себе высказать предположение на этот счет. Воздействие приватизации на эффективность промышленного производства до настоящего времени похоже на то, которое приписывалось некогда выходу в свет одной великой книги: "несколько умных стали умнее, несколько глупых — глупее, а тысячи прочих ничуть не изменились". Очевидно одно: добывать кредиты — особенно инвестиционные — приватизированному предприятию сегодня заметно легче, чем государственному (для которого это почти невозможно). Правда, "легче" не значит "легко", и не все это умеют.
Но записка комитета утверждает, что "в ходе приватизации был допущен ряд действий, которые существенно осложнили работу промышленных предприятий и, соответственно, привели к углублению спада промышленного производства."
Во-первых, "к серьезным негативным последствиям привело необдуманное принятие решений о выделении при приватизации структурных подразделений в самостоятельные предприятия". Спорить трудно: необдуманное принятие решений ни к чему хорошему привести не может, а что именно таких решений в данной области хватало — это факт. Совместные комиссии региональных агентств Госкомимущества и Антимонопольного комитета, которым надлежало наводить разумный порядок в данной проблематике, во многих регионах и созданы-то были только под занавес, а выдающейся толковости не проявили, по нашим сведениям, почти нигде. Надо полагать, был осуществлен не один десяток, мягко говоря, неоптимальных дроблений в ходе приватизации (равно, впрочем, как и отказов в дроблении): сказалось вообще характерное для российских реформаторов чрезмерное доверие как к "невидимой руке рынка", так и к рыночной мотивации субъектов рынка именно российского и нынешнего.
И все же нам кажется, что само введение такой опции — приватизации подразделения отдельно — было в наших условиях, при изобилии гигантов социалистической экономики (от мирового до районного масштаба), совершенно оправданно. А издержки такой опции едва ли были заметны в масштабах страны.
Во-вторых, комитет крайне негативно оценивает как насильственную (отдельную от патрона) приватизацию фирменных магазинов, принадлежавших промышленным предприятиям, так и лишение последних права покупать объекты приватизации. В результате предприятия лишились собственной торговой сети и возможности ее хоть как-то воссоздать, усилился монополизм оптовой торговли — и так далее.
Все правда. Комитет выделил показательнейший пример издержек жестких схем, не допускающих отклонений ни при каких обстоятельствах. Да, совместная приватизация двух и более юридических лиц была категорически запрещена. Понятно, какая цель при этом преследовалась (коротко говоря, не допустить возникновения еще и новых монополистов), но непонятно, почему для достижения этой цели понадобился такой необъезжаемый запрет, а не хватило обязательного по той же жесткой схеме согласования каждого плана совместной приватизации с местным антимонопольным агентством. Забавная деталь: предприятия, у которых были толковые консультанты, сохранили свои фирменные магазины. Для этого было достаточно до подачи заявки на приватизацию ликвидировать магазин как юрлицо, вернув его в лоно учредителя. Так-то: даже и самая жесткая схема, по известной пословице, как телеграфный столб — перепрыгнуть нельзя, но обойти можно.
Сходные (с приватизацией фирменных магазинов) ошибки комитет видит в приватизации перерабатывающих предприятий в АПК — этой проблеме посвящен один из последних указов президента, подробно нами разобранный (Ъ #49 от 27.12.94).
В-третьих, комитет полагает, что на финансовое положение многих предприятий отрицательно повлияло отвлечение средств на выкуп собственных акций. Это действительно так. Помимо тех средств, которые формально разрешалось из прибыли забрать в так называемый приватизационный фонд, многие и многие директора затратили куда большие суммы на приобретение ваучеров для участия в чековых аукционах по собственным предприятиям — и т. д. Такие трюки, как правило, никто и не пытался пресекать; знаменитый скандал с Горьковским автозаводом, руководство которого было публично обвинено в подобном поступке, — редкое исключение. Не правда ли, странно: статья закона о приватизации, не разрешающая выступать покупателями приватизируемого имущества юрлицам, принадлежащим государству более чем на четверть, предназначалась для борьбы как раз с такими деяниями, а сгодилась едва ли не только на то, чтобы отобрать у предприятий фирменные магазины.
