После долгих мытарств Совет федерации наконец-то доукомплектовал Конституционный суд до полного состава, и судебная власть может очнуться от полуторагодичной летаргии
Призрачное состояние Конституционного суда имело ряд неприятных последствий. Наряду с дежурными патриотическими наклонностями бывшего председателя КС Валерия Зорькина (на днях он в соответствующей компании поучаствовал во Всемирном Русском Соборе), принцип "безделье — мать всех пороков" был подтвержден и иными членами суда: прошлой осенью некоторые конституционалисты от нечего делать стали активно инвестировать в подольскую фирму "Властелина", что авторитета ареопагу не добавило. На этом фоне более мелкие нарушения духа и буквы закона о КС — такие, как возбраненные законом публичные заявления судей о чеченской проблеме, которая с большой долей вероятности может стать предметом скорого рассмотрения в КС (а публичное обсуждение возможных будущих сюжетов недопустимо), — в зачет даже и не идут.
О ряде прегрешений против Конституции, допущенных исполнительной властью — как федеральной, так и местной, — говорить вовсе излишне, но существенно, что и законодательная власть грешила, хоть менее эффектно, но не менее усердно. Большая часть весьма многочисленных президентских вето на думские законы никак не была связана с собственно политическим противостоянием, а объяснялась крайне низким уровнем думской законодательной техники. Сочинявшие ельцинские послания в Думу президентские юристы даже успели выработать стандартную формулу, которая выглядит примерно следующим образом: "Всячески одобряя и поддерживая законопроект в принципе, не могу его подписать по причине его полного несоответствия (следует букет статей Конституции и иных актов). Впрочем, пребываю к вам всегда благосклонный и т. д." По сути дела, кремлевская администрация наряду с прочими освоила и функции правительствующего Сената, который занимался изучением вопроса о взаимосообразности законодательных актов.
Занятие, несомненно, полезное, однако в похвальном стремлении поставить сенатские функции на твердую основу президент решил ввести должность и. о. Сената, произведя референта при помощнике Юрии Батурине Михаила Краснова в просто помощники, т. е. уравняв его с Батуриным. Дополнительное назначение специального помощника по правовым вопросам свидетельствует о том, что президент придает известное значение вопросам юриспруденции, так что наблюдатели, не успевшие полностью поставить крест на Ельцине со всей его администрацией, такой шаг могли бы скорее приветствовать, рассуждая об укреплении позиций либеральной бюрократии, "партии мира" etc.
Проблема, однако, в том, что указ о назначении Краснова скорее всего готовился загодя и, возможно, с учетом того, что СФ уже дважды прокатывал Краснова при баллотировке в КС. Во вполне правдоподобном предположении (внезапное избрание последнего недостающего судьи выглядит почти что сенсацией), что твердый СФ будет блокировать комплектование КС до греческих календ, президент предоставлял страстно стремившемуся в судьи референту возможность исполнять некоторые судейские функции — по крайней мере в части надзора за взаимосообразностью правовых актов. Однако СФ и тут исхитрился уязвить президента, ибо указ о назначении Краснова и избрание последнего, девятнадцатого судьи пришлось на один и тот же день — 8 февраля, а на этой неделе суд уже должен решить последние оргвопросы перед началом собственно судебной деятельности. Поскольку КС, согласно закону, наряду с прочими исполняет также и функции правительствующего Сената, либо круг обязанностей и. о. Сената Михаила Краснова нуждается в пересмотре, либо предстоит решить вопрос о том, кто вправе блокировать закон по юридико-техническим причинам — только КС или же и президент, и КС.
С точки зрения Кремля, передача его нынешних сенатских функций третьей власти была бы неплохим решением. Законодательная техника Думы столь невысока, что КС мог бы полностью посвятить себя ловле весьма многочисленных блох в думских актах, не отвлекаясь на вопросы политического свойства типа конституционных аспектов войны в Чечне, кадровой политики президента (число и. о. в исполнительной власти бьет все рекорды), многоразлично понимаемых функций ГУОП и Совета безопасности etc. В то же время отказ президентской администрации от чисто юридической цензуры думских правовых актов привел бы к явной политизации такого оружия, как президентское вето, тогда как сейчас его политический смысл экранирован формальными претензиями.
Фактически вопрос стоит таким образом, что Кремль должен выбрать, политизация отношений с какой из двух других ветвей власти была бы ему менее неприятна — сохраняя вялотекущие отношения с Думой, он рискует получить бодрый в критике КС; пытаясь свалить на КС юридическую рутину, он оставляет для диалога с Думой собственно политические разногласия. Конечно, структура отношений в будущем треугольнике будет определяться не одним Кремлем, но определенная инициатива у администрации все-таки имеется. Новосоставленный КС нуждается в каком-то времени для внутренней самоорганизации, и сомнительно, чтобы он сразу внятно определил линию своего политического поведения, — более естественно ожидать, что в период притирки он постарается занять выжидательную позицию, передав ход партнеру. В то же время по аналогии с былым конфликтом "Кремль--ВС--КС", когда резкая активизация парламента была обусловлена откровенным вступлением председателя КС Зорькина в политическую борьбу, можно ожидать, что и Дума станет присматриваться к КС, воздерживаясь от решительных демаршей на фоне неопределившегося партнера. Между тем период задумчивости КС может продолжаться достаточно долго. До тех пор, покуда разговоры о диктатуре проходят более по разряду риторики (ибо сроки выборов никак не изменены, но, напротив, подтверждены), именно КС оказывается максимальным политическим долгожителем. Инвеститура Федерального собрания заканчивается через десять месяцев, президентская — через год с небольшим, тогда как судьи могут ждать куда дольше — "у меня, как и у вас, в запасе вечность, что нам стоит поболтать часок-другой".
Опыт прежнего КС показывает, что обсуждение вопроса о конституционных прегрешениях исполнительной и законодательной власти — игра с большими ставками и неясным результатом; между тем, вступив в эту долгопротяжную игру с заменяемыми по ходу выборов партнерами, КС рискует столкнуться с резкими и непредвиденными поворотами ситуации, когда один из участников игры (хорошо, если противник, но может быть, и союзник) оказывается полностью выведен из строя. Скорее всего, если исполнительная власть не устроит еще чего-нибудь сверхъестественного, а КС сумеет не впасть в зорькинский раж, очнувшиеся от летаргии судьи пока что предпочтут шлифовать юридическую технику отечественных законодателей.
Максим Соколов