В экономическом кризисе нет ничего неожиданного. Пока нам внушали, что в стране потребительский бум, возрождалась знакомая с советских времен экономика без потребителя, обреченная на кризис, считает корреспондент "Власти" ЕЛЕНА ЧИНЯЕВА.
Последние несколько лет меня не покидало ощущение дежавю. Ну да, робкая вначале ностальгия по "советскому хорошему" превратилась в наглый нестихающий рефрен. И все же ощущение дежавю появилось не от совковой эстетики и политики, а от совковой экономики. Все выше мировые цены на сырье. Все громче реляции о рекордах в добыче нефти, руды, строительстве, сборе урожая и потреблении гражданами товаров и услуг. Все чаще гражданам, чтобы не отравиться в ресторане, не умереть на операционном столе, не оглохнуть от хамства продавщицы, не нарваться на левый товар, не быть обманутым риэлтером или адвокатом или даже чтобы просто устроить ребенка в детский сад или обычную школу, необходимо искать нужного человека, нужный телефон и платить, платить, платить — не за товар или услугу, а за иллюзию доступа к ним. Как и в советское время, российская экономика, вроде бы рыночная, вроде бы ориентированная на потребителя, это главное звено — потребителя вновь успешно игнорирует.
Каюсь, лихие 1990-е я провела в Англии. Наблюдая за реформами в России из Оксфорда, где занималась историей русской эмиграции, я думала, что надежды моих героев все-таки сбываются: Россия меняется, чтобы занять достойное место в современном мире. И даже после возвращения в 1998 году мне казалось, что, несмотря на издержки, в России строится цивилизованная рыночная экономика. То есть ориентированная на потребителя, который и наполняет ее живыми деньгами, а цена на товары, услуги, деньги и труд определяется экономическими параметрами — себестоимостью, спросом, рыночной нишей, уровнем конкуренции, производительностью.
Но довольно скоро началось это самое дежавю. Не покидало ощущение, что, как и при Советах, участники экономической деятельности строят какую-то особую экономику, пытаясь изобрести вечный двигатель. СМИ делаются для рекламодателей, которые заказывают издание новых — нет, уже не газет и журналов, а рекламоносителей. Строители строят для банков, которые кредитуют строительство. Врачи лечат для страховых компаний, которые оплачивают работу врачей. Вузы работают для репетиторов и преподавателей, которые стимулируют работу вузов. Торговые сети нужны поставщикам, которые кредитуют их — сначала добровольно, а потом принудительно. Фондовые рынки работают, чтобы разные группы лоббистов через "своих" зарабатывали на скачках цен на бумаги, чтобы оплачивать услуги "своих". И так далее. Эффективность зависит не от качества управления, а от доступа к административному ресурсу. Чем больше ресурс, тем выше эффективность, и наоборот. Цены и вовсе ограничиваются лишь фантазией продавцов, которые продают именно что не товар, услугу, деньги или труд, а доступ к ним.
Граждане постепенно обнаруживали, что чем больше потребительский бум, тем меньше у них возможности потреблять, даже растущая непонятно почему зарплата не поспевает за ростом цен. Те, кто успел включиться в эту гонку за потребительским горизонтом, а большинство населения так и не успело, стали из нее выбывать. Все больше товаров и услуг при кажущемся изобилии вновь становилось для многих дефицитом.
В нынешнем мировом кризисе "цивилизованный" Запад впервые в новейшей истории несет не только большие финансовые, но и серьезные репутационные потери. Обвал финансовой пирамиды на рынках ипотечного кредитования, намного более опасный, чем взрыв пузыря интернет-компаний на фондовых рынках в начале 2000-х, поставил под сомнение некоторые ценности рыночной экономики, например дерегулирование. И все же цивилизационное различие налицо. На Западе финансовый кризис постепенно купируется и превращается в кризис перепроизводства: потеряв деньги, граждане стали меньше тратить, производители остались с избытком товара. Но для власти и бизнеса потерять потребителя страшнее, чем потерять деньги. А потому — снижение ставок и цен. При всех издержках западная модель рыночной экономики способна к самовоспроизводству, потому что ориентирована на потребителя.
В России же все по-старому, по-советски. Еще вчера все росло как на дрожжах, а сегодня цены на сырье падают, и уже закрываются производства, транспорту нечего перевозить, персонал сокращают. При этом цены растут, потому что для властей и бизнеса главное — сохранить не потребителя, а маржу прибыли. Как следствие, на рынках затишье. Никто не спешит что-либо делать, тем более власти подкинули новое развлечение — валютные спекуляции.
Экономическая стагнация сопровождается инфляцией, о потребителе никто не вспоминает. Этот персонаж очень похож на "лоха" из криминального российского фольклора, так мило перекликающегося с фольклором российских предпринимателей. Его легко и приятно было "разводить на бабки", а вот места в экономике ему так и не нашлось. Но что забавно: не нашлось, потому что никто в этой экономике не осознал потребителем себя. Каждый полагал, что сумеет "срубить бабки", что-то продав по своей цене, а когда сам пытался что-то купить и не мог, обвинял кого-то из "них" — власти, других продавцов. Но "они" и "мы" — это одно и то же. Мы все опять строим экономику без потребителя, с тем же энтузиазмом и жестокостью, как при Советах. И результат тот же — глубокий системный кризис. Кризис потребителя.