Влияние приватизации на уровень криминализации общества. Авторы считают, что широкое распространение торговли ваучерами, а также отсутствие контроля за источниками средств для приобретения даже крупнейших пакетов акций "облегчили процесс 'отмывания' капиталов". Это же способствовало переходу "достаточно большой части государственного и муниципального имущества в собственность криминальных структур или контролируемых ими коммерческих структур", что, в свою очередь, "создало основу для расширения их деятельности, для усиления их влияния на различные стороны экономической, а в ряде случаев и политической деятельности".
Есть и цифры. "По данным Госкомстата, за 1993 год в ходе приватизации зарегистрировано 27654 преступления, а за первую половину 1994 года — 1333 преступления". Если это — правда, то трижды ура Госкомимуществу: ко времени достижения наивысших темпов приватизации оно сократило приватизационную преступность на порядок! Но аналитики комитета делают другой, несколько неожиданный вывод: "Все это привело к тому, что в сферу незаконной и полузаконной деятельности оказались втянуты многие руководители предприятий, работники органов государственной власти, раньше не имевшие связи с криминальной деятельностью и криминальными структурами".
Нам трудно вообразить кристально чистого директора или чиновника, сбившегося с истинного пути из-за приватизации. Но дело, разумеется, не в этой сентиментальной детали. К сожалению, комитет прав в своем главном выводе: приватизация значительно облегчила криминализацию экономической жизни страны. Разумеется, в этом направлении действовала отнюдь не одна приватизация, но от этого не легче.
Что-то в этом роде было совершенно неотвратимо: нельзя отрицать, что сам факт массированной смены собственника — неважно, реальной или номинальной — создает гигантскую сферу приложения преступных сил. Но беда-то в том, что не было приложено не то что достаточных, но даже и заметных усилий по созданию защитных механизмов.
Ни один разумный человек не будет требовать от ГКИ, чтобы он — хотя бы и в сфере своей деятельности — заменил и даже превзошел все правоохранительные органы страны. Но элементарные меры предосторожности принять следовало. Скажем, совершенно очевидно, что следовало требовать декларации о доходах от крупных покупателей приватизируемого имущества; следовало с самого начала проверять кредитоспособность потенциальных инвесторов; следовало (как оно и записано в нормативных актах) обеспечить немедленное расторжение договоров купли-продажи с нарушающими их покупателями; следовало озаботиться созданием хоть какой-то системы сохранения конфиденциальности совершаемых сделок; следовало не только выпускать бумаги о контроле за движением ваучеров, но и требовать оных бумаг выполнения — ну и так далее, мы здесь не притязаем на полноту. Не допустить криминальные структуры к участию в приватизации все это, конечно, не позволило бы, но лучше немного охраны, чем совсем без нее.
Уровень антикриминальной проработки приватизации, на наш взгляд, прекрасно иллюстрируется тем комичным фактом, что долго еще после официальной кончины ваучеров на всех площадках покупались и продавались крупные их партии — почти непреложное свидетельство ранее заключенных темных сделок.
Единственное, чем можно утешиться, — некоторый прогресс в данной области. Новая программа приватизации уже предусматривает и декларации о доходах, и проверку с помощью ФСК потенциальных инвесторов — правда, только иностранных. Колумбийские наркобароны к нам не пройдут! И то хлеб.
Вывод думского Комитета по собственности и приватизации: Проведенный анализ показывает, что политика приватизации, проводимая в течение нескольких последних лет, привела к обострению социально-экономического кризиса и создала условия, серьезно затрудняющие выход из него. Этого можно было бы избежать, если бы процесс приватизации не был подчинен достижению чисто политических целей руководства Госкомимущества — всеми возможными способами ускорить процесс передела государственной и муниципальной собственности.
Еще немного об ошибках в приватизации
Эксперты Ъ, как видел читатель, были согласны далеко не со всеми конкретными претензиями думцев к приватизации — не очень согласны мы и с вынесенным ими вердиктом.
Вместе с тем нам трудно и сказать прямо, что мы с ним не согласны. Дело тут в общей для авторов думской записки и для нас аберрации восприятия. Они не без оснований видят в приватизационной кампании квинтэссенцию трехлетия российских реформ — и (Бог весть, в какой степени намеренно) взваливают на приватизацию все вообще вины реформаторов за эти нерадостные годы. Мы тоже видим в приватизации стержень реформ российской экономики — и результаты реформ нас радуют едва ли многим больше. Как же тут хвалить "стержень"?
И все-таки, по-нашему мнению, приватизация была гораздо толковее всего остального, что творилось в эти годы. Даже если она — точнее говоря, подробности ее проведения — и внесла какую-то свою лепту в нынешние социально-экономические беды, то зато она и заложила единственную основу для надежд в обозримое время из этих бед выбраться.
(Может быть, кстати говоря, мы уже видели бы и начало исполнения этих надежд и перестали бы гадать, повышает ли приватизация эффективность промышленного производства в России, если бы она шла эти два с половиной года еще быстрее. С утверждением о том, что большинство акционированных предприятий ведет себя вполне так, как вели себя прежде в ранге государственных, согласны многие. А не потому ли это так, что действительно частных предприятий — то есть и акционированных, и полностью проданных — все еще недостаточно большая доля, чтобы именно они определяли правила поведения в хозяйственной жизни?)
Вообще нам кажется, что доказывать благотворность приватизации в России примерно столь же необходимо, как проверять, действует ли в нашем отечестве закон Ома. Раз у других действует — верен и у нас: чем мы хуже прочих? Однако это не повод отказаться от предъявления приватизации — не вообще, а в ее конкретном исполнении — серьезных претензий. Мы уже солидаризировались с частью претензий думского комитета, но хотели бы и кое-что дополнить.
Как помнит читатель, цитируя мнение думцев о том, что большинство жителей России от приватизации получило очень мало прибытку, мы сказали, что по этому поводу есть и что добавить, и что возразить. Сейчас мы это и сделаем.
Прежде всего, население получило не так мало, как теперь кажется. Анатолий Чубайс в уже упоминавшемся интервью Ъ был прав: "в период тяжелого кризиса, спада производства происходит фундаментальное падение цены капитала. Если вы продаете имущество на стадии экономического кризиса, оно пойдет у вас за бесценок; его 'реальная' цена неизбежно будет низкой". По окончании кризиса полученные за ваучер акции (конечно, уцелевших предприятий) будут стоить куда больше, чем сейчас, — даже в случае рекордсменов нынешнего вторичного рынка, нефтегазовых предприятий.
Почему же тогда люди так резво продают свои акции? Прежде всего — потому, что им никто не объяснил неоптимальности такого поведения.
Вообще российская приватизация достойна книги рекордов Гиннесса не только по своим масштабам и темпам, но и по феноменально низкому для массовой акции агитационному обеспечению. Что вы можете вспомнить, кроме изобилия дурацких плакатов с надписью "ПриватиЗА!ция"? И мы ничего.
И ведь мы говорим не только об экономически девственных обывателях. Коммерческим структурам тоже никто не объяснял, что акции, которые на чековых аукционах идут дешевле грибов, пойдут завтра втрое, а послезавтра — в сто раз дороже, хотя это (во всяком случае о части акций) было заведомо известно заранее. Некоторые (далеко не все!) экономические обозреватели об этом писали, но это — капля в море. Об этом надо было трубить на всех углах, до тошноты, как во время оно трубили о перестройке и демократизации. Тогда глядишь — и рынок ценных бумаг не был бы так загажен мавродиками, и инвестиционный кризис был бы не так непрогляден.
****************************************************
Сейчас, конечно, поздновато — и все-таки: внимание, многие акции приватизированных предприятий еще в десятки раз недооценены! Еще очень даже имеет смысл их покупать!
****************************************************
Проведение приватизационной кампании в жанре пантомимы, без слов привело к тому, что большинство граждан страны — повторим, не только живущих на зарплату или пенсию, но и предпринимателей — не поняли и не приняли приватизацию как значимое событие своей экономической жизни.
Но то, что делатели массовой приватизации недопустимо редко снисходили до бесед с широкой публикой, — это еще полбеды. Беда в том, что публика действительно должна была получить от приватизации больше, чем получила.
Сбережения, имевшиеся у населения к началу радикальных реформ, должны были получить возможность участвовать в приватизации в дореформенном масштабе цен — хотя бы в форме дополнительных ваучеров (кстати, только в этом случае получил бы какой-то смысл знаменитый номинал ваучера). Здесь не место обсуждать, в какой степени такое решение изменило бы весь ход реформ, но оно было бы куда разумнее и в чисто социальном, и в социально-экономическом смысле.
Социальная справедливость, как это ни прискорбно, — миф. Но совсем не миф социальная несправедливость. И если кто-нибудь говорит команде Гайдара--Чубайса, что такая приватизация ("вся прежняя служба — ни во что, бери ваучер и катись!") несправедлива свыше допустимого — не очень понятно, что они смогут вслух возразить.
Рост дифференциации доходов в ходе реформ был неизбежен. Но если бы он сразу пошел не по черте (очень, конечно, утрированно говоря) "торговцы плюс криминальный элемент — все остальные", если бы к восходящей группе присоединились семьи, имевшие в прежней эпохе какие-то сбережения, — возможно, и не пришлось бы теперь говорить о криминализации экономической жизни в тонах Апокалипсиса.
Скромные прогнозы скромной приватизации
Ладно — "как ни болела, а умерла". И ваучерная приватизация закончилась, и еще полгода с тех пор прошло. Поговорим о том, что будет происходить в рассматриваемой области в наступившем году.
К сожалению, нынче крайне неудачный момент для такого разговора — привычная расстановка фигур на приватизационной доске за последние недели самым сюрпризным образом смешалась, а потому, по правде говоря, прогнозировать ход событий не то что на год — на месяц невозможно. Поскольку значительная часть этих событий пришлась на недели, когда Ъ не выходил, кратко перечислим основные.
Гадания о дальнейшей политике приватизационного ведомства, сопровождавшие назначение в ноябре прошлого года Владимира Полеванова на пост председателя ГКИ, длились недолго. С середины декабря новый председатель стал все более резко проводить собственную линию. Его осторожные заявления о необходимости снижения темпов приватизации и усиления государственного контроля за госсобственностью сменились более откровенными высказываниями о национализации неверно приватизированных предприятий (например, алюминиевой промышленности, ВПК) и необходимости принятия для сего соответствующего закона.
Не встретив понимания как у ближайшего окружения, которое досталось ему от Анатолия Чубайса, так и у самого первого вице-премьера, г-н Полеванов предпринял конкретные шаги для реализации пропагандируемого им подхода. Для начала он лишил всех зампредов права подписи под любыми документами, — по его собственным словам, "резко замкнул все на себе, и снизил пропускную способность ГКИ".
Затем г-н Полеванов создал комиссию по проверке законности приватизации предприятий алюминиевой и оборонной промышленности, "опрометчивое разгосударствление которых нанесло вред национальной безопасности России" (цитируем по сообщению Агентства финансовой информации). 5 января он ввел своим приказом "Временное положение о порядке защиты секретов при осуществлении контактов с иностранными представителями в ГКИ", которое предписывает "прекратить допуск в здание комитета иностранных представителей по разовым пропускам и временным спискам". Все заместители председателя отстранены от разработки принципиальнейших нормативных документов по продаже крупных пакетов акций в послечековый период.
29 декабря на встрече с журналистами г-н Полеванов посетовал на то, что "ходит во врагах у тех группировок, которые считают, что приватизация должна идти теми же темпами". А резкий разговор с Чубайсом (который первые же намеки на возможную денационализацию резко и публично дезавуировал) прокомментировал так: "Просто Анатолий Борисович не привык еще, что он не председатель ГКИ... Со временем это пройдет. Он привыкнет".
По словам г-на Полеванова, "как раз сейчас разрабатываются меры, которые бы предусмотрели снижение того ущерба, который нам (г-н Полеванов имеет ввиду государство. — Ъ) нанесен. Тот же алюминиевый комплекс. По данным исполняющего обязанности начальника ГПУ администрации президента Зайцева, мы недополучили $500 млн за счет того, что эти суммы (детали расписывать сложно) идут не в Россию".
По мнению г-на Полеванова, в том, что Дума признала приватизацию неудовлетворительной, есть резон, "потому что очень много упущений. Исторический аналог — потери, которые были от коллективизации. Те же два года. Те же доклады, что 'колхозный строй победил в России окончательно'. Надо более взвешенно и более вдумчиво приступать к приватизации отраслей... поэтому дальше приватизация будет происходить эволюционным путем. Пока я здесь, я это обеспечу".
Успокоив корреспондентов, что заявления о национализации являются пока политической декларацией, г-н Полеванов продолжил: "Я не вижу тут никакой беды, ведь приватизация — это только один из механизмов политики государства. Национализация — это обратная сторона приватизации, во всем мире промышленность по нескольку раз переходит из рук в руки — Франция, Англия, Америка и т. д. Во Франции, например, ...государство то выкупает эти предприятия, то, наоборот, денационализирует. Закон о национализации я рассматриваю как одну из тенденций в рыночной экономике".
Пойдет ли речь о выкупе государством уже проданных акций по рыночной цене, прямого ответа шеф ГКИ не дал, но акцентировал внимание на неразработанности механизма национализации, в том числе и отсутствия порядка компенсаций сегодняшним инвесторам.
Все это, впрочем, может при желании трактоваться как косвенные признаки смены позиции — или как частные события. Но есть и прямые признаки генеральной смены линии.
Приказом по ГКИ принято предложение Высшей школы приватизации и предпринимательства о разработке предложений по проведению послечековой приватизации. Подписанные ректором ВШПП профессором Кошкиным брульоны к этим предложениям являют собой не очень сложный коктейль из знаменитого когда-то четвертого варианта приватизации и московской программы в редакции г-на Явлинского. Напомним, что ГКИ при Чубайсе разработало и отстаивало вариант послечековой приватизации, введенный летом прошлого года указом президента #1535, — с заготовками ВШПП этот указ имеет немного общего.
Нельзя, однако, утверждать, что новая линия уже торжествует. На упомянутой встрече журналисты напомнили г-ну Полеванову, что Анатолий Чубайс будет отстаивать свои взгляды до конца, и спросили: пользуются ли новые предложения поддержкой президента и правительства? И получили ответ: "Администрация президента меня поддерживает, правительство — в той мере, в какой необходимо — тоже поддержит".
Насчет правительства г-н Полеванов пока ошибся: сразу после Нового года правительственным решением ГКИ отдано под кураторство г-на Чубайса. Что будет дальше — совершенно неведомо, как не очень ясно, на чью поддержку в правительстве Владимир Полеванов имел — или имеет — основания рассчитывать. Люди разной степени осведомленности называют то г-на Грачева, то г-на Сосковца, то еще кого-то — но это все слухи. Публичных высказываний в поддержку новой линии ГКИ покуда, кажется, от видных лиц не звучало.
Рискнем все же и в этой туманной обстановке высказать некоторые предположения. Нам кажется, что новая линия г-на Полеванова имеет не очень значительные шансы на победу. И не по содержательным, и не по аппаратным, а по чисто шкурным причинам. Дело в том, что уже месяца два как обе власти рассматривают приватизацию (как и практически все остальное) исключительно в одном аспекте — как средство пополнения доходов бюджета. А поскольку приватизация a la профессор Кошкин денег в бюджет не даст (во всяком случае — долго не даст), а сколько-нибудь пристойная деприватизация так даже денег и потребует, то ничего обеим и не светит.
(Между прочим, простой русский инвестор угрозы деприватизации и не испугался: уже месяц, как Владимир Полеванов впервые публично заговорил о возможной национализации алюминиевой промышленности — а алюминиевые акции продолжают пусть умеренно, но дорожать.)
А сдерживать приватизацию будет более всего спрос. Каков будет инвестиционный спрос в стране — такова она и будет, денежная приватизация 1995 года. А уж каков он будет, это от противоборств в правительстве зависит лишь косвенно — но об этом речь уже шла в предыдущих главах.
Что можно предсказывать более или менее определенно — так это отсутствие скорых подвижек в застарелой проблеме приватизации земельных участков и недвижимости. Если уж монолитной команде приватизаторов при более или менее устойчивой поддержке главы государства не удавалось сломить в этом вопросе сопротивление регионов, то в только что описанной ситуации на это странно было бы надеяться.
И напоследок рискнем сделать совсем уж уверенный прогноз в этой вдруг затуманившейся сфере. Наступивший год станет годом появления новых хозяев во многих и многих акционерных обществах, образовавшихся в ходе приватизации. Скупка акций множества из этих АО идет уже достаточно давно, чтобы к следующим очередным собраниям акционеров можно было ожидать обнародования ее плодов. Не следует, конечно, думать, что новые хозяева так уж и выйдут на поверхность. Нет — едва ли часто будут прямо говорить: мол, контрольный пакет у меня, г-на Иванова, или у меня, Фондового эмиссионного синдиката. Как правило с контрольным пакетам будет появляться какой-нибудь "Y-инвест". А уж кто там за ним стоит — иностранцы, бандиты, банк или тайно репатриируемый капитал, — каждый раз заинтересованным лицам придется разбираться отдельно.