Премьера опера
В Парижской национальной опере прошла премьера оперы Джузеппе Верди "Макбет". Режиссером постановки (осуществленной под эгидой интенданта Opera national de Paris Жерара Мортье как копродукция с Новосибирским театром оперы и балета) был Дмитрий Черняков, а музыкальным руководителем — Теодор Курентзис. На премьере в Opera Bastille побывал СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ.
Резко непривычного для парижан в этом спектакле хватает — начиная от трогательного уточнения "coproduction avec l`Opera de Novosibirsk", которым украшены афиши. По большей части это непривычность визуальная: премьерная публика, дружно устроившая ураган аплодисментов солистам и Теодору Курентзису, при выходе на поклоны режиссера резко разделилась в своих реакциях приблизительно пополам — кто-то реагировал криками "браво!", а кто-то не менее эмоциональным "boo!". Дряхлый же месье, сидевший впереди меня, весь спектакль время от времени сокрушенно качал головой, а то и крутил пальцем у виска. Но ручаюсь, что хватает и моментов, когда любой зритель, довольный и недовольный, глядит на то, что ему показывает сцена, с невольным восхищением. В этом "Макбете" Черняков-художник по размаху чисто технической изобретательности и изощренности превосходит сам себя, что, правда, как следствие, делает этот спектакль не слишком мобильным. Многотонную конструкцию с электронной начинкой, обеспечивающую спектаклю всю эту сценографическую феерию, изготовили в Париже и из Парижа специально свозили на время тамошней премьеры в Новосибирск.
Перемещение между местами действия обозначается не задергиванием занавеса, а перемещением курсора по внезапно вырисовывающемуся во всю сцену гигантскому экрану с компьютерной панорамой города — скромного зеленого городка в духе Америки 50-х. Словно в анимированной компьютерной карте со спутниковыми фотографиями, выбранный фрагмент надвигается, растет и вдруг превращается в реальную сценическую "картинку": асфальтированный плац, больше напоминающий пустырь, или большое окно, за которым гостиная в таунхаусе Макбета.
Это два полюса, между которыми распределено все действие. Площадь, окруженная халабудами (которые больше всего похожи на зловеще увеличенные домики с детских рисунков), царство многолюдной серой толпы, которая, несмотря на чинность своих повадок, неуправляема и иррациональна. Она восторженно набрасывается на вернувшегося с войны Макбета; в ней подвыпившему на радостях главному герою чудится хор ведьм, обещающих ему корону; она же, не теряя чинности, умерщвляет Банко — и она же поднимается против самого Макбета. Ее мотивы, кажется, все равно не объяснить логически, и именно поэтому больше всего внимания перепадает странному симбиозу Макбета и его супруги. Комната в доме этой четы, которую видит зритель, еще один сценографический шедевр Дмитрия Чернякова, может быть, даже более убедительный, чем комната в доме Лариных или комната в доме родителей Тристана. Настолько точно складываются скупые детали — теплые оттенки, натуральный огонь камина, лампа, сами пропорции пространства — в атмосферу уюта, живого и трогающего, как счастливое детское воспоминание, но отжившего свое, обреченного.
В одном случае — всегда толпа, и даже обезумевшему от горя Макдуфу приходится петь свое "Ah, la paterna mano", сидя в кроватке убитого ребенка посреди этой толпы. В другом — только Макбет с супругой да редкие домочадцы: хоры и даже часть ансамблей в соответствующих случаях звучат из-за сцены. В финале, когда одинокий Макбет падает замертво, стены гостиной рушатся под ударами опять-таки невидимых повстанцев, и это видится прежде всего отображением приватной катастрофы, а не общественным потрясением. Спектакль — что в случае этой оперы Верди неожиданно — вообще превращается в психологическую драму, не менее личностную по звучанию, чем, скажем, "Травиата". Это только подчеркивается работой оркестра под управлением Теодора Курентзиса, тонкой, строгой, детальной, с сосредоточенными темпами и сдержанными кульминациями.
Не у всех солистов получалось держаться на том уровне актерской тщательности, которого такой спектакль требует, хотя в смысле вокала, скажем, к Банко в исполнении Феруччо Фурланетто или к Макдуфу Стефано Секко не придерешься. Но тем рельефнее смотрелись Макбет с супругой в исполнении соответственно Димитриса Тилякоса (греческий баритон пел и в новосибирской премьере) и Виолеты Урманы: если голос первого более впечатлял симпатичным совпадением с образом, то вторая вдобавок к прекрасной игре демонстрировала уже абсолютную красоту, силу и выносливость своего сопрано. Он — неврастеник с путаными амбициями, смертельно боящийся сильных шагов. Она — тетка без всякого флера романтической злодейки, просто в отличие от мужа следующая не рассусоливаниям рефлектирующего ума, а слепому чувству, заставляющему ее нянчиться с супругом, постоянно его утешая и подбадривая. Если надо ради карьеры Макбета развлечь гостей — она будет показывать фокусы, если надо кого-то убить — рассердится и убьет. И с ума она сходит не от угрызений совести, а от того, что ничего у нее не получилось, что свою жизнь неистово любящей жены она прожила напрасно.