Возвращенная бесценность

Сергей Ходнев

В контрасте между знаменитостью Рейнхарда Кайзера (1674-1739) при жизни и радикальностью последующего забвения есть нечто, право слово, борхесовское. То его зовут крупнейшим композитором Европы, причем не ветреные газетчики, а вполне разборчивые и отвечающие за свои слова люди; то память о нем истощается до такой степени, что ни одного его портрета, даже предполагаемого, до нас не дошло (а ведь наверняка были). А что из чуть ли не сотни его опер сохранилась дай бог треть — это уж в такой ситуации само собой разумеется. Ставились эти оперы в основном в вольном ганзейском городе Гамбурге, в "Генземарктопер" (то есть "Опера, что на Гусином рынке"). В первой трети XVIII века этот театр, где шли оперы итальянского пошиба, но на немецком языке, был одним из главных публичных театров Германии, и Кайзер довольно долго был и его, говоря сегодняшним языком, худруком, и его генеральным менеджером. В дружеско-ученический круг Кайзера одно время входил юный Гендель, и это, пожалуй, основной факт, благодаря которому имя Кайзера хоть как-то вспоминали.

Пятиактная "Фредегунда" была написана в 1715-м; как и подобало серьезной опере, сюжет был взят из истории — в этом случае из ранней-преранней истории Франкского королевства. Конец VI столетия, самые что ни на есть глухие "темные века", казалось бы. Однако события, разворачивающиеся при дворе меровингского короля Хильпериха I, сделали б честь хоть шекспировской драме, хоть остросюжетному роману-фельетону бальзаковских времен. Фредегунда (Фредегонда), возлюбленная короля, в своем властолюбии во что только не пускалась: изводила невесту (потом жену) Хильпериха Галесвинду, развязывала войны, использовала против соперников то яды, то услужливость правосудия. В либретто оперы Кайзера события, разумеется, изложены на более вегетарианский лад, и бесконечные интриги Фредегунды, перессорившей весь двор и все королевское семейство, оборачиваются хеппи-эндом — добродетель торжествует, порок наказан.

Но удивительность "Фредегунды", как выясняется благодаря этой записи, вовсе не в этих забавных экскурсах в историю. Положим, исполнение здесь не первого сорта (да и запись живая, нестудийная, и это заметно не самым приятным образом). Если оркестр Neue Hofkapelle Кристофа Хаммера еще может всерьез претендовать на профессионализм, то молодые певцы, кое-как собранные по случаю, явно зелены и вообще, и для барочной оперы в частности. Это, впрочем, не мешает дать некоторый аванс сопрано Доре Павликовой, исполняющей титульную партию: голос ровный, сильный, техника хорошая. А вот музыка при всем том — заслушаешься, честно. Богатый оркестр с гобоями и фаготами; сладостные скрипичные кончертино; редкостное чутье на красивые, крепкие, запоминающиеся мелодии. Можно было бы сказать, что это на уровне Генделя, если бы не пугающее ощущение, что, собственно, самого Генделя и слушаешь. Даже как-то неловко; мало того что иные мелодии Гендель, оказывается, непринужденно присвоил (тогда это было в порядке вещей), но просто диву даешься, до какой же степени старший композитор повлиял на младшего коллегу-везунчика — вплоть до мелких подробностей мелодического почерка, вплоть до незначительных особенностей манеры мыслить. Благодаря всему этому неказистая запись "Фредегунды" все-таки может стать одним из главных открытий года: редко когда проза музыковедческого факта предстает в столь красноречивом и увлекательном виде.

R. Keiser: "Fredegunda" (2 CD)
Munich Neue Hofkapelle, C. Hammer (Naxos)

"L`Astree: musiques d`apres le roman d`Honore d`Urfe"

Faenza, M. Horvat (Alpha)

"Если может из смертных хоть кто-то / по заслугам приравнен быть к богу,/ лишь Д`Юрфе приобрел это право!" Вот так (и никак иначе) писали французы XVII века об Оноре Д`Юрфе, авторе романа "Астрея". Это действительно сверхчеловеческое по масштабам произведение чуть ли не донаполеоновских времен считалось одним из главных текстов французской словесности, им зачитывались Мольер, Руссо и Мария-Антуанетта, хотя сегодняшний читатель вряд ли способен разделить их увлеченность. История любви пастушки Астреи и пастуха Селадона (вот откуда, кстати, это ставшее нарицательным имя) излагается в книге на 5 тыс. страниц — куда там Прусту с "Поисками" и Джойсу с "Улиссом". Причем никто из героев по-барочному переусложненного повествования, понятное дело, словечка в простоте не скажет. Альбом, записанный ансамблем Марко Хорвата Faenza, представляется попыткой все-таки донести до современного обывателя хоть толику обаяния старинного романа. Затея сама по себе отдающая донкихотством, но на самом деле все не так страшно. Это просто подборка современной "Астрее" французской музыки, которая частью действительно вдохновлена сюжетом и текстом романа. По-домашнему скромный инструментальный состав (клавесин, флейты, лютни-гитары) иногда в видах пасторальности дополняется волынкой, которая в этом случае звучит с какой-то неожиданной деликатностью и галантностью. И вообще, хотя эстетика "Астреи" была ориентирована не просто на высоколобую, но и высокородную публику, на диске встречаются не только изысканные airs de cour (придворные песни) да виртуозные безделицы для лютни и клавесина, но и плясовые мелодии вполне фольклорного толка. И здесь даже грубоватость тембров низких голосов в квартете исполнителей-певцов работает скорее на пользу. Этот баланс между высокопарностью и вполне простонародным изводом пасторальности получился у Faenza очень удачно — в самый раз для того, чтобы и выполнить популяризаторские задачи, и просто порадовать слушателя очередной дозой приятного и интересного старинного easy listening. А то не интересно послушать ту музыку, которая ходила в шлягерах во времена дартаньяновской молодости!

Schumann: A Tribute To Bach

A. Staier (Harmonia Mundi)

Знаменитый немецкий пианист и клавесинист Андреас Штайер известен бескомпромиссностью своего подхода к исполнительской практике. Никаких современных "Стейнвеев" — идеальное исполнение клавирной музыки, с его точки зрения, возможно только при использовании современного этой музыке инструмента, даже если он кажется не вполне совершенным с сегодняшней точки зрения. Вот и Шумана, соответственно, он играет здесь на рояле "Эрар" 1837 года, который и помимо всякой принципиальности чрезвычайно приятно звучит: мягко, доверчиво. Несмотря на флер историзма и броское название альбома, баховские влияния у Шумана исполнитель не столько выпячивает, сколько деликатно, намеками обозначает. Отчетливо вдохновленные Бахом головные упражнения в контрапункте — прежде всего "Семь пьес в форме фугетт" — принимаешь к сведению с удовольствием, но все же интереснее здесь кажется более привычный Шуман, Шуман "Детских сцен" и "Лесных сцен". Эти пьесы звучат у Штайера со строгой прохладной грацией, придающей музыке великого романтика неожиданный неоклассический оттенок.

Vivaldi: The Four Seasons; Tartini: Devil`s Trill Sonata

J. Bell; Academy of St. Martin in the Fields (Sony BMG)

Невзирая на моложавость популярнейшего американского скрипача Джошуа Белла, чуть ли не ко всем составляющим этого альбома тянет применять эпитет "старый добрый". Старые добрые "Времена года", старый добрый оркестр "Академия Святого Мартина в Полях", старая добрая манера ушедших скрипичных мэтров ХХ века. В этом нарочито старорежимном подходе к уставшим уже от бесконечных исполнений концертам Вивальди и сонате Тартини можно даже усмотреть известную смелость, и надо признать, что Джошуа Белл в роли традиционалиста старой закалки весьма убедителен. Особых открытий в его трактовке тех же "Времен года" не расслышишь — так, некоторое количество оригинальности (довольно хвастливой, если честно). Но зато внешняя маэстрия, пластичность и сиятельная красота звука, умение блистательно подать свою первоклассную техничность — все это при нем. Словом, самое оно для установочного знакомства с чуть поистершейся короной скрипичного репертуара (если у кого-то таковое еще не произошло